Читать книгу Сначала ты плачешь - Бетти Роллин - Страница 10

«Давно ты видела Глорию Свансон? – начал Юджин. – Выглядит она, скажу тебе, дорогуша, ничуть не хуже проглоченного ею грейпфрута». Юджин – мой парикмахер, чьи эмоционально насыщенные высказывания как нельзя лучше соответствовали его характеру. Наверно поэтому в то воскресное утро я сначала отправилась к нему. А заодно привести себя в порядок на случай совсем уж неблагоприятного развития событий.

После посещения в пятницу Зингермана встал вопрос, как провести остаток недели (в больнице я должна буду появиться во второй половине воскресенья). Утро субботы решила посвятить пустякам. Посетив Юджина, зашла в Блумингдейль5. Так или иначе, но даже простая прогулка по этой торговой империи безотказно поднимала мое настроение. Выбрав недешевые серебряные сережки, а к ним дорогие туфли, полюбовавшись нанесенным на палец пробным блеском для губ и побродив еще какое-то время между прилавками с косметикой, я, наконец, вышла на залитую солнцем улицу.

Внезапно почувствовав в животе легкий толчок, – действие валиума6 вот-вот закончится – решила вернуться домой. Дома Артур работал над книгой о событиях, связанных с землетрясением. Услышав, как я вошла, он тут же появился на пороге кабинета: «Ну, как ты?»

– Не так плохо. Вот пришла за новой порцией успокоительного. И, взяв со столика рядом с кроватью таблетку, добавила. – Да не смотри ты на меня такими глазами. Выглядел он ужасно, и лишь много дней спустя я поняла почему. Он опасался (в отличие от меня с моими страхами вокруг груди), и не без основания, за мою жизнь.

Вечером с Сьюзан и Джоем мы отправились в кинотеатр. В компании с ними, как ни с кем, время летело незаметно. Она, фотограф по профессии, с массой причуд, и он, ирландец по происхождению, вполне успешный поэт-конкретист7. Неизменно брызжущий весельем, он, пропустив рюмку, другую, что происходило с ним почти регулярно, становился просто неотразим. Фильм оказался музыкальный с Барброй Стрейзенд в главной роли – идеальный при данных обстоятельствах, если бы не ее дразнящая грудь…

Из кинотеатра зашли к нам. Выпили виски; я тоже, хотя обычно не пью; сыграли в бэкгэммон8, много смеялись. Выпили еще. Вскоре они ушли. Едва за ними захлопнулась дверь, смеяться и пить расхотелось. Вылив в раковину остатки спиртного, принялась составлять в посудомойку стаканы. Артур укладывал игру. В доме стояла тишина. Неожиданно подступило опьянение. Прошла в спальню, легла на спину и сконцентрировала внимание на неровности потолка, где, по-видимому, проходила электропроводка. Опьянение прошло. Встала. Скинув одежду, направилась в ванную. Потянувшись за висевшей на двери ночной рубашкой, увидела в зеркале свое отражение и замерла. Какие они все-таки симпатичные, разглядывая груди, думала я. Пожалуй, чуть-чуть маловаты, зато никаких проблем с одеждой. А как хорошо стоят. Обычно я обходилась без лифчика (служба, разумеется, не в счет). Поначалу беспокоило, не будут ли окружающие реагировать на проступающие сквозь ткань соски, но, заметив нечто подобное у других женщин, успокоилась.

В 12—14 лет я даже переживала, что так и останусь с маловыразительной грудью из-за своего небольшого в сравнении со сверстницами роста. В те годы, я имею в виду пятидесятые, эталон красоты предписывал иметь большой бюст, так что интерес мальчиков напрямую зависел от его размера. Впрочем, скорее так думали те, кто не отличался рельефными формами. Смею предположить, девочки противоположной комплекции страдали ни чуть не меньше, но уже совсем по другой причине. Ну, представьте себя на их месте, – быть объектом постоянного внимания из-за двух свисающих огромных штуковин. За-то, если кому-то нравилась такая, как я, можно было не сомневаться – дело точно не в них.

В старших классах грудь, как и я, слегка подросла. Но лишь рост замедлился, она тут же перестала увеличиваться. Долгое время я вообще не понимала, как относиться к происходившим со мной превращениям. Постепенно все встало на свои места. Бывшие когда-то ниже меня мальчики подросли. Теперь с ними можно было танцевать, не сутулясь и не подгибая колен. Да и грудь по размеру соответствовала росту, хотя не была такой, какую мне бы хотелось. Впрочем, специальным лифчиком ее всегда можно было стянуть, приподнять, зрительно увеличить и как на подносе вынести для обозрения любого же-лающего.

Конец моим сомнениям на младшем курсе колледжа положил журнал «Мадемуазель». Однажды к нам в сопровождении фотографа явилась, позвякивая многочисленными браслетами, невысокая худощавая женщина. Ей требовались девочки для показа осенней молодежной коллекции. Меня выбрали для демонстрации красного свитера. Облачившись в него, я предстала перед побрякивающей при каждом движении мадам, в задачу которой входило подогнать одежду перед съемкой. Неожиданно, уставившись на грудь, она нахмурилась. Не решаясь спросить, в чем дело, я, опустив голову, взглянула в том же направлении и вопросительно подняла на нее глаза. Ни слова не говоря, она подошла к заваленному шарфами и украшениями столу и, вытянув оттуда шелковый бежевый шарф, вернулась. «Подними», попросила она.

– Вы хотите сказать, снять свитер? – едва слышно пролепетала я.

– Нет, просто приподними, – как показалось, с раздражением повторила она.

Я загнула свитер, и она принялась стягивать шарфом грудь. После нескольких оборотов, едва затих звон браслетов, я робко спросила: «Но почему…»

– В одежде этого года главное не бюст – отрывисто буркнула она. Я опешила. Моя грудь так велика, что не годится для журнала мод! С тех пор ее размеры меня не волновали.

И вот, много лет спустя, я стою перед зеркалом, ладошкой изо всех сил прижимаю пораженную опухолью грудь и пытаюсь представить, как буду выглядеть после операции. А вдруг останется воронка, если ее выскоблят как дыню. Отвожу руку и долго всматриваюсь в нее, будто навек прощаюсь с родным существом. К горлу подкатывает ком, и на глаза наворачиваются слезы. Стянув с крючка рубашку, натягиваю ее; нашариваю в шкафчике валиум, глотаю таблетку, чищу нос и отправляюсь спать. Глаза я открыла уже в воскресенье.