Читать книгу Тайна Медонского леса - Анри Шадрилье - Страница 10

Молодой Нанжери был слишком неопытен, чтобы не попасться в ловко расставленные сети Викарио Пильвейра. Испанец искал сближения со своим новым знакомым и, конечно, должен был добиться своего. Сближение началось с завтрака, за которым Нанжери передал деньги Викарио. Не желая оставаться в долгу, испанец через два дня поспешил ответить таким же роскошным завтраком. Были приглашены и дамы. Нанжери приударил за одной из них. Она оказалась подругой красавицы, которую посещал Пильвейра. Это обстоятельство еще больше сблизило новых приятелей.

Нанжери так щедро расплачивался, так сорил деньгами, знакомясь с Парижем и его соблазнами, а Викарио был таким веселым, занимательным собеседником, знакомил своего нового приятеля с такими приятными молодыми людьми, умел так разнообразить его удовольствия, что время летело быстро и незаметно. Новообретенный друг выжидал только благоприятного случая, чтобы ощипать птенца, так кстати подвернувшегося под его ловкую, умелую руку.

Прошло две недели. Однажды утром Нанжери заехал к своему приятелю.

– Я сегодня же должен уехать из Парижа! – объявил он испанцу с сожалением.

– Как! Так неожиданно…

– Я получил телеграмму от отца.

– О! Значит, что-нибудь серьезное?

– Мне еще не известно, в чем дело, но отец вызывает меня немедленно, и я не смею ослушаться его.

– Вы уедете, конечно, ненадолго?

– Постараюсь вернуться при первой же возможности. Но у меня есть к вам маленькая просьба, месье Пильвейра.

– Сделайте одолжение, готов служить вам чем могу.

– Я боюсь, как бы отец не задержал меня дольше, чем следует, – как ни хорош замок Нанжери, он никогда не сравнится с веселыми парижскими бульварами.

– Понимаю вас, друг мой, прекрасно понимаю…

– Я сумею избавиться от непрошеных забот и попечений моего достойного родителя. Скажу ему, что, получив телеграмму, я собрался в дорогу в тот же день, не успев ни о чем распорядиться, не захватив ничего с собой, и потому мне необходимо вернуться в Париж как можно скорее, что у меня, наконец, есть дела, требующие моего присутствия. Я действительно не беру ничего с собой.

– Но чем я могу быть вам полезен?

– Я прошу вас, любезнейший Викарио, взять к себе на время моего Жана. Он малый услужливый, расторопный, но еще слишком молод, и я боюсь оставлять его одного.

– Ну конечно, я с удовольствием возьму его к себе. Жалею только, что не могу оказать вам какой-нибудь более важной услуги.

– Для меня это очень большая услуга, потому что я дорожу Жаном и хотел бы удержать его при себе. – И Нанжери крепко пожал руку приятеля.

Уже выходя на лестницу, он прибавил:

– Ах! Я забыл попросить вас о том, чтобы вы позволяли Жану наведываться каждое утро в мой отель – на всякий случай. Времени у него на это будет уходить не много, несколько минут.

Мог ли Викарио, даром получив слугу, отказать приятелю в таком пустяке? В тот же день Жан переселился в квартиру испанца. Нанжери уехал к отцу. Во всем Париже не нашлось бы более расторопного, более услужливого лакея. Викарио, разбогатевший после бегов в Венсене, всерьез подумывал о том, как удержать Жана у себя и после возвращения Нанжери. Раза два он даже намекнул об этом самому Жану, и тот, по-видимому, был не прочь навсегда перейти к новому хозяину, правда, слуга заметил, что невозможно постоянно жить в гостинице. Это наивное замечание вызвало у Викарио одобрительную улыбку.

– Погоди! Устроимся и мы не хуже других, – лукаво подмигнул он сметливому парню.

И действительно, дня через три Викарио Пильвейра переехал в прелестную квартиру. Изысканное убранство комнат, жардиньерки[5], масса ненужных, но изящных безделушек служили ясным доказательством того, что прежде в этой квартире жила женщина, но густой слой пыли, лежавший на резных столиках и мягких канапе, указывал на давнишнее отсутствие хозяйки этого уютного уголка. Мягкие ковры, толстые драпировки, дорогая мебель, обитая красивой материей, – все носило на себе печать вкуса и изящества, все было безукоризненно.

В своей новой квартире Викарио принимал только Карлеваля и Буа-Репона. Являлись они к нему исключительно за деньгами. Карлеваль был покладистее: он приходил, просил крупную сумму и удалялся вполне довольный, получив всего лишь монету в сто су. Но Буа-Репон был далеко не так сговорчив. Жан, не любивший, впрочем, подслушивать, не раз слышал нешуточные споры и даже ссоры Буа-Репона с его хозяином из-за денежных расчетов. Незнакомый с нравами и обычаями парижан, молодой лакей Пильвейра не находил в этих визитах и постоянных спорах ничего особенно удивительного.

Случалось, однако, что у его господина собиралась и шумная компания. Поздно вечером, иногда уже около полуночи, Викарио приводил с собой веселое общество, и тогда в его квартире устраивались азартные игры в баккара. И мужчины, и женщины оказывались отчаянными игроками и часто просиживали за картами не только до утра, но и до следующей ночи.

Бедный Жан проклинал эти вечера, или, вернее, ночи и, как всякий добропорядочный слуга, посылал к черту и хозяина, и его гостей, потому что они не давали ему покоя. Викарио, впрочем, всегда отсылал Жана и приказывал ему ложиться спать. Но Жан, хорошо выдрессированный еще в замке Нанжери, осмеливался заметить, что услуги его могут еще понадобиться кому-нибудь из гостей и потому ему не следует уходить в свою комнату.

Была ли возможность возражать такому неутомимому, преданному слуге? Жан, конечно, оставался до конца вечера. Да и притом молодой лакей с таким любопытством следил за ходом игры, что было жаль лишать его столь невинного удовольствия. Он увлекался игрой больше самих игроков, горевал и радовался вместе с ними, с напряжением следил за выражением их лиц. Медерик, бывавший иногда на этих вечерах, однажды заметил Жану:

– Однако, любезный, ты изучаешь наши физиономии, как следственный пристав.

Бедный малый страшно сконфузился и поспешил ретироваться. Однажды утром, когда Жан подавал завтрак, Викарио спросил у него:

– Как ты думаешь, скоро ли вернется твой господин?

– Вероятно, его задержал отец, – ответил Жан.

– Но все же странно, что милейший Родриго совсем забыл о тебе, – улыбнулся Викарио.

Через двое суток после этого разговора Жан, вернувшись со своей ежедневной утренней прогулки в Гранд-отель, сказал испанцу:

– В Гранд-отеле не было никаких писем на имя моего господина, и потому я прошел в гостиницу «Сарагоса». Там мне передали письмо на ваше имя, сударь. Оно лежало там уже два или три дня.

– А-а! Это, значит, от Родриго. Напрасно я обвинял твоего хозяина.

Викарио прочел:

«Милейший месье Викарио!

Вот я и в замке Нанжери. Великолепно, роскошно, но скучно, страшно скучно. Вообразите, отец задумал женить меня! Я, конечно, протестую, борьбу веду отчаянную, но тем не менее мне придется пробыть здесь дольше, чем я предполагал. Верховая езда и охота – единственные мои развлечения, скука смертная!

По поручению отца я писал нашему поверенному месье Данфрону и воспользовался этой благоприятной возможностью, чтобы переслать письмо и вам. Если вздумаете отвечать, то адресуйте свое письмо на имя Данфрона, потому что письма моих парижских друзей перехватывают, и они до меня не доходят. Жан знает Данфрона, он отнесет ему ваше письмо. Кстати, довольны ли вы им? Привык ли он к Парижу?

До скорого свидания.

Ваш Родриго де Нанжери».

Испанец, конечно, поторопился ответить своему щедрому приятелю и, передавая письмо Жану, приказал отнести его господину Данфрону, который должен был сам переслать его в замок Нанжери.

– Ты передашь ему мой новый адрес, – прибавил Викарио и написал: «Итальянский бульвар, переулок Гласьер, квартира Сусанны Мулен».

Жан вытаращил глаза и разинул рот от удивления.

– Сусанны Мулен? – переспросил он.

– Конечно, – засмеялся испанец. – Неужели ты считал меня таким богачом? Разве я мог за два дня купить все это? Нет, любезный Жан, эту квартиру я снял у госпожи Мулен.

– И наш переулок называется переулком Гласьер? – продолжал удивленный Жан.

– Да. И что с того?

– Удивительно, что я до сих пор не знал этого! Изучил, кажется, весь Париж вдоль и поперек, а этого не знал. Вот уж верно: век живи, век учись! – пробормотал слуга.

По дороге к вышеупомянутому господину Данфрону он твердил не переставая:

– Сусанна Мулен… переулок Гласьер… Странные бывают вещи на свете! Я жил тут столько времени и ни о чем не догадывался!..