Читать книгу Сначала ты плачешь - Бетти Роллин - Страница 11

Сколько же формальностей и по большей части таких обременительных приходится преодолеть прежде, чем тебе позволят занять место в больничной палате! Впрочем, в этом есть и хорошая сторона. Все эти требующие заполнения бланки, анализы крови, рентгеновские снимки и кардиограммы не оставляют ни минуты на размышления.

В голосе снимавшего кардиограмму мужчины послышался знакомый акцент. «Вы, случайно, не гаитянин?»

Быстрый взгляд, и лицо озаряет открытая, отвлекающая от грустных мыслей лучезарная улыбка. «Как вы догадались?»

– Довелось однажды побывать. В ответ еще одна демонстрация зубов ослепительной белизны.

– С чем вы? – подключая прибор, пытается он поддержать разговор.

– Рак груди, – и тотчас сожалею о сказанном. Он вздрагивает, и улыбка исчезает с его лица.

– Но ведь точно еще неизвестно. Может обойдется.

– Да, пожалуй, вы правы, – соглашаюсь я. – Не исключено, что все не так плохо.

Наконец, следом за ассистенткой, в сопровождении Артура я направляюсь в одноместную палату, за которую пришлось доплатить – моя страховка покрывала пребывание лишь в двухместной. Не хотелось при худшем варианте – не дай Бог, конечно, – стать объектом внимания посторонних людей. Чистая, просто обставленная комната с окнами на автостоянку. Разобрала сумку и аккуратно разложила по местам вещи. Расположившись на единственном стуле, Артур погрузился в воскресное приложение к «Нью-Йорк Таймс». Взглянула на постель. «Вот здесь я и буду лежать», – пронеслось в голове. Разделась, натянула ночную рубашку и легла меж белоснежных хрустящих простыней. «Тебе не кажется, что довольно глупо лежать в постели, чувствуя себя совершенно здоровой?» – попыталась я заговорить с Артуром. Оторвавшись от газеты, он хотел что-то ответить, не смог и снова уткнулся в газету. «А ведь я больна» – несколько раз мысленно повторила я, словно, как в детстве, в наказание за ложь пишу на доске одно и то же: Я больна, я больна.

Под вечер со скрэблом9 в руках пришел наш общий друг-архитектор рыжебородый Алан Бухсбаум, ходивший круглый год, даже зимой, в каких-то немыслимых сандалиях, и с ним, нетвердо держась на ногах, с сигаретой в зубах Эрика. На лице ее, как маска, застыла странная улыбка. Стул был один, и Алан с Эрикой устроились на полу. Скоро наполнившись дымом сигарет Артура и Эрики палата стала напоминать бар клуба одиночек. (Дверь мы предусмотрительно закрыли. Вряд ли тут разрешается курить. Первое усвоенное из больничных правил: на одноместную палату они не распространяются.)

Начали партию. Ни прошло и 10 минут, как играть рас-хотелось, хотя обычно играю с удовольствием. «Извини, что-то я подустала» – вдруг почувствовав себя совершенно разбитой, прервала я Алана, пытавшего составить слово из семи букв. Тем более удивительно, что накануне от трех таблеток валиума я проспала почти девять часов.

За окнами стемнело. Автостоянка почти опустела. Часы посещения закончились, и Алан с Эрикой, не зная, что сказать, без лишних слов простились. Дверь за ними зак-рылась. Разговор не клеился; причина явно была во мне. Я никак не могла сосредоточиться. Артур попробовал заговорить, но мысли мои путались. Снова и снова я возвращалась к одному и тому же: если я так больна, почему не чувствую этого? Как такое могло случиться? И именно со мной? Неужели все действительно произошло?

Неожиданно вошел д-р Зингерман. По его словам с вечерним обходом. «Как дела?» – бодро начал он.

– Прекрасно – поддержала я предложенный тон, всем видом давая понять, что случившееся в прошлый раз не повторится.

Присев в ногах на край постели, он стал рассказывать о различных видах мастэктомии точно в тех же выражениях, как и несколько дней назад у себя в кабинете. На сей раз его лекцию я выслушала с большим вниманием. Говорил он быстро и заучено, как стюардесса, информирующая пассажиров при взлете самолета о правилах пользования спасательными средствами. Несколько раз я попросила разъяснить непонятные места. Ситуация выглядела совершенно дурацкой – многое из того, о чем он рассказывал, было хорошо мне известно из собственных репортажей. Только там я выступала в роли продавца, а теперь мне досталась роль покупателя.

До пятидесятых годов, – разъяснял он – если опухоль оказывалась злокачественной (почему все-таки они никогда не говорят «рак»? ), мы проводили в основном «радикальную» мастэктомию, полностью удаляя грудь, лимфатические узлы в области подмышечных впадин и пекторальные мышцы.

– Вы имеет в виду грудную мышцу? – переспросила я.

– Именно, – интонацией дав понять, что не склонен отвечать на мои вопросы. – Далее идет простая или «полная» мастэктомия, когда удаляют только саму грудь. Существует еще лампэктомия, когда вырезают опухоль и непосредственно прилегающие к ней ткани. Стоить, однако, заметить, такая операция сопряжена с риском, так как нет способов достоверно убедиться, не проникли ли метастазы в соседние ткани. Между тем «радикальный» вариант вовсе необязателен. Исследования показали – процент удачных исходов при «радикальной» и, так называемой, «модифицированной радикальной» мастэктомии практически один и тот же. (Тут, совсем некстати, мне припомнились сообщения в прессе о хирургах, изуродовавших своих пациенток «радикальным» иссечением и скрывших от них, что по показаниям в нем не было никакой необходимости.)

Мне, как и большинству своих пациенток, он намерен предложить именно «модифицированное радикальное» иссечение, когда с грудью удаляются лишь несколько наиболее близко прилегающих к ней лимфатических узлов (исходя из предположения, что метастазы отсутствуют). Иными словами, перевела я на свой язык – грудь тебе так и так отрежут, а вот грудную клетку долбить не будут.

– Моя обязанность, добавил он, проинформировать вас, что по просьбе пациентки мы можем сначала сделать биопсию, а по ее показаниям – мастэктомию. Я слышала о женщинах, которых врачи выводили из общего наркоза только для того, чтобы обсудить с ними, как действовать по результатам биопсии. Меня всегда поражало отсутствие логики в таком подходе. Что, кроме мастэктомии, можно выбрать, если биопсия выявила раковые клетки? Ничего не оставалось, как согласиться с его предложением. В конце концов, что я в этом понимаю? Придется положиться на его профессиональную репутацию и поверить на слово.