Читать книгу Карельская сага. Роман о настоящей жизни - Антон Тарасов - Страница 14

– Отойдем? – на перемене к Кириллу подошел Юра и с видом затворника огляделся по сторонам. – Дело есть на миллион.

Они вышли в коридор. Там Юра снова огляделся по сторонам: несмотря на то, что Гаврика в училище не было уже давно, что его вообще больше не было, Юра почему-то в это слабо верил и продолжал в глубине души его побаиваться.

– Ну?

– Чего – ну? Тебе деньги нужны?

– Нужны, – Кирилл насторожился, – но если ты мыть машины или ларьки убирать, это без меня. Мне мамка присылает немного, так что я и без этого проживу.

– Нет, не тачки и не ларьки, это для лохов, – гордо заявил Юра, хотя подрабатывал он в основном этим. – Тут на постоянную работу можно пристроиться.

Кирилл вспомнил, как однажды выносить мусор и мыть полы в ларьках они отправились вместе. Домой он вернулся поздно вечером, усталый, заработав смешные деньги и сникерс – тогда он впервые его попробовал. Сникерс показался Кириллу приторно-сладким.

– А куда? Чего делать надо?

– Корабли.

– Лодки, что ли?

– Да нет, большие, баржи всякие, катера, – Юра понизил голос. – Мне один знакомый предложил, он там в бригаде работает, вроде как начальником. Нужны рабочие. Помогать корабли чинить. Это там, внизу, за набережной. Ну, где они причаливают.

Конечно, Кирилл знал это место. И одновременно не любил. От него по озеру вдоль городского парка и дальше иногда тянулись масляные пятна. Периодически в той стороне что-то громыхало. Кирилл посмотрел в глаза Юре: в них читалась мольба, перемешанная с отчаянием, как будто больше ему обратиться было не к кому. Так оно и было, кроме Кирилла Юра ни с кем в училище не общался.

– Так нас на работу не возьмут, там же по возрасту…

– Ничего, возьмут, только нужны сразу двое, а я никому не хочу говорить, растреплют всем, а потом снова неприятности, – грустно сказал Юра, намекая, конечно, на случай с Гавриком, о котором в училище уже успели забыть. – Решай.

– А нас не опустят? Поработаем, а ничего не заплатят.

– Нет, так не будет, Кирюх. Бригадир меня знает, я знаю его. Мне из детдома скоро выпускаться, через год. Хочу на ноги встать. На пособие не прожить. Обещают комнату дать, мне полагается. А если не дадут, у нас многие выпустились и до сих пор ждут, то найду вариант, в деревяху к дальней родне в Соломенном съеду. Только сидеть у них на шее не хочу, там в семье пьянь, у самих денег нет. Идет, работаем?

– А когда?

– Да сегодня после занятий побежим, надо показаться.

– Не знаю, Юрка. Прямо на кораблях работать?

– Короче, мне надоело, – Юра оглянулся и к ужасу своему увидел, что они с Кириллом стали привлекать к себе лишнее внимание, – я после занятий иду туда, если ты со мной, то не теряйся.

После занятий Кирилл побежал вслед за Юрой и еле успел его нагнать. С тротуаров и дорожек сходил последний весенний снег, больше напоминавший кашу из подмерзшей воды и грязи. С озера дул ветер и тянуло холодом. Низко висели тучи свинцово-серого оттенка, грозившие обернуться долгим противным дождем.

Петрозаводск построен весьма занятно. Если смотреть на него с озера, то кажется, что он высоко на скале, на самой вершине которой высится телебашня. В хорошую погоду можно рассмотреть даже ее шпиль на фоне труб тракторного завода. Улицы города чуть загибаются по мере приближения к озеру, а потом в какой-то момент образуют горку. Бежать с нее вниз, когда в лицо дует ветер, – не самая приятная затея. Но Кирилл с Юрой бежали. Кирилл бы спокойно шел, но Юра очень торопился, и эти суета, переживание, нетерпение заставляли перейти с шага на бег. «Что скажет мамка, если я начну здесь работать? Скачусь на тройки, будет ругать. Может, и не будет. Алексеич говорит, лишь бы я закончил, не бросил, а оценки не главное, на них никто никогда даже не посмотрит, – рассуждал Кирилл в те моменты, когда ветер дул особенно сильно и приходилось отворачиваться. – Была – не была, главное – устроиться. Это лучше, чем мыть машины. Денег ни у кого нет, весь день простоишь с ведром, а ничего не заработаешь. Устроюсь, поработаю, потом скажу мамке и Алексеичу».

Когда они прошли через дыру в заборе к большому сараю на берегу озера, Кирилл уже твердо решил начать работать. Если по дороге какие-то сомнения в нем еще присутствовали, то, увидев на берегу рядом с сараем на пристани баржу, он раз и навсегда отмел их от себя. «А вот и корабли, привет Алексеи-чу», – подумал он.

Внутри баржи был слышен стук молотков.

– Дядя Саша, а дядь Саша! – крикнул Юра в сторону баржи пронзительным детским голосом.

Дядя Саша появился совсем не оттуда, откуда ждал его появления Юра. Дверь сарая открылось и из-за нее показалось осунувшееся небритое лицо:

– Чего кричишь? Открыто, проходи. А, второго помощника привел! Заходите, чего встали?

Кирилл с недоверием осматривал сарай внутри. Всё было завалено какими-то замасленными деталями и агрегатами. Свернутые в рулоны поверх грязных замасленных верстаков лежали огромные листы наждачной бумаги. Дядя Саша спешно докурил сигарету и затушил окурок об край большой консервной банки, доверху наполненной такими же окурками, от которых по всему сараю распространялся довольно неприятный запах. Пачка дешевых болгарских сигарет лежала тут же на верстаке.

– Ну-с, дети мои, я пригласил вас сюда, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие! – дядя Саша закатил глаза, а Юра с Кириллом переглянулись. – К нам едет ревизор! Мы сдаем баржу, а завтра к нам пригонят подлатать пассажирскую «Комету». Пригонят, конечно, бережком, лед пока не сошел. А скоро сойдет, и работы может прибавиться.

– Что делать нужно? В чем работа заключаться будет? – неуверенно спросил Кирилл и посмотрел на Юру. Юра слегка дрожал – то ли от холода, то ли от страха. – И сколько платить собираетесь? А то, дядь, мы лучше пойдем убирать мусор из ларьков.

Дядя Саша ухмыльнулся и, взяв с верстака большую замасленную гайку, покрутил ее в руках:

– А вы, я смотрю, ребята не промах.

– Еще бы, – превозмогая волнение, выдал Юра.

– Так сколько? И если это всё будет мутно и обтекаемо, вся эта ваша работа, то мы точно не согласимся, – добавил Кирилл.

– Да, Юра, серьезный у тебя напарник. Где такого откопал? Там, в училище?

– Не ваше дело, – Кирилл шагнул вперед и посмотрел на дядю Сашу весьма сурово, насколько вообще это мог сделать семнадцатилетний подросток. – Так сколько?

Швырнув гайку обратно на верстак, дядя Саша назвал сумму.

– За месяц? – переспросил Кирилл.

Это уже больше напоминало допрос, чем беседу, тем более деловую. Юра стоял за спиной и переминался с ноги на ногу, то ли волнуясь, то ли просто уповая на то, чтобы в сарае за мастерскими оказался туалет, желательно теплый. Кирилл же переходил в наступление и уже шествовал по территории неприятеля, пробираясь всё глубже и глубже в тыл. Он отступил бы в любой другой ситуации, попятился назад по примеру Юры, но только не в этой, когда всё находилось только в его руках. Да и, проявив изрядную долю настойчивости, он ничего не терял.

– Примерно за половину месяца, но только если будете хорошо работать и к работе замечаний не будет. И еще рот на замке придется держать, нас крышует милиция, а работаем мы за наличку. Сделаем кораблик, двигатель и всё остальное проверим, а перед сдачей нужно сделать уборку, причем хорошую. Все масляные пятна убрать, все сиденья на «Кометах» протереть. Да и здесь, когда разбираем агрегаты, помощь иногда ваша будет требоваться.

Кирилл обернулся и посмотрел на Юру. Юра неуверенно кивнул.

– Но днем мы учимся…

– Я знаю, Юра говорил, да и не дурак я, – дядя Саша пожал плечами. – Работать по вечерам будете, иногда по ночам, когда судно сдавать надо и сроки поджимают. Зовут-то тебя как?

– Меня? Кирилл.

– Кирилл, значит, надо запомнить. И когда, работнички, думаете приступать?

– А когда надо? – оживился Юра.

– Завтра вечером приходите, пока освоитесь, пока что. Да, и еще, найдите себе одежду похуже, тряпок притащите, всё остальное есть. Чего молчите? Согласны?

– Согласны, – хором ответили Юра и Кирилл.

– И чтобы цыц, никому ни слова, а то такого получите у меня, уши откручу. Ни одна живая душа не должна знать. Тихо работаем, рот на замке.

Получив согласие и пригрозив, дядя Саша тут же потерял к ним всякий интерес и занялся своими делами. С пристани притащился рабочий в на редкость грязном комбинезоне и попросил закурить.

– Чего ты молчал всё время? Я, что ли, говорить должен за тебя? – вскипел Кирилл, когда они вышли из сарая и направились обратно. – Откуда ты этого мужика знаешь?

– Муж нашей воспиталки из детдома, мужик нормальный, только выпивает по выходным, а после праздников просохнуть не может и жену поколачивает.

– На тюленя похож он, мерзкий, – поморщился Кирилл.

– Зато не кинет, зелень вовремя заплатит. Думаешь, чего его жена в детдоме работает и не уходит? У нас зарплаты копеечные, а год назад задерживали, половина персонала поувольнялась. А она сидит, по ней не скажешь, что в деньгах нуждается, – когда Юре удавалось подобрать какой-нибудь веский аргумент, он поднимал указательный палец вверх и покачивал головой. – Загребает потихоньку, а ей стаж идет. Дочка у них модная, с плеером ходит. Конечно, в грязи копаться не хочется, но и мы мани можем заколотить в этой лавочке. Это серьезная работа, не по мелочи. И к кораблям ближе.

Заветной мечтой Юры было стать когда-нибудь капитаном корабля. Он щедро делился своими мечтами, как будет стоять на палубе, сколько гудков давать будет, как обойдет камни и будет подниматься по шлюзам на Беломорско-Балтийском канале, по которому однажды плавал, будучи совсем маленьким. Над Юрой потешались. Почти все в училище стремились побыстрее его окончить и податься кто в бизнес, кто охранником в банк, кто в челноки, о баснословных заработках которых ходили легенды. «Ближе к деньгам надо быть, а ты – капитаном! Да развалится к тому моменту флот, это же совок. Фирменная машина, при деньгах, в кафе ходить, а ты, Юрка, дураком останешься, лохом». Слушая всё это, Юра больше и больше уходил в себя. В детдоме общаться тоже было не с кем. Одни были заняты только разборками и непонятной дележкой денег на стороне, другие собирались компаниями, прогуливали школу и нюхали клей, выдавив его из тюбика в полиэтиленовые пакеты. В коридорах детдома частенько попахивало растворителем, но воспитатели делали вид, что ничего не замечают.

В Кирилле Юра увидел родственную душу, причем почти сразу, с первых недель пребывания в стенах училища. Кирилл не стремился отыскать деньги на импортные джинсы, не любил жвачку и пусть и получал в основном тройки и четверки, но учебой все-таки интересовался, вникал в нее. Как и Кирилл, Юра не гнушался едой из столовой, как это делали другие, более сытые речниковцы. Даже за девочками они ухаживали вместе – за подругами Яной и Таней, десятиклассницами из школы недалеко от Голиковки. С ними они познакомились в видеосалоне. Пока все они, гогоча, смотрели невнятную американскую комедию, пошел затяжной проливной дождь. У Кирилла с Юрой были зонты: и тот и другой экономили деньги и почти всегда ходили пешком. Таня сразу решила, что пойдет под зонтом с Кириллом. Яна и Юра долго мялись, Юра дико краснел и стал заикаться. Таня грезила театром и мечтала сниматься в кино. Идя с ней рядом под зонтом, Кирилл слышал, как Яна рассказывала о планах поступать на биолога или, на худой конец, стать ветеринаром. Юра в ответ отвечал что-то нечленораздельное и выглядел довольно глупо, хотя Яну это забавляло.

Между Таней и Яной было сходство такое же, как между Юрой с Кириллом. Они дружили, словно назло всем, разыгрывая из себя неприступных зазнаек, маменькиных дочек, а наряду с этим ходили и по дискотекам, и в видеосалон за рынком, менялись кассетами – словом, жили самой обыкновенной жизнью.

Ближе к весне Таня с Яной засели за подготовку к экзаменам, выпускным и вступительным, и выходили гулять всё реже. Как-то Кирилл набрался смелости и позвонил Тане по оставленному ею телефону. Трубку снял ее папа, который сообщил, что Таня очень занята, сидит за учебниками, и гулять ее отпустят только в воскресенье. У Юры с Яной складывалось всё примерно так же.

Таня пригласила Кирилла к себе домой на день рождения. Он упорно отказывался и согласился только тогда, когда поздно вечером его в пустой квартире разбудил телефонный звонок и на том конце провода отец Тани попросил Кирилла не выпендриваться и быть мужиком. Кирилл долго думал, что дарить, даже спрашивал у мамы, которая звонила ему почти каждое утро с телефона в цехе. Лена удивилась тому, что у Кирилла появилась девушка, долго охала, забыв про насущные дела. Ее голос заглушал шум оборудования. Из всего разговора Кирилл понял: лучший подарок – книга, и что, идя в гости, нужно чисто одеться и сидеть за столом ровно, выпрямив спину. «Да-да», – ответил Кирилл и прилег еще немного поспать.

Отправившись после занятий в знакомый с детства книжный магазин, куда он часто приходил с мамой, Кирилл застал закрытую дверь и доски на окнах, скрывавшие разбитые, торчавшие огромными осколками стекла. В другом книжном магазине, кроме учебников и дешевого бульварного чтива, напечатанного на плохой бумаге, не было ничего. Когда Кирилл спросил что-нибудь про театр или балет, продавщица посмотрела на него подозрительным взглядом и тут же проверила, закрыт ли ящик кассового аппарата. «За рэкет меня принимает, неужели я и вправду похож?» – спросил сам у себя Кирилл. Его вопрос к самому себе, должно быть, читался на его лице: пожилая женщина, листавшая детективы, вздохнув, сказала: «Да кому это теперь всё нужно-то! Это за углом можно спросить, там, где самовары скупают».

Под вывеской «Куплю-продам золото, серебро, СКВ, самовары» скрывалось помещение бывшей дворницкой, доверху набитой всяким хламом. В проходах между добром сновал молодой человек в кожаной куртке и с довольно характерной наружностью: «Надо чего?»

– Может, есть книги, театр, балет, – замялся Кирилл, – в подарок надо.

– Че, ненормальный? Нет, балет тебе в натуре? – заржал бугай. – Балет-минет!

– Но…

– Да ладно, здесь посмотри, с квартиры какого-то блатного деда сегодня притаскивали, если не выбросили еще.

Выбор был невелик, да и не понесешь же в подарок старую растрепанную книгу. Она выглядеть должна хотя бы прилично. К книгам Кирилл был приучен с детства: читать аккуратно, корешок не перегибать, смотреть картинки и при этом не дергать за страницы. Правда, вся библиотека Лены сгорела в пожаре, и восстановить ее она даже не пыталась – это было никому не нужно. Но в их деревенском доме на видном месте всегда лежал с десяток книг. Читали их днем: портить зрение при свете свечи Лена не позволяла.

Увидев старую книгу про театр, вполне подходившую для подарка, Кирилл спросил: «Почем?» Парень назвал сумму, равную цене пачки «Мальборо». Кирилл отсчитал деньги и вышел. Отчего-то ему стало очень страшно, будто бы побывал он не в грязной комиссионке, а в месте, где творится что-то мерзкое и противозаконное, которое может коснуться и его. Он успокоился, лишь когда вышел на широкий проспект и, на ходу заворачивая книгу в пакет, отправился в сторону дома.

День рождения праздновали в субботу. Таня встретила его в дверях, нарядная и довольная. Если маму Тани Кирилл однажды видел – они с Таней стояли в магазине в очереди, то отца видел впервые. Он был молчалив, просто пожал Кириллу руку и ушел в другую комнату. В квартире всё было в коврах и полированной мебели. Пришла Яна и пара Таниных одноклассников. Родители Тани оказались людьми искушенными: едва заметив в руках Тани книгу, ее отец заохал и рассыпался в комплиментах.

– Ух ты, Academia, и обложка цела, – говорил он, выхватив из рук Тани книгу. – Интеллигентно, молодой человек, очень интеллигентно. Таких ведь мало было выпущено. И к тому же в войну много сожгли, особенно в Ленинграде, буржуйки ими топили.

– Пап, не начинай, сегодня у меня день рождения, никакой школы и истории! И вообще, отдай, это мой подарок, – Таня не поленилась встать и, обойдя стол, взять у отца книгу. – Буду читать про театр, я ведь в театральный собираюсь.

– Интеллигентно, молодой человек, – повторил Танин отец и покосился на другие подарки: пара кассет и флакон разрекламированного шампуня его явно не впечатляли.

Кирилл нервно, по маленькому кусочку ел торт и отпивал чай из большой синей чашки с неудобной ручкой. Они с Таней переглядывались. Родители вскоре поднялись из-за стола и ушли на кухню. В комнате загремела музыка. Кирилл никогда такой не слышал: громкие свистящие звуки следовали один за другим, гремел барабан, и подо всё это не пели, а говорили на английском с заметным пригнусавливанием.

– Нравится? – с восторгом спросила Таня и пустилась в пляс, подергивая телом и вскидывая руки то вверх, то по сторонам. Ее платье, красивое и строгое, подпоясанное широким кожаным ремнем с блестящими металлическими заклепками, едва ли было приспособлено для таких танцев. Оно выглядело нелепо и сильно жало Тане в плечах.

– Что это, Тань? – перекрикивая музыку, спросил Кирилл.

– Нравится или нет? Говори!

– Я не знаю, я никогда такого не слышал?

– Да что ты! Вот деревня!

Намек на деревню обидел Кирилла, но он пропустил его мимо ушей, не придав ему особенного значения. Он же не деревенский, а городской, пусть и прожил десяток лет с мамой в деревне, но вернулся обратно в город. В деревне, конечно, хорошо, но в городе веселее и все ходят не в чем попало, не в старых растянутых трениках, ватниках и резиновых сапогах, а в более пристойной одежде. И в деревне не жила Таня. Обо всем этом Кирилл думал, глядя на Танины кривляния под музыку, но не решался озвучить даже одну мысль из пришедших на ум.

– Это рэп. Неужели не слышал?

– Неа, – покрутил головой Кирилл. – Я вообще музыку не слушаю, тем более такую. Радио иногда, да и то.

– Да что ты говоришь! Не может этого быть!

– Раз я говорю, значит, может.

Таня перестала извиваться и топать ногами, когда кассета закончилась и магнитофон, щелкнув, выключился. Торт был съеден. Одноклассники Тани стали расходиться. «Так, не все сразу, по очереди», – мама Тани командовала в прихожей надеванием курток и открыванием двери. «Идем, проводим их, погуляем», – Таня взяла Кирилла за руку. Он ощущал тепло ее руки, смущался, пытаясь унять и бешено колотящееся сердце и собственную неуверенность. К ужасу своему понимая, что рука начинает потеть, Кирилл пытался вырваться. Таня рассмеялась и с еще большим напором потащила его к двери.

– Было приятно познакомиться, молодой человек, – сказал отец Тани, пожимая Кириллу руку. – Кстати, а вы куда собираетесь поступать? Если, конечно, не секрет.

– Никуда не собираюсь, – ответил Кирилл, – я уже учусь.

– Где, если не секрет?

– В училище, речном, – собрав остатки уверенности, гордо произнес Кирилл.

Лица родителей Тани изменились, стали вдруг какими-то настороженными и хмурыми. На всякий случай Кирилл осмотрел себя в стоявшее на противоположной стороне зеркало. Он никогда бы не подумал, что всё впечатление может испортить лишь один вопрос и последовавший на него ответ. «Не обращай внимания, предки зациклены на учебе, на дипломах», – сказала Таня, когда они вышли из квартиры. Они спустились на лифте на первый этаж, где Таня огляделась по сторонам, прижала Кирилла к себе и поцеловала.

Он не ожидал этого: одно мгновение – и она рядом, ее глаза, губы, руки. Но как она могла догадаться, что он давно уже хотел сделать именно это, но никак не решался? И никогда бы не решился. Как? От нее пахло ванильным кремом с торта и духами. Кирилл никогда не ощущал такой легкости. Только он и она. Ни пахнущего мочой подъезда, ни грязного, исписанного непристойностями лифта с кнопками, в которые кто-то тушил горящие окурки. Ни дверей, в глазки которых за ним и Таней запросто могли наблюдать. Впрочем, разве это их забота? И что они могут сделать? Настучать родителям Тани?

Они погуляли по окрестным улицам, разговаривали о чем-то, Кирилл отвечал, сам не понимая своих и ее слов. На прощание у подъезда она снова его поцеловала.

Они виделись еще несколько раз. А потом Таня была погружена в экзамены и отказывалась даже подходить к телефону. Летом, получив аттестат, она уехала в Петербург. Уже после, позвонив в середине лета, Кирилл от ее мамы узнал, что Таня с первой попытки поступила в театральный и, устроившись жить у родственников, приезжать в Петрозаводск пока не планирует. Кирилл долго переживал эту новость, как будто поступали они вдвоем, она поступила, а он нет, она осталась, а он вернулся.