Читать книгу Огненная земля - Аркадий Первенцев - Страница 5

Часть первая
Глава пятая

Оглавление

Контр-адмирал Мещеряков сравнительно недавно служил на Черном море. Почти все его подчиненные отзывались о нем одобрительно. В отношениях с подчиненными он умело сочетал разумную и твердую требовательность с человеческим отношением. Это, как известно, характеризует умных и дальновидных начальников. Никто не мог указать случаев, когда бы контр-адмирал не требовал безусловного выполнения приказания, но никто не мог пожаловаться, что приказание и тон, каким оно отдавалось, ущемляли личное достоинство человека.

Мещерякову было немногим больше сорока лет. Физические недуги не беспокоили его, поэтому он находился почти всегда в ровном расположении духа. Принимаемые им решения не зависели от состояния его нервов. Он был довольно образованным человеком и воспитанным офицером. Завистники находили, что он, часто посещая корабли и подразделения и запросто обращаясь с краснофлотцами, будто бы «завоевывал дешевый авторитет» в матросской среде. Однако ему было совершенно чуждо стремление к дешевой популярности среди подчиненных. Он просто не считал, – в отличие от некоторых других начальников, – что авторитет его может зависеть от редкого общения с подчиненными. Лишь такт и ум руководили им в отношениях с людьми.

Начальник политотдела военно-морской базы капитан первого ранга Шагаев, работая с Мещеряковым, правильно понял контр-адмирала, оценил его качества и научился во многом следовать ему. Шагаев с несколько кропотливой добросовестностью, выработанной годами служебных неудач, относился к порученному ему делу. Говорили, что Шагаев до войны был грубоват, менее общителен, кабинетен. В свое время его перевели с Черного моря на Тихий океан, где его и застала война. Только незадолго перед наступательными боями у Новороссийска Шагаев снова был переброшен на юг, и потому ему сразу же посчастливилось участвовать в подготовке и проведении штурмовой десантной операции, закончившейся освобождением Новороссийска. Так же, как и Мещеряков, Шагаев получил высокие правительственные награды, и теперь фамилию Шагаева называли почти всегда рядом с фамилией контр-адмирала. «Война научила Шагаева жить», – шутили сослуживцы.

После удачных боев за Новороссийск и Анапу Мещеряков и Шагаев готовили морскую пехоту и корабли к десантным операциям в Крыму.

Мещеряков точно знал об условиях похода и времени прибытия каравана Курасова в Геленджик. Но все же он смог только тогда облегченно вздохнуть, когда ему наконец передали по телефону, что все корабли благополучно вошли в бухту.

Контр-адмирал поджидал Букреева на командном пункте, в одноэтажном здании казарменного типа, расположенном на окраине города. Склонившись над столом, Мещеряков внимательно перечитывал представленный ему политотделом доклад о состоянии батальона. Здесь же, в кабинете, удобно устроившись в кресле, находился Шагаев, крупный, несколько рыхлый человек, с мясистым лицом и очень яркой пигментацией кожи.

Шагаев с услужливой настороженностью наблюдал за контр-адмиралом. Когда карандаш Мещерякова закручивал на полях доклада какую-нибудь завитушку, Шагаев чуть-чуть приподнимался, пытаясь искоса разглядеть, на чем останавливал свое внимание контр-адмирал.

– Парторг Линник всего-навсего сержант, – сказал Мещеряков. – Почему бы ему не присвоить офицерское звание? Все же быть партийным организатором в отдельном батальоне морской пехоты… – Контр-адмирал, опустив глаза, продолжал читать.

– Батраков считает его на своем месте, но офицерское звание… – Шагаев замялся: – Батраков советует подождать.

– У Линника за плечами Мысхако. Его Куников знал, Старшинов и Ботылев хвалили… В общем, Шагаев, после крымской операции Линника не забудьте. – Мещеряков откинулся в кресле, так что его лицо попало в тень, отбрасываемую настольной лампой, зато грудь ярко осветилась, и орден Суворова заиграл рубчатыми гранями золотых лучей. – В переписке с Джервисом Нельсон однажды выразил правильную мысль: «Нужно, чтобы офицеры ожидали от своих адмиралов повышения. Без этого что будет значить для них хорошее или дурное мнение их начальников». Изречение очень разумное…

– Да, изречение разумное, – подтвердил Шагаев, быстро перебирая в памяти подначальных ему людей, которых, может быть, он обошел представлениями к следующему званию или награде.

– По-моему, люди в батальоне подобраны хорошо, – сказал Мещеряков, не меняя позы. – Хорошо и то, что Батраков сразу же раскусил этого Тузина и мы вовремя от него избавляемся.

– Еще до боя – расстройство желудка! – Шагаев рассмеялся. Мясистое и красное его лицо еще больше налилось кровью, глаза сузились, плечи подрагивали.

– Шагаев, у вас генеральский смех, – пошутил Мещеряков, – помните, Гоголь описал генеральский смех?

– А как же, как же, Иван Сергеевич, помню. – Шагаев посерьезнел. – В «Мертвых душах».

– Правильно, в «Мертвых душах». Слава богу, мы, кажется, избавились от последней «мертвой души», от Тузина. И я лично доволен, что наш выбор остановился на Букрееве… Именно на Букрееве.

– Но он еще не воевал, – осторожно вставил Шагаев.

– Ему просто не дали этой возможности.

– Начинать сразу с десанта?

– Он начинал на заставе. А пограничники всегда воевали, Шагаев. А забыли, как штурмовали Новороссийск пограничники подполковника Пискарева? Двести девяностый отдельный стрелковый полк войск НКВД! Орлы ребята! Не хуже наших матросов высадились и уцепились за берег. У Букреева пятнадцать лет стажа, опыт! Как он блестяще уничтожил на побережье диверсионную банду! Нашим матросам нужен именно такой командир для боев на суше. В операциях по освобождению Крыма мы будем по-прежнему подчинены армейскому командованию, нам очень важно в десантном батальоне иметь хорошего, разумного армейского командира…

Вошел адъютант, худощавый молодой офицер с безукоризненной выправкой и четкими, но спокойными движениями. Мещеряков вопросительно посмотрел на адъютанта:

– Букреев? Угадал?

– Прибыли капитан Букреев и капитан Батраков по вашему приказанию, товарищ контр-адмирал, – раздельно, как будто любуясь каждым аккуратно отрубленным словом, доложил адъютант.

– Просите. Закажите в салоне ужин на четыре персоны и бутылку вина. Подать сюда… Я позвоню, когда. Идите!

Мещеряков поправил абажур на лампе пухлыми пальцами с тщательно отполированными ногтями, приосанился. Увидев входивших в кабинет Букреева и Батракова, он встал из-за стола и направился к ним.

– Ожидал, ожидал. Не представляйтесь, Николай Александрович. Наслышан.

– Откуда, товарищ контр-адмирал?

– О, вы очень хорошо улыбаетесь! – воскликнул Мещеряков. – Но улыбка, слишком, я бы сказал, гражданская. С нашими орлами нужно что-нибудь такое… – он прищелкнул пальцами.

– Я…

– Не смущайтесь, – сказал Мещеряков. – А вы, я вижу, с характером, Букреев. Если бы это вам сказал не контр-адмирал, пожалуй бы, сцепились. Ишь, как у вас побледнели уши! Ну, ничего, ничего… Знакомьтесь, Николай Александрович, с товарищем Шагаевым и присаживайтесь.

Мещеряков в непринужденной беседе «прощупывал» нового командира батальона самыми разнообразными перекрестными вопросами: каково здоровье, плавает ли, не охотник ли или рыболов, умеет ли ставить парус, знаком ли с немецким оружием, где семья, какие получает письма из дома, каковы отношения с Тузиным…

Букреев понимал скрытую цель всех этих вопросов. Ему было ясно, что десанту придается большое значение, что дело не за горами, что батальону предстоят тяжелые испытания, что контр-адмирал, заочно назначив его командиром, сейчас проверяет, пока не поздно, правильность назначения…

Пятнадцатилетнее пребывание в армии и в погранвойсках, где изучению обстановки и человека принадлежит первая роль, помогли Букрееву разобраться во всем происходящем сейчас. Узнав теперь от самого Мещерякова причину отстранения Тузина, он не стал отзываться о нем плохо. Он знал Тузина с хорошей стороны. Правда, они еще не воевали бок о бок, а ведь только тогда начинается настоящая проверка… Конечно, поведение Тузина ничем не оправдано. Он никогда не жаловался на болезнь, это был примерный здоровяк.

Контр-адмирал потребовал усиления подготовки батальона.

– Надо учить батальон азартно, – говорил он убежденно, – в обучении должна быть железная логика. Я выделил вам плавсредства, учите людей быстро грузиться, успешно достигать берега, моментально выбрасываться на берег. Подберите здания в городе, учитесь их блокировать, забрасывайте гранатами, штурмуйте. Приучите всех к огню, к настоящей боевой обстановке, к точному, почти механическому взаимодействию.

Букреев сосредоточенно, нахмурив брови, слушал контр-адмирала, и тот, продолжая наблюдать Букреева, окончательно утвердился в первоначальном своем решении.

– К вам, Букреев (контр-адмирал не называл его уже по имени и отчеству), в батальон влились ветераны десантных атак, люди, с которыми вы еще не знакомы. Нам пришлось, так сказать, перетасовать несколько батальонов, чтобы равномерно улучшить их личный состав.

– Мне говорил об этом капитан Батраков, товарищ контр-адмирал.

– Вероятно, он сказал вам, что многих людей из вашего батальона, сформированного в П., мы решили передать Ботылеву и он с ними сейчас воюет, а от него взяли к вам ветеранов, рядовых и офицеров?

– Мне говорил и об этом капитан Батраков.

– Отлично. Конечно, вас не должны особенно радовать такие мероприятия. Лучше прийти в батальон знакомый, но ничего не попишешь, Букреев. Мы должны форсировать Керченский пролив, и это в первую очередь должны сделать морская пехота и корабли. Поэтому мы равномерно укрепляем все звенья штурма. Я хочу предварительно заочно познакомить вас с офицерами батальона.

Мещеряков полузакрыл глаза, откинулся в кресло и, пригибая на руке пальцы, принялся перечислять офицеров, давая им характеристики. Чтобы так говорить о людях, как говорил Мещеряков, нужно было знать их лично, изучив не только на основании донесений и наспех услышанных мнений. Мещеряков хвалил Баштового, начальника штаба батальона, назвал его другом Цезаря Куникова и его соратников по борьбе на Малой земле, что служило отличной рекомендацией. Тепло говорил контр-адмирал о командире первой стрелковой роты Рыбалко, как о человеке примерной исполнительности и храбрости: «Где нужно проломить – проломит, где нужно удержать – удержит»; о командире пулеметной роты Степняке – красавце, песеннике и храбреце, о молчаливом сибиряке Цыбине – командире автоматчиков, герое новороссийского штурма, о Яровом, Горленко, Курилове, молодых, отважных офицерах, о многих других… Букреев понял, что Мещеряков любит всех этих людей, они вырастали на его глазах, ему, может быть, хотелось похвалиться ими. Букрееву стало ясно, что в батальон пришли люди, специально подобранные, – это был цвет офицерского состава морской пехоты. Теперь было понятно и отстранение Тузина. Он не подходил к такому батальону.

– Я вас, кажется, уморил, – закончил Мещеряков, – сами лучше меня узнаете всех. В бою! В бою засияют новые имена… И вот мой совет, Букреев: держитесь Батракова. Он вам первый помощник и друг…

Мещеряков нажал кнопку звонка, в дверях показался адъютант.

– Ужин прикажите подать.

Адъютант вышел, Мещеряков поднялся из-за стола, посмотрел на часы. Очевидно, прием был закончен. Букреев встал.

– Разрешите идти, товарищ контр-адмирал?

– Нет-нет, оставайтесь и вы, так сказать, на стакан чая. Моряки гостей голодными не отпускают.

Миловидная женщина ловкими движениями тонких рук расставила тарелки на столике, прозвенела ножами и вилками, откупорила бутылку вина. Открыв судки, она кивнула головой и смущенно ушла, чувствуя на себе взгляды мужчин.

– Да… Все мы люди грешные, – сказал Мещеряков после ее ухода.

Шагаев рассмеялся, за ним – Букреев и сам Мещеряков. Только Батраков сидел такой же серьезный, смотря на всех своими ясными глазами и не понимая причины смеха. Мещеряков потрепал его по плечу.

– Или в самом деле аскет, или тонко играешь…

– Я не понимаю… – Батраков покраснел, пожал плечами.

– Иосиф! Пьешь-то хотя?

– Не пью, товарищ контр-адмирал. Если для компании и то очень немного.

– Скучный у вас будет заместитель по политической части, Букреев!

– Никак не приучу, – пошутил Шагаев, присаживаясь к столу вслед за Мещеряковым и любовно оглядывая пищу. – Начнем, пожалуй, с салатика. Прошу разрешения, Иван Сергеевич.

– Да, – Мещеряков замахал руками, – чтобы не забыть!

Он встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся с морской фуражкой в руках.

– Вам, Николай Александрович. Как бы «посвящение в рыцари». Появиться перед моряками должны в этой фуражке обязательно. Ну-ка, наденьте. В аккурат, как говорит мой шофер. Носите до славы. А она не за горами. Теперь выпьем за нового моряка, капитана Букреева.

Огненная земля

Подняться наверх