Читать книгу В эфире Шорох. Стихи … – 2024 - Басти Родригез-Иньюригарро - Страница 5

Транслировать сказки – не то же, что зыбкую быль:

смолчу в темноте, а на свет символично ощерюсь.

Свеча оплывает, и время встаёт на дыбы,

вопрос подменяется выдохом в губы, под челюсть,

цепляется за невесомые снасти спины

холодными пальцами, бьётся солёным прибоем:

тебе интересно, с чего мы неделю пьяны,

а мне интересно, зачем я связался с тобою.

Ты слушаешь сердце. Бокал, между тем, опустел.

Бутылка тем более? В стену. Осколки разделим.

Тебе интересно, не станет ли плахой постель,

и что я, с моей-то мордашкой, искал по борделям

(заржал бы, но шутка из тех, что не входит в пазы

без гибкости духа и без панорамной картины).

Похожий секрет: подставляя под чей-то язык

сапог, я рисую в уме остроносый ботинок

(их нынче не носят, но я – экзотический шут,

пора завести: произнёс и опять захотелось).

Маркиз-то в Бастилии… Впрочем, я лучше пишу,

хотя оставляю за сценой подробности дела —

ну да, уголовного, как же иначе, chérie,

ты видела простыни, кровь и набор инструментов,

ты слышала шёпот: «Красиво. Пожалуй, замри,

теперь отомри и закончи, вот так, lentamente…

Тянуть по слогам, на эн-тэ через нос не дыша:

испанский – пикантная пытка для нёба и слуха».

Проблема с маркизом: он муху натянет на шар

земной, ну а я запихну мироздание в муху,

вселенское зло – в афоризмы о роли добра,

себя – в оговорку «порочен – читай инфантилен».

Интрига в акцентах, сказал бы мой названый брат,

к тому же есть фактор эстетики, вкуса и стиля.

Свеча оплывает, и время встаёт на дыбы.

А помнишь, провинция сплетнями город кормила?

Транслировать сказки – не то же, что зыбкую быль,

тут можно начать с одеяла из донного ила.

Полсотни подростков: ни слуха ни духа с весны,

в июле – кто в речке, кто в топи цветочного сена —

живые. «Что толку? В поместье сбываются сны,

но кормятся явью: среди возвращённых – подмена».

Забавная ссылка – в чужие четырнадцать лет

без права на знание, что это – план или случай,

а новая сцена – угодья, часовня и склеп

(весьма живописный, но кажется, видел получше).

Полсотни подростков – весь август в окрестных полях,

где голос разносится гимнами между снопами,

а ногти упорно рисуют мои вензеля,

ведь знойная одурь до боли похожа на память.

«Среди возвращённых – подменыш». Ошиблись слегка.

Рассветные контуры и сорок восемь скорлупок.

«Отныне свободны? Мертвы?». «Просто снял с языка.

Но было красиво, поэтому каяться глупо.

Ты что-нибудь вспомнил?». «Не знаю». Вина и вино

делились по-братски, на свет прорастали шипами

занозы, а суть облетала чешуйками, но

кровавая одурь и нынче похожа на память.

Свеча оплывает, и время встаёт на дыбы,

в извивах ковра проступил остроносый ботинок,

трансляция сказок, которые – зыбкая быль —

всегда паутина.