Читать книгу Явления ночи пред ваши очи. Сборник фельетонов - Анна Голицына - Страница 4
Ссора в УЛЬЕ
ОглавлениеВы вообще не подумайте, что это рассказ для энтомологов – УЛЕЙ. УЛЕЙ – это политическая партия. Расшифровывается просто и незатейливо: у левых единство! Что-то вроде противопоставления всем правым и центристам, да ещё с желанием доказать, что левые-то едины! Однако, длинное название не проходило, а короткое УЛЕ – звучало как-то очень уж по-фински и сразу вспоминалась стодневная война, одним словом, стоит ли связываться с финнами? Кто их знает, этих грозных скандинавов.
Партия была старая, жила ещё со времен Советского союза, интерес к ней постепенно пропадал, потому что «красные» уже стали как-то не популярны, радикализм их стух за годы попыток сделать свою игрушечную революцию, в общем, на момент действия рассказа партия влачила жалкое существование в стенах мрачного дома, оснащалась компьютером, который современные школьники приняли бы за раритет. Но задор остался… Ведь хотелось ещё чихнуть в сторону этих центристов, как черепаха Морла, чтобы мало им не показалось! На качественный чих нужны были деньги, а денег в УЛЬЕ не было.
И вот встретились на свою беду два политтехнолога партии. Один со стажем в 10 лет. Святослав – мужчина, лицо которого отразило, как следы борьбы с идеологическими соперниками, так и с алкоголем, но в стальных глазах ещё сверкал огонек несгибаемого под тяжестью капитализма революционера, и помятый прикид только говорил в его пользу. Он просто хронически не успевал, борясь с противниками, привести себя в порядок.
Валентин – стаж работы 4 года. Дешёвый, но отутюженный костюм, галстук, рубашка, взгляд мартовского кота, которому откажут все кошки, о чём ему хорошо известно заранее, потому в основном смотрит в сторону или в пол. Улыбка робкая, такая зарождающаяся на губах, но так и не переходящая в настоящую улыбку уверенного в себе человека. Святослав с презрением смотрел на Валентина.
– Вы обещали митинг, на котором будет весь город. Пришли две старушки и трое полицейских. Я организовывал многотысячные стачки, неужели у нас настолько плохо с организацией работы, что вы не могли привести хотя бы весь пансионат престарелых?
– Я понимаю. Извините. У вас тогда была другая финансовая ситуация. Сейчас в УЛЬЕ бюджет…
– Чтобы сделать митинг, бюджет не нужен. Нужно уметь заставлять людей думать, будто они сами хотели прийти, а ходить по микрокрайонам, и заводить беседы на скамейках со старушками – это не методы нашей партии, политтехнологом которой вы являетесь.
Валентин молчал. Он осознавал свой провал, но он не видел своей вины. Причём, возможно, впервые в жизни. Обычная его роль «шестёрки» партии ему уже приелась, а тут на него насел старший товарищ, да ещё и так зло его обвинял. Но с Валентином что-то происходило. Видимо это был момент перерождения «шестёрки» в политика, готового спихнуть стареющего коллегу. Такие моменты бывают у всех, вопрос доходят ли они до логического завершения…
– Знаете, Святослав, – Валентин прочистил горло, набираясь петушиной смелости перед боем, – вы вообще меня не цените. Ваши заслуги шестилетней давности уже не интересны. Вы заметили, что я обладаю пунктуальностью, точностью в выполнении намерений партии, а вы в свою очередь уже четыре года пытаетесь представить меня в кабинете министров, и вам всё что-то мешает. Хорошо, я всё понимаю. Коллеги отказались, всё остальное стало не актуально и все прочие мотивы. Но в русском языке есть слово из трёх букв – «нет». Вот это слово я бы услышал с большей радостью, нежели ссылки на вечную занятость, совещания и т. д. Оставьте это для кого-нибудь другого. Я чётко знаю, что, если не хочется говорить «нет», то начинаются совещания, заседания, у некоторых рождаются дети и умирают бабушки, только не это короткое слово.
– Если Вы решили, что и мне, и ребятам в Кабмине нефиг больше делать, как развлекать Вас, поищите других клоунов. Если вы устали работать, десять раз могли сказать – хватит. Вас тут силой не держат. Политика – не детский сад. Министрами стали те, кто сам увидел проблемы и сам ищет их решения, поэтому они должны пахать. А вы там, кем хотели быть? Министром по информационным технологиям? Думаете, ваша основная работа по созданию POS-терминалов даёт вам такой офигительный опыт в IT-сфере?
– То есть Вы всё же говорите «нет», но другими словами? – Валентин уже входил во вкус, но Святослав весь покраснел, глаза его превратились в щёлки, а это говорило только об одном: у него начинался приступ желчного гнева, что могло быть опасно.
– Насчёт «нет» – я словами не бросаюсь, и это хорошо знают все политики и не только политики в Латвии. Хотите диктовать условия сотрудничества – отвечаю «нет». Будете пытаться давить – просто не будем работать вместе никогда. А когда я говорю «никогда» – это следует понимать буквально.
– Какие политики? Позвольте? Вы же уже сколько лет в тени, думаете о ваших заслугах ещё помнят? Кроме бесконечных судебных тяжб вы больше в прессе и не появляетесь, – Валентин знал, что идёт против металлиста и рокера, и некогда спортсмена, но он хотел, безумно хотел переродиться, стать большим человеком, а для этого надо было прежде всего доказать вот этому вот коллеге, что и он кое-чего стоит.
– Я неоднократно посылал к чёрту и вживую, и по телефону очень многих, сопредседателя нашей партии, и формально моего работодателя. И знаете, во-первых, все туда и шли, куда я их посылал. Вы поняли, о чём я? А во-вторых, мы таки работаем вместе. Так что мне глубоко начхать на ваше непочтение к моим заслугам – сам такой, и покруче вас. Так что если вас гнетёт комплекс неполноценности – обратитесь в ООН и не тратьте ни своё, ни моё время. Я не психотерапевт. Время, которое я потратил на этот разговор, между прочим, отнято у пенсионера, ждущего за дверью, чтобы обратиться к нашему юристу за бесплатной помощью, которую предоставляет наша партия… А юрист сидит, и пошевелиться не смеет!
Так они и стояли друг напротив друга, оба маленькие, мало кому известные, но один так хотел подняться, а второй не мог, просто не мог расстаться со своими амбициями, старыми заслугами, потерей хоть сколько-то в самомнении, ведь эта маленькая вошь, даже не вошь, а гнида метила обойти 10 лет пахоты, чтобы рвануть в министерское кресло. Стартануть прямо и сразу, сесть на зарплату, и забыть о собратьях по УЛЕЮ навсегда.
А вот этого не дадим. О собратьях надо помнить! И тяжёлая рука Святослава поднялась, но тут у программиста по образованию Валентина сработала некая программа самозащиты, и он рванул к юристу, давно трясущемуся мелкой дрожью. Святослав настигал. Юрист прятался под сумкой от ноута, Валентин был по одну сторону стула, Святослав по другую. Один делал выпады, второй пытался увернуться, однако сзади было окно. И Валентин оказался между двух огней – возможностью пробить брешь в бюджете партии и увековечить себя фингалом. Он лихорадочно соображал – фингал-пресса-скандал. Разбитое окно – скандал, ещё скандал, нет, этого он точно не выдержит. И Валентин решился на контрмеры – он скользнул под стол к юристу, который хотел бы думать, что его тут нет. Собственно, Святослав следующим делом отволок юриста вместе с сумкой к стене и начал вытягивать противника из убежища. И вот в этот самый момент, кто-то кашлянул. Это была пенсионерка.
– Простите, я только хотела юридическую помощь получить, у меня ведь тоже так было. Знаете, зять, и его друг как-то подрались. Теперь никто не помнит из-за чего, но все хотят судиться. Скажите, а что делать, чтобы они не судились, а чтобы как люди сели и поговорили? Разве так нельзя? Я вот смотрю на вас и понимаю, что нельзя.
Пенсионерка вздохнула, глядя на обезоруженного Святослава, все ещё сжимающего в руке гигантский степлер, и на Валентина, прячущегося за бессознательным юристом, развернулась, и покинула помещение партии «УЛЕЙ»…
Так партия потеряла еще один голос на выборах.
Май 2010 года