Читать книгу Стебель травы. Антология переводов поэзии и прозы - Антология, Питер Хёг - Страница 3

На сто человек

знающих все лучше

– пятьдесят два,

неуверенных в каждом шаге

– почти все остальные,

готовых помочь,

если это не продолжится долго

– до сорока девяти,

добрых всегда,

ибо не могут иначе

– четыре, ну может пять,

склонных к восхищению без зависти

– восемнадцать,

введенных в заблуждение

молодостью, которая проходит

молодостью, которая проходит

– плюс минус шестьдесят,

тех, с которыми не шутят

– сорок четыре,

живущих в постоянной тревоге

перед кем-то или чем-то

– семьдесят семь,

способных к счастью

– двадцать с чем-то, самое большее,

не опасных по одиночке,

дичающих в толпе

– свыше половины, наверное,

жестоких,

когда их вынуждают обстоятельства

– этого лучше не знать,

даже приблизительно,

умных после неудачи

– немногим больше,

чем умных перед неудачей,

ничего не берущих от жизни, кроме вещей

– тридцать,

хотя хотелось бы ошибиться,

съежившихся, изболевшихся

и без фонарика в темноте

– восемьдесят три

раньше или позже,

справедливых

– достаточно много, ибо тридцать пять,

если же эта добродетель соединяется

с усилием понимания

– три,

достойных сочувствия

– девяносто девять,

смертных

– сто из ста.

Число, которое до сих пор не поддается изменению.

Во сне

я пишу как Вермеер Дельфтский.

Я бегло говорю по-гречески

и не только с живыми.

Я веду машину,

которая мне послушна.

Я талантлива,

я сочиняю большие поэмы.

Я слышу голоса

не хуже чем серьезные святые.

Вы были бы поражены

блеску моей игры на фортепиано.

Я убегаю как должно,

то есть из самой себя.

Падая с крыши,

я умею мягко упасть в зелень.

Мне не трудно

дышать под водой.

Я не сетую:

мне удалось открыть Атлантиду.

Меня радует, что перед смертью

всегда я могу проснуться.

Тотчас же после начала войны

я поворачиваюсь на бок поудобней.

Я дитя эпохи,

но не обязана быть им.

Несколько лет тому

я видела два солнца.

А позавчера – пингвина.

Совершенно отчетливо.

Дома всегда безопасно

но сразу же за порогом

когда утром Господин Cogito

выходит на прогулку

перед ним – бездна

это не бездна Паскаля

это не бездна Достоевского

это бездна

по мерке Господина Cogito

ее особая черта

это и ни бездонность

и ни пробужденье ужаса

она следует за ним как тень

придерживает шаг перед булочной

в парке через плечо Господина Cogito

читает с ним газету

тягостная как экзема

привязчивая как собака

слишком мелкая чтобы поглотить

голову руки и ноги

быть может когда-нибудь

бездна вырастет

бездна дозреет

и станет серьезной

если бы только знать

какую пьет она воду

каким ее кормить зерном

сейчас

Господин Cogito

мог бы набрать

пару горстей песка

засыпать ее

но не делает этого

итак когда

он возвращается домой

он оставляет бездну

за порогом

старательно прикрывая ее

куском старой материи.

Господин Cogito

и чистая мысль

Господин Cogito стремится

достичь чистой мысли

хотя бы перед засыпанием

но уже само стремление носит

в себе зародыш краха

оттого-то когда он доходит

до состояния что мысль уже как вода

большая и чистая вода

у равнодушного берега

вода вдруг рябит

и волна приносит

консервные банки

полено

пучок чьих-то волос

вправду сказать Господин Cogito

не совсем без вины

он не мог оторвать

свой внутренний взор

от почтового ящика

в ноздрях его был запах моря

сверчки щекотали ухо

и он чувствовал ребрами пальцы отсутствующей

он был обычный такой как другие

меблированные мысли

кожа руки на ручке стула

след нежности

на щеке

когда-нибудь

когда-нибудь позже

когда он остынет

он достигнет состояния сатоρи

и будет как рекомендуют учители

пуст и

удивителен