Читать книгу Бог, Иисус Христос и потомки Адама. Против теологических заблуждений в христианстве - Аркадий Воеводин, Аркадий Петрович Воеводин - Страница 5

Этимология слова «откровение» связана с особым, весьма характерным явлением в общении нравственных личностей, когда одна личность открывает другой личности свое внутреннее сокровенное состояние, недоступное для познания других личностей. Очевидно, с незапамятных времен вошли в обиход такие обороты речи, как «откровенные слова», «откровенный разговор». Моисею Бог повелел не только создать скинию, но и соорудить обрядовый предмет – ковчег откровения: «…там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою, посреди двух херувимов, которые над ковчегом откровения» (Исх. 25:22).

Основным принципом откровенности является добровольность. Нельзя кого-либо заставить быть откровенным, тем более Бога. Вообще, я думаю, те, кто только имеет «скромное» желание получить от Бога какое-либо Откровение20, никогда его не получат. Бог Сам решает, кому, когда и как открыться. Поэтому Откровение всегда случается неожиданно и, нередко, потрясающе.

Попробуем охарактеризовать Откровения. Откровения бывают пророческими, а также поучительными и вразумительными, открывающими внутреннее духовное состояние самого познающего субъекта или других людей. В любом случае Откровения всегда промыслительны и случаются как в сонном видении, так и наяву. Откровения сугубо личного характера бывают, но крайне редко, обычно Откровения одному предназначаются для многих.

Основной признак того, что сонное видение является Откровением, а не россказнями лукавых духов – это, прежде всего, его чистота. В Откровении нет ничего нечистого, оно не порождает в душе смуты, нечистых помыслов и желаний и не оставляет неприятных, мутных осадков. Откровения во сне, как правило, всегда пророческие, они аллегоричны, кратки и ярки, и запечатлеваются в памяти души настолько ясно и глубоко, что образы Откровения не тускнеют даже через многие десятилетия. Аллегория становится понятной лишь после того, как свершатся события, о которых было видение, а это случается, как правило, через годы, а порой и через десятилетия.

Откровения наяву характерны тем, что познаются не внешним человеком, не через органы зрения, обоняния и осязания, нет, ни в коем случае! Внешний человек посредством своего тела контактирует с духами злобы – демонами, которые могут принимать любой облик и даже являться в виде светлых Ангелов, беседовать и обольщать. По свидетельству святых, в свое время невольно получивших опыт общения с демоном, душа, как правило, испытывает смущение, беспокойство, а то и необъяснимый страх. Смущения и страха, очевидно, не испытывают те, кто близок демонам по духу, горд и самонадеян. Бог же открывается внутри человека, в его сокровенных глубинах. То, что открывается человеку, воспринимается им как абсолютная истина. Душа не испытывает ни страха, ни сомнений, но всегда удивление, восхищение и недоумение, ибо то, что открывается человеку, открывается не в словах, не в образах, но в некотором знании, которое человек потом вынужден сам формулировать в привычных словах и образах. Порою бывает невозможно адекватно выразить познанное.

Мы говорим об этом спокойно и уверенно, не страшась предвзятых намеков, скрытых насмешек и откровенных издевок, ибо получили в свое время опыт Откровений, достоверность которых подтвердилась фактами, свершившимися в жизни через многие годы. Поводом для настоящей книги явились два Откровения, касающиеся триединой природы Бога и Личностей Бога Отца и Сына Иисуса. Чтобы у читателя не зародились смутные или явные сомнения относительно данных нам Откровений, расскажем о них здесь же.

Крестился я в возрасте 45 лет. Вскоре после моего крещения, через месяц или полтора, было мне первое Откровение. В сонном видении явился предо мной Старец или даже скорее пожилой человек, ибо был Он не дряхлый телом, но весьма крепкий,. был Он в кителе, но без погон. Однако я, несомненно, знал, что Он очень Высокого звания, и Он за меня воевал, и я, чувствуя пред Ним неизбывную вину, начал плакать. Очень быстро мой покаянный плач перешел в рыдание. Старец, строго глядя на меня, мягко сказал: «Ну, будет, будет, а то ты так никогда не успокоишься». И, в одно мгновение. вместо Старца я вижу улыбающегося Мальчика лет девяти-десяти. И я знаю точно, без малейших сомнений, что это Он, тот же самый Старец, Которого я только что видел. Потрясенный, я перестал рыдать и, еще всхлипывая, проснулся. Подушка моя была мокрой от слез, а на душе было по пасхальному светло и несказанно сладко.

В то утро, еще не зная никакого богословия, но зная, что я крестился во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, я подумал, что явившийся Старец, наверное, Отец, а Мальчик – это Сын. «Но где же Святой Дух?» – думал я. Лишь много позже, постигая богословские истины, и размышляя, я понял, что Святой Дух действовал во мне, давая знание того, что Бог Отец явился в Сыне, отчего я и воспринял Их как одно и то же в существе Мальчика.

Второе Откровение случилось месяца через два после первого. Несмотря на всю необычность этих Откровенных снов и на осознание того, что они что-то значат, я, по неопытности, не придал тогда им особого значения и не стремился запомнить даты, но Откровения запечатлелись во мне с первозданной ясностью, как выяснилось позже, на многие годы.

Итак, вижу перед собой Женщину, весьма Величественную, в платье до самой земли. Она повела правой рукой вправо от Себя, со словами: «Отец и Сын». Я посмотрел туда, куда Она указывала, и увидел только одного Юношу лет шестнадцати – восемнадцати. С недоумением я снова посмотрел на Женщину, но Она вновь, поведя правой рукой, так же мягко и нежно произнесла: «Отец и Сын». Но я видел только одного Юношу. Опустив взор, я увидел бурдюк, из которого сантиметров на пять выступала трубочка. В жизни я никогда не видел бурдюка, и знал о нем лишь по описаниям. Мне очень захотелось пригубить из него. Женщина с улыбкой, милостиво и благосклонно кивнула головой. Я приложился губами к трубочке и, ощутив во рту нечто приятно воздушное, чуть сладковатое, проснулся.

Ныне я не сомневаюсь, что Женщиной была Владычица наша Богородица, а Юношей был Ее Сын Иисус, в котором, без сомнения, был воплотившийся Бог Отец. В бурдюке, очевидно, было естество Св. Духа, Его благодатное действие.

Были мне и другие Откровения не богословского характера, а, если можно так сказать – житейского. Тот же самый Юноша, который был во втором Откровении, месяца через два-три вновь явился передо мной с белоснежным шерстяным носком в руках. И я знаю несомненно, что этот носок – мой, и во мне появилось сожаление, что этот носок не у меня, а у Юноши. Юноша, с игривой улыбкой на лице глядя на меня, потянул за нитку узелка, которым обычно завершается ручная вязка, якобы с намерением распустить носок, и уже нить вытянулась сантиметров на 40. Я смутился, что носок пропадет, и в моей душе появилось желание отдать Юноше свой носок. Будто прознав перемену в моем сердце, Юноша перестал тянуть за нить и, с той же доброй и игривой улыбкой, вопросительно обратился ко мне: «Ты отдаешь его мне?» «Да, да, забери его!» – уже с радостью и легким сердцем подтвердил я свое намерение. И пробудился.

Полагаю, что Юноша (Иисус) пожелал вести меня по жизни, ибо носок, очевидно, символ ноги, но ведь где одна нога, там и другая. Но Господь не желает делать с нами что-то помимо нашей воли, поэтому в этом Откровении испытывалось мое желание идти за Иисусом. Идеальная белизна и новизна носка, думаю, символизировала чистоту новокрещенного, ведь это Откровение было вскоре после моего крещения, после которого я уже не покидал Церковь, но вел жизнь воцерковленного человека. Но хочется отметить еще одну весьма характерную деталь: во всех Откровениях, бывших мне, ни я, ни те, с кем я общался, не говорили вслух языком, но мы слышали мысли друг друга.

Хочется рассказать еще об одном Откровении, бывшем мне задолго до моего крещения, когда я был еще полуатеист, то есть смутно верующий в бытие Бога, однако надеющийся, что Он есть. Учился я тогда на третьем или четвертом курсе университета. И вот, будучи на летней сессии, вижу во сне, что я стою на утоптанной площадке, передо мной высокая (метров шести) стена из красного кирпича, выстроенная ротондой, и я стою внутри обозреваемого мной полукруга этой стены. Стена в 10 – 15 метрах от меня, полуразрушенная, и я почему-то знаю, что она греческой архитектуры, хоть ни о греках, ни об их архитектуре в то время почти ничего не знал. Возле самой стены земля поросла бурьяном, надо мной голубое, безоблачное небо. От меня, вправо, сам собою, без моего прикосновения, покатился огромный, в мой рост, каменный шар. Справа, куда катился шар, метрах в пяти от себя, я увидел пятерых старцев, лет по пятидесяти – шестидесяти. В необычных одеждах, они сидели на земле рядком, локоть к локтю, по-восточному, на пятках и неотрывно смотрели прерд собой на древнюю, полуразрушенную стену. Камень катился прямо на них, но я почему-то не мог крикнуть и предупредить об опасности, только в сердце моем было очень сильное желание, чтобы камень свернул в сторону, или чтобы старцы встали и уступили камню. Словно услышав меня, они дружно встали и отступили назад. Камень прокатился по тому месту, где они сидели, чуть дальше, и остановился. Старцы смотрели на меня с какой-то грустью и отрешенной безучастностью.

Сразу же после этого вижу мостовую, мощенную булыжником и, метрах в трех от себя, кирпичную стену некоего дома с небольшим оконцем. Подошел некто к этому оконцу и взял какую-то пищу, за ним подошел другой, и тоже взял какую-то пищу. И у меня возникло желание получить из этого оконца пищу, но некое лицо, показавшись в оконце, отказало мне. Я очень обиделся. Но мгновенно всё изменилось, и я уже стою на площади, передо мной небольшая горка белокочанной капусты, возле капусты, напротив меня, сидит улыбающийся мальчик, лет шести-семи, и ест эту капусту. И я, ревнуя, тоже ем эту капусту, но она не плотная, какой бывает капуста, а как воздух.

Увидев этот «многосерийный» сон и пробудившись, я сразу всем существом ощутил и понял, что он вещий. Но тогда я подумал, что старцы, которых я видел справа от себя, – это корифеи науки, а камень, который от меня покатился на них и понудил их встать и уступить место, – это некое мое будущее открытие в биологии. Ведь после университета я мечтал посвятить свою жизнь науке. Что же касается последующих серий, я ничего подходящего вообразить себе не мог, поэтому скоро забыл про этот сон. Но через 15 – 16 лет, будучи в Свято-Успенском Жировичском монастыре, я начал писать богословскую книгу на тему «Триединый образ и подобие Творца», и, за «крамолу» исповедания во Христе двух Личностей, на меня была наложена эпитимия (лишение Св. Причастия), но при этом на меня с преизбытком изливалась благодать Божия, и я вспомнил, и уразумел эти три «серии» Откровения.