Читать книгу Весы Правосудия Божиего. Книга вторая - Андрис Юрьевич Лочмелис - Страница 11

Всему есть начало и обязательно будет конец, то не мудрость вовсе, а ведь, бесспорно, печальная истина жизни.

Так и наш герой Гарри, трудясь на иранской кухне в Лондоне, прекрасно понимал, что рано или поздно, но с места этого он, конечно же, сдвинется, хотя казалось, как будто чуть ли не тут и родился, среди кастрюль, овощей и с завязанным передником да колпаком повара на голове.

Три года миновали как один день, он кое-что собрал за это время в своей «Нескафе» банке под кухонным столом, держать сбережения тут было, по ходу, безопасней, все-таки сигнализация ночью, да и вообще сам он тут практически жил. Ну мало ли, по четырнадцать часов в сутки стругал то грибы, то чипсы.

Теперь уже после трех лет опыта работа чуть ли не сама исполнялась, попросту образ жизни, да и все.

Невероятно, но даже про женщин как-то само по себе позабылось, а он их почти и не видел, постоянно будучи на кухне, домой приходя поздно ночью, переспал – и снова на работу, что-то вроде монаха. «Надо же, и это я, у кого сразу аж по три любовницы бывало».

Гарри перебирал мысли, сидя на своем кресле вечером как раз за неделю до Рождества, когда город уже зажег праздничные огни всех цветов радуги, елки, коробки с подарками, счастливые лица тут и там…

Ветром перемен повеяло, он, сам себе усмехнувшись, плеснул порцию старого «Грант» виски и, поздоровавшись со своим отражением в окне, что, покрытое струйками нескончаемого лондонского дождя, призрачно отражало его невеселый фас. Отхлебнув немного напитка, он долго гонял его по полости рта, не спеша дегустируя вкус и задумываясь о том, что вроде надо бы как-то менять свою унылую жизнь.

Тут же отвечая себе: «А какого черта, и можешь ли ты ее изменить, ведь фальшивый паспорт – и тот давненько как недействителен по признаку истечения разрешения пребывания в Королевстве, виза была всего-то на три месяца, а почти четыре года уже проскочили аж вот прям молнией».

Годы проскочили, но в его ситуации ничего не изменилось.

Знать бы прикуп, жил бы в Сочи, вот, братцы, что однажды выдал некто из великих юмористов.

Свет он не включал никогда, да и зачем, его каморку достаточно хорошо освещал уличный фонарь, не смотрел телевизор, без надобности знать новости, когда не живешь, а существуешь.

Достаточно долго просидев в своем кресле с выставленными на подоконник ногами, он собрался уж встать, чтобы размять кости, как пожарная машина, завывая сиреной, проскочила мимо и тут же стала тормозить.

«Наверно, где-то елочку подпалили, вот тебе и Рождество Христово».

На квартале началась оживленная возня.

Забегали пожарники, и пара-тройка зевак появились на противоположной стороне улицы.

Гарри приоткрыл окно и тут же понял, что горит иранская харчевня, что как раз на углу в конце улочки.

«Ну черт возьми, вот же баран, там ведь все фунты за три года лежат», – он прыгнул в обувь и, не прихватив даже зонт, выскочил на улицу.

Куда там, было как минимум на полчаса поздно.

Вот так вот, пожар начался из кухни, конечно, проводочка электрическая старенькая была, а холодильников да плит-то хоть отбавляй.

В общем, анализировать тут было нечего, сгорело добришко, и ветер пепелище развеял по кварталу, как будто и не было «Нескафе» банки, набитой фунтами стерлингов, заработанными за три года беспорочного шинкования овощей и мешания теста для пицц по четырнадцать часиков в сутки.

Глянув на пепелище, Гарри, словно освободившись от груза рабства, пошел обратно в свою квартирку, чтобы завалиться на боковую да выспаться раз по-человечьи, завтра уж точно выходной, и надо подумать, как же начинать ту новую жизнь, что неожиданно пришла сама собой. Свободен от изнуряющей работы и бремени денег, накопленных адским трудом… свободен, да и то хорошо.

Вот так, ну надо же, и стоило всего-то задуматься о переменах, как взяло, да и свершилось.

«Значит, что-то вроде сигнала интуиции все ж таки у меня было перед пожаром, пошел бы да забрал свою кофейную банку домой, черт возьми, там, если посчитать, немало было напихано, за три с лишним-то года».

Тысяч двадцать пять, по ходу, собралось, что он тратил, так это пару сотен в месяц за апартамент-то, и всего, питался на работе, десятку-другую на выпивку по понедельникам да бутылку виски раз в месяц покупал, пару джинсов в год, да к черту все эти пересчеты, все равно ничего не вернуть.

Дома наскреб по сусекам сто двадцать фунтов монетами из кувшина, куда все годы бросал мелочь из карманов, по понедельникам вернувшись домой после выходного, в центр он давно уже не ездил, а буквально через улицу ходил посидеть в баре за кружкой пива да пару партий шаров бильярда погонять со случайным соперником.

«В кого я превратился, стоя на кухне», – он вдруг понял, что оброс слоем жирочка, не так чтоб висело, но уже не рельефный молодец, что был раньше, и это всего-то в тридцать три от роду, в возрасте Христовом.

«Ну вот, теперь-то точно высохну как осенний лист, жизнь меняется».

С утра рано к нему неожиданно завалился полупьяный Фарук – хозяин сгоревшей лавки, он не сетовал, что вот, мол, все сгорело, а наоборот, был навеселе, мол, хватит тут сохнуть. Надо переезжать вглубь Англии, там покруче место можно снять за бесценок, а за сгоревшее имущество страховку не сегодня, так завтра выплатят, и не малую, так что все, что делается, все к лучшему.

– Слышь, Гарри, я у тебя своего пса оставлю, ну Кару нашего, вы же старые приятели, пусть у тебя поживет с недельку, а то мы с семьей на самом деле в Йорк собрались, а животное только намучается с нами в путешествии. Присмотрю там пару местечек подходящих, у моих земляков есть варианты, и как что найду, так сразу вернусь за вещичками. Ты не горюй, заберу и твою бродячую душу, конечно, если ты сам этого захочешь, или, может, желаешь уже свое дело открыть, ведь подсобрал-то деньжат за три года?

– Да нет, брат, я лучше в поварах еще похожу, так мне проще живется, да и в бизнесе я не очень-то разбираюсь… для меня проще работать на кухне, так вот давай-ка будем всяк делать то, что каждый из нас лучше умеет, ты шеф, я повар, и дело с концом.

«Знал бы ты, приятель, с кем дело имеешь, во-первых, нелегал, практически без документов, которому не то что дело свое открыть, а вообще тут находиться-то права не имеется, да еще и денежки сгорели, то ли ты сам их подрезал, как знать, да чего уж там, все в руках Господних».

Но вслух, конечно, он этого не произнес, попросту промолчав, пусть лучше он думает, что имеет дело с недалеким чудаком, чем с бывалым и сверхтертым пройдохой, чья биография заставила бы задуматься иранца, а стоит ли вообще иметь дело с этим особого склада судьбы и неординарного ума русским медведем…

– Так что, будем и дальше вместе кашеварить, что по мне, так я вполне доволен тобою как шефом.

– Как знаешь, я бы вместо тебя сам снял бы некую забегаловку, но раз уж не желаешь, работай на меня дальше, я тоже тобой вполне доволен, у каждого своя голова на плечах и место в жизни.

– Ну вот и договорились, заберешь с собой – поеду. А почему бы и нет.

– Заметано, так что давай зайду завтра, пса приведу с утречка, окей?

«Ну конечно, окей, а что, поеду и я с ним, все же человек он нормальный, да, блин, за три года проблем не было, а то, что сгорели сбережения, то ведь не он виноват, хотя, может, и он, ведь проводочку-то надо было поменять заблаговременно.

Ладно, после драки, дескать, кулаками не машут. А может ведь быть, что иранец чисто случайно его «Нескафе» банку нашел, скрал и кухоньку подпалил, вон заодно и страховочку получит.

Да нет, этот человек на такое не был способен, и зачем ему поджигать свою харчевню, ведь риск быть заподозренным в поджоге остается, и еще дело не то чтобы процветало, что там может особо процветать в деле такого рода, как харчевня в спальном районе, но все-таки доход был стабильно постоянный, так что нормальный человек не стал бы сам свою жизнь разрушать ради пары десятков тысяч фунтов стерлингов, хотя чужая душа ведь потемки».

Поутру рано привел Фарук своего пса, оставил мешок бисквитов и целый пакет банок собачьих консервов.

– Ну, не скучайте, вам вдвоем будет веселей, а я метнусь на разведку, пару дней, ну, может, как максимум неделю.

Так у Гарри появился приятель, с кем надо было гулять по два раза в день, а поскольку делать было нечего, то они с утра как выходили с псом, так до вечера и гуляли по паркам.

Собачее обоняние тибетского терьера уже давно к нему привязалось по той простой причине, что он ведь на кухне его хозяина работал, так вот, у этого большого русского добряка кусок ветчины всегда был под рукой.

– Ну что, собачий, в какой парк сегодня мы отправимся?

Пес, как будто и на самом деле понимая, вилял своим хвостом, чуть ли не теряя рассудок от счастья, ну какому кобелю гулять не нравится, а тем более в парках, где полно красавиц бегает, да еще и разных мастей.

Знакомство на каждом шагу, так они и отбегали почти неделю, но ни пес, ни его спутник так и не нашли себе достойных подруг. Ну что же, бывают и такие периоды в жизни кобелиной, когда попросту ну ни одна сучка не клюет, да и все тут, как хвостом ни виляй и какие слюни ни пускай, блин…

Иранец приехал с веселой вестью, нашел новое место и даже оформил документы на длительную аренду приличного заведения, так что работа была обеспечена для Гарри аж до пенсии, если только он сам согласен на это.

– Кухня, поверь на слово, по сравнению со старой, что сгорела, раза в четыре больше и машинами набита, так что картошку чистить уже не будешь и чипсы тоже нарежутся сами, тестомешалка, прокатка, а какая печь, Гарри, это будет твое царство, и жилье там же на верхнем этаже.

– Судя по твоему рассказу, Фарук, мы уезжаем на другую планету?

– И надо сказать, что по сравнению с Лондоном, это рай.

– Ну прямо в рай-то спешить пока что не стоит, нам и тут ничего как нравится, но раз уж там такие чудесные условия, то давай грузиться и едем.

Несомненно, он был согласен, но когда собрались, то в машине, конечно же, не осталось места для большого человека, да еще и с вещами.

Поскольку иранцев уже и так было четверо, сам с женой, двое подростков-детей плюс пес еще в придачу.

Гарри вызвался доехать до места автобусом, но иранец отклонил его идею.

Масса вещей, загрузили в багажник, даже на крышу, ну и «опелек» практически сидел на мостах.

– Слышь, Гарри, ну сам видишь, просто некуда тебя запихнуть, но ты не горюй и автобусом тоже не мучайся, все же багаж имеешь, да и вообще ведь через пару дней я вернусь еще раз, надо забрать остальные вещички, разобраться со страховкой, и тогда-то мы и поедем вдвоем, тебе-то какая разница, этим рейсом поехать или следующим.

– Да что ты, брат, я тут перекантуюсь, без проблем, поезжайте вы с семьей, а как буду нужен, то позвони, и я сяду на автобус в тот же день.

– Ведь вещи остаются, мне по-любому надо еще раз метнуться. Тут часа четыре езды как максимум, не беспокойся, я, может быть, даже завтра вернусь.

Они особо-то и не прощались, чего там, до завтра… послезавтра.

Пришло завтра и послезавтра, имея телефон иранца, Гарри мог бы и позвонить, но чего названивать, раз человек сам не желает общаться.

Странно все же казалось, ведь они практически и жили все вместе эти годы, дети и супруга Фарука-иранца его принимали за близкого человека, да с самим хозяином они и вовсе вроде как побратались, а у этих людей с востока такие дела как братство – серьезно почитаются.

Особо он бы и не напрягался, ну уехал человек, решил новую жизнь начать, так ну и пусть, но почему бы не позвонить и объясниться, ведь ожидая своего благодетеля, у него уже кончились и последние пенсы.

В конце концов Гарри решил отбросить скромность и на третье сутки все-таки набрал номер, но абонент был недоступен.

Вторая и третья попытки дозвониться не принесли результата. «Да ну его», – Гарри, махнув рукой на странный поступок «побратима», борясь со странным осадком на душе, то ли кинули, то ли беда с человеком стряслась, он подпоясался и пошел искать хоть какую-то работу, а то ведь в холодильнике не стало уже почти ничего.

На общественный транспорт денег не было, да и куда же ехать, по сути, надо идти пешком и спрашивать везде и всюду за шанс заработать любым путем, ибо голод не брат.

С утречка собравшись, он побрел по ресторанам, харчевням и прочим заведениям общественного питания, но, похоже, черная линия в этот раз попалась шире, чем обычно.

Несмотря на солидный опыт кухонной работы и на самом деле уже хороший английский, в эти послерождественские дни его шансы были равны нулю.

На стройках спрашивали за национальный страховой номер, а этого чудо-номера у него попросту быть не могло, ну, значит, и шансы работу легальную найти равнялись не то что почти, а прямо нулю.

Пошли уже третьи сутки с тех пор, как он просрочил арендную плату за квартиру, и в случае нерешения вопроса по поводу заработка буквально через четыре дня, а то есть как раз на новогоднюю ночь, ему именем договора по найму пришлось бы покинуть апартамент и спать на улице. В случае отказа выйти вон из неоплаченной квартиры хозяин вправе вызвать стражей порядка, и тогда проверки документов не избежать, а это конец странствиям, и вообще лучше уж ему самому предпринять некие меры, перед тем как на пороге окажется констебль.

Альтернативный вариант был нисколько не более привлекателен, а то есть, не дожидаясь прихода хозяина с полицейским, добровольно покинуть квартиру, не ропща стать бомжом и пойти да пристроиться где-то под мостом, ибо в те зимние месяцы дождь в старой доброй Англии практически не прекращался.

Разумеется, что бомжевание лишь продлило бы агонию на какое-то время, жилами скрипя, оттянув развязку драматического сценария, но также не сулило лучшего окончания скитаний, а получилась бы пьеса в пяти действиях с исчерпывающими названиями отдельных сцен примерно такого вот рода, как «Бронька Климов, он же Гарри Блейд… нашелся», «Бродяга международного класса… или?», «Позорное фиаско авантюриста», «Не суйся в воду, не зная броду», трогательная сцена «Возвращение блудного сына», а также последняя и самая печальная часть драматической истории «Под крышей родного казенного дома», да до полной сцены сей трагикомедии эпилог с досадным, но тем не менее прозаичным названием «Бери ношу по плечу, а то никто не узнает, где могилка твоя…»

Ведь дураку – и то понятно: будешь вести бродячий образ жизни, так, конечно же, что рано или поздно полиция потребует документы, и как же их не спросить у бомжующего мужчины с нескрываемыми приметами атлетического тела отставного морпеха. Столь подозрительного типа разоблачили бы в несколько минут, приняв для проверки Скотленд-Ярдом, а в его хоть и не далеко идущие планы, но такой исход текущего дела входить ну попросту не мог.

Так что любыми путями, если он хотел остаться вольным орлом, надо было срочнейшим образом искать третий, то есть положительный вариант выхода из сей более чем курьезной ситуации, иначе можно готовить петлю, ибо чего же самому тянуть свою же агонию…

Ранним утром четверга, когда до прихода хозяина квартиры оставалось всего-то два дня, измучившись размышлениями такого вот рода, бессонницей и голодом, он пошел еще раз прошмонать кухню в надежде найти там хотя бы какой-нибудь пакетик чаю, что ли.

Перерыв все шкафчики, шуфлядки и полки, он наткнулся на банку консервов и, не задумываясь о том, что делает, машинально сорвал крышку, привычным движением достав из шуфлядки, и, вооружившись столовой ложкой, зачерпнул из содержимого конкретную дозу данного продукта, занес полную ложку продукта в полость рта и не спеша стал пережевывать эту немного странную массу, состоящую из кусков субстанции, очень похожей на довольно жесткого, как бы резинового мяса вперемешку с неким соусом в состоянии желе и одним из представителей великого семейства бобовых культур вдогонку.

Не так-то и плох на первый взгляд казался продукт, но, жуя, разглядел еще раз наклейку на борту жестяной банки с изображением «улыбающегося» на все тридцать два клыка бордер-колли, старейшей породы пастушьих собак и гордости англо-шотландских овцеводов.

Перед тем как проглотить данный продукт, переварив информацию с данной наклейки, он задумался о том, что пока еще себя все-таки считает человеком.

А посему спокойно, без особого отвращения, но и не сожалея о не принятых собачьих витаминах, Гарри выплюнул сей редкий деликатес в мусорный бак и, с презрением глядя на свое отражение в протертом временем зеркальце, закрепленном над мизерной по своим размерам раковиной умывальника, пару минут тщательно чистил зубы, вспоминая ту бесспорно народную мудрость, в которой говорится о том, что, дескать, волка ноги кормят…

И пусть я буду проклят, если это не так, а как нам уже известно, то народные мудрости – они безошибочно правы, так вот, подбодренный именно верой в эту элементарную доктрину, он побрился, надел свой лучший гардеробчик, состоящий из джинсов, подпоясанных все тем же ремнем, что дарила ему сестра на освобождение из тюрьмы еще в девяносто четвертом году, натурально шерстяного водолазного свитера ручной работы его же жены Инны, редкой мастерицы вязального искусства, кожаного плаща, что ему посоветовала купить еще та самая королева «Уральских пельменей» в Екатеринбурге с присказкой, мол, ты должен выглядеть лучше, чем отставной прапорщик: кто бредет без цента в кармане, на ноги обул пару ну очень серьезных горных ботинок, в которых, наверно, можно было бы обойти весь земной шар, что он, кстати, и продолжал неустанно делать, и, сам себе подмигнув в то самое старое зеркальце, вышел на улицу просыпающегося мегаполиса Туманного Альбиона, седого и весьма уважаемого в целом мире старого доброго Лондона.

«Если в этом городе нету всего того, что мне нужно, то один из нас не стоит и ломаного цента, и черт возьми меня, в таком случае со всеми моими тупыми мозгами… ну надо же хранить свои кровные гроши на чужой кухне, и не баран ли я после такого?»

На этой бодрящей ноте он двинулся к станции метро, где, легко перескочив через турникеты, оказался в трубе, по которой мчатся подземные поезда, доставляя законопослушных граждан, и без разбора, даже таких как он, выскочивших из колеи жизни, искателей приключений, чудаков к местам их боевой славы.

Куда ехать, он сам не ведал пока, но то, что по направлению к центру города, оно было решено точно, а там как карта ляжет, без средств на проживание вернуться он попросту не имел больше права…

Предновогоднее настроение царило везде, уже с раннего утра люди устремлялись на распродажи с новогодними скидками, так что центр Лондона был так переполнен, что и плюнуть точно было некуда.

Странно, но его внимание почему-то привязалось не к пестрым витринам многообещающих бутиков, а к тому, как рабочие электрики, забравшись на высокие столбы уличного освещения, развешивали гирлянды или их ремонтировали, что ли, как вдруг лестница одного из них, поставленная, видимо, слишком круто, отделилась от фонарного столба и, медленно миновав мертвую точку, откуда уже нету возврата обратно, пошла крениться, набирая скорость падения.

Бедолага, видимо, неопытный юноша-электрик, размахивая руками, пытался вернуть равновесие, но Гарри, заметив, что пацан это делает тщетно, мгновенно рассчитав траекторию падения, подскочил к вероятному месту приземления и успел-таки сбить в сторону явного самоубийцу, этим своим действием спасая молодого человека от натыкания тела на острые, вроде старинных копей прутья кованого ограждения искусного палисадника.

Прохожие как спешили, так и продолжали свой путь, спасенный от явной героической смерти юный электрик, прокатившись кубарем по тротуару, отделался легким испугом, а второй, видимо, главный в этом рискованном деле верхолаз, быстренько спустился и, охлопав счастливчика, уверяясь, что тот не пострадал, обратился к рослому спасителю юноши с глубочайшей благодарностью в своих карих глазах индуса.

Пока молодой как ни в чем не бывало пристраивал свою лестницу-стремянку на исходное положение, старший мастер уже деловито разговаривал со случайным спасителем о стоимости его бесценной услуги.

Наверно, врожденная скромность, не позволявшая ему перегибать палку, заставляла Гарри только разводить руками после получения пятидесятифунтовой купюры, а Рафа, на самом деле индус по национальности, старший мастер, просто показывал пустой кошелек, объясняя, что вечером ему выплатят зарплату за прошлую неделю и плюс праздничную премию вдогонку.

Тут Гарри, благо уже хорошо говорящий на английском, нашелся предложить свою помощь, с тем укоротить выполнение задания индусу в этот предпраздничный рабочий день и заодно еще и подзаработать, конечно, если это возможно.

На что незамедлительно получил положительный ответ.

Теперь мелкий самоубивец исправно подавал лампочки, а серьезные мужики их меняли в местах, где оные перегорели за те пару недель, что уже радовали глаза ночным гостям центра города.

За пару часов на данном участке работы были успешно закончены, и мужики, теперь уже серьезные друзья и коллеги по цеху, отправились за зарплатой на служебной машине электриков на Ковент-Гарден, где индус, получив немалую пачку фунтов, охотно отсчитал в пользу бюджета Гарри еще две с половиной сотни, этим отблагодарив и заодно осчастливив бедолагу, нашего героя, на новогодний вечер. Пожелав друг другу больше так не падать в новом году и обменявшись телефонами, они расстались, чтобы податься по домам и встретить новый 1999 год.

Вот что значит оказаться в нужное время…

Надо же, столько разных совпадений должно произойти, чтобы вот так вот волей судьбы быть на месте в точно ту минуту, нет, секунду, когда кто-то с высоты падает на смертоносные штыки, это, друзья мои, вовсе не случайно, Гарри ехал домой в более чем прекрасном расположении духа… а значит, еще не все потеряно, говорил он сам себе, было такое ощущение, как будто он за день заработал намного больше, чем за три года.

Той же новогодней ночью, сидя на своем излюбленном месте, в кресле у окна, ему удалось понаблюдать, как маленький паучок в декоративном изгибе между стойкой и держаком уличного фонаря сосредоточенно плел свою паутину.

Чудо-членистоногий, закрепив конец своей нити к железу и безошибочно рассчитав силу ветра, раскачиваясь, словно акробат на страховочной лонже, свисающей из-под купола цирка, пустился в свой путь, протягивая первую стропу.

Гарри замер от магии момента, на самом деле тут было на что посмотреть, ветер дул с вовсе не слабой скоростью, а искусный мастер высотных трюков как раз и использовал его силу, чтобы практически по горизонтали пересечь пространство. Закрепив им самим производимую шелковую пряжу на свой же, человеку неизвестной формулы моментальный клей, он отправлялся на следующую точку.

Маленький маэстро напряженно трудился с точностью, наверно, до человеком не исчислимой доли йоктоньютона, натягивая каким-то мистическим образом производимую в его крошечном теле нескончаемую супертонкую, но ведь же относительно своему поперечному сечению исключительно крепкую нить.

Провозившись почти час, чудо-мастер-гуру текстильного дела по окончании строительства своего шедевра затаился в домике, что также сам сплел за считанные минуты в укромном углу из той же пряжи, и, запрятавшись внутрь, невзирая на прохладный ветер, терпеливо ждал последнюю свою жертву в этом году, стало быть, подарок природы на Новый год…

Шансы на удачу у него, наверно, уж не были велики, а посему Гарри, тщательно осмотрев свою комнату, все же увидел, поймал единственную муху и, лишив ее возможности летать, решил вмешаться в течение природного равнодушия и, открыв окно, бросил лакомый кусок угощения в сеть паучка.

Во мгновение ока еще живая жертва была усыплена ядовитым укусом членистоногого охотника, затем укутана паутиной и занесена в домик, что, судя по размерам, и был построен как раз на двоих, этой еды пауку должно было хватить уж, наверно, надолго, ведь он был всего-то на миллиметр побольше добычи.

Спустя еще несколько минут вход в домик был заплетен, похоже, что паучок, запасшись провизией, закрылся в своем коконе на зимнюю спячку. Ведь на холоде его гидравлические ножки застывают, и двигаться не представляется возможным, до тех пор пока солнышко снова не нагреет атмосферу до нужной температуры.

Вот надо же, сколько чудес все еще есть на нашей планете.

И после такого кто скажет, что нету Господа Бога?