Читать книгу Эффект безмолвия - Андрей Викторович Дробот - Страница 42

«Смешон волк, благодарящий зайца, уступающего дорогу».

Журналистка смотрит на мир, фиксирует его, говорит, но не мир говорит ее устами, а говорит что-то внутреннее в ней, вроде урчания живота. Мышление человека настолько фантастично, что сложно найти литературу, посвященную реальному анализу реальности. В каждой книге, каждой газете, каждой телепередаче – субъективность и фантастика. И даже видимая и ощущаемая реальность порой напоминает диковинный фарс.

– Мы перечитывали твою книгу не один раз, а как смеялись,… – говорил Алику Лизадков, заместитель Хамовского, растягивая углы рта в улыбку, будто на его затылке, спрятавшись в волосах, сидел мускулистый гномик и со всей силы тянул невидимые канатики, привязанные за мимические мышцы. Смеха в его глазах не было, напротив, во всех движениях угадывалось желание плюхнуться животом на стол, отделяющий его от Алика, и схватить его, Алика, за горло и душить, душить, душить.

– …кое-кто обиделся, – продолжал Лизадков, – а я нет. Вот Бредятин на тебя сильное зло затаил за то, что ты его жену так… А по мне: ты нас всех обессмертил. Только прошу в следующей книге, дай мне другую фамилию.

– Тут каждый сам себя узнает. Не про вас это, – ответил Алик, понимая, что его могут записывать. – Вот в Хамовском как бы глава себя не признал.

– А что тут обижаться? Фамилия точно попала, – дружелюбно продолжал Лизадков. – Хамовский, он Хамовский и есть. Многим в администрации твоя книга понравилась. Они даже называют некоторых именами из твоей книжки.

Чрезмерно развеселился Лизадков, словно его отпустила большая незримая пиявка, что сосала и сосала где-то в районе сердца, да вдруг насосавшись отпала.

– Коли книга имеет успех, может Хамовскому купить ее для библиотек города? – спросил Алик, вкладывая в слова самые наивные интонации.

Лизадков на мгновенье остолбенел, и мускулистый гномик на его затылке отпустил невидимые канатики.

– Ты уже продал триста-четыреста книг и продавай дальше, – едко сказал он и зло взглянул.

«По моей реакции, хочет узнать объем продаж», – понял Алик…

Эта ситуация весело со стороны. На самом деле надеть на властьимущих маленького нефтяного города клоунские маски, раскрыть их маленькие тайны управления и самое главное – мотивы, причем сделать это не с иллюзорными героями, а с вполне конкретными, с которыми приходится работать, которым необходимо подчиняться – это предприятие для самоубийц.

Прощения не будет, расправу не угадаешь, а если клоунские маски еще и получились талантливо, так что даже купленный судья маленького нефтяного города не сможет навесить на автора судимость, например, за оскорбление чести и достоинства, то книга, которую уже не сожжешь и не выбросишь, которая стала частью истории маленького нефтяного города и даже всей России, всегда напомнит о прошлом.

«А что он хотел? – спросит читатель. – Власть критиковать и чтобы его не трогали?».

Конечно, хотел. Красиво выполненная работа, реальная жизнь, перерожденная в искусство, портрет общества маленького нефтяного города, портрет, выполненный искренне и натурально – разве это достойно наказания, а не высшей похвалы?

***

Через некоторое время Алик встретился с Лизадковым в кабинете Хамовского.

Он сел напротив Алика, исполненный спокойной услужливости и готовности к решению любых задач. Это умение Лизадкова всем своим обликом: всеми его складками и кусочками демонстрировать подчинение – поражало и восхищало Алика.

«Потому он и пережил трех глав города и остался при должности», – понял Алик.

– Вот Лизадкова ты обидел в книжке, – укорил Хамовский, как бы случайно.

Лизадков вывел подбородком фигуру, в которой читалось, что он – Лизадков – хотя и обижен, но пережил, и вновь полон достоинства и рвения исполнять приказы главы маленького нефтяного города.

Алик не стал отвечать, он глянул на Хамовского с немым вопросом: «Ну и что дальше? По отношению к взрослому мужику слово «обидел» звучит смешно, а, учитывая то, что вы делали со мной раньше, высмеивая в городской газете, называя на весь город Роботом, так и вовсе придурковато».

Хамовский демонстративно небрежно бросил Алику заявление с его просьбой о покупке книг и слова:

– Думаю это лишнее…

А еще чуть позднее в кабинете Хамовского состоялся другой разговор.

– Заварил твой ставленник кашу! – наседал Хамовский на Квашнякова. – Зачем ему это? С чего он храбрый стал?

– У него в Москве в Союзе журналистов России большая поддержка. Это я точно знаю, – уверенно произнес Квашняков.

– И насколько мощная? – спросил Хамовский.

– Он может добыть награды любого уровня, – ответил Квашняков. – Кто-то из секретарей Союза его большой друг. Никак не ниже. А может и сам председатель! Он потому и книжку выпустил, что там у него поддержка.

– Получается, его лучше не трогать? – огорченно спросил Хамовский.

– Надо пустить слух, что книга – ваш собственный заказ, а Алик – исполнитель, готовый высмеять любого из вашего окружения – ваш цепной пес, – ответил Квашняков.

– Но в книге он и на меня покусился, – напомнил Хамовский.

– Да это странный заказ, – согласился Квашняков. – Но вы снискали все почести, какие до вас не добывал никто в этом маленьком нефтяном городе. Вы писатель, лауреат писательских конкурсов, доктор наук – разве ваши замыслы можно постичь? Разве ваши пути могут быть исповедимы? Пусть люди строят догадки.

– Хорошо, – согласился Хамовский. – Пусть остается на должности.

– Вам даже не надо его ругать и напоминать о книге, – сказал Квашняков. – Всякий, видя Алика живым и здоровым, будет думать: «сплелся с главой, хитрец», а убрав его с должности, мы возвысим книгу. Его надо убирать, когда о книге забудут…

С этого момента по городу поползли слухи, что в книге Алика много ошибок, что она не правдива и не стоит внимания.

– Это все неправда, что ты написал, – сказал при встрече поэт, похожий на бомжа, Конепейкин, которого Алик уважал за искренность и увлекательность поэтической строки. – Я с Хамовским давно общаюсь, и многое у тебя не сходится.

Не поддержали Алика и другие поэты маленького нефтяного города, а бывший учитель литературы Фаллошаст, с которым Алик делал в свое время интервью, и вовсе плюнул:

– Если вы писали Алика с себя, то вы не очень хороший человек…