Читать книгу Сначала ты плачешь - Бетти Роллин - Страница 9

Едва ли не сразу я принялась обзванивать знакомых. Ужасно хотелось обсудить все с мамой, но не хватило духу. «Стоит ли ее и отца посвящать в это? – размышляла я, – А вдруг, чем черт не шутит, все обойдется?» По-прежнему, несмотря ни на что, я продолжала, как заклинание, твердить: Этого не может быть! Ведь не исключено, а почему нет – диагноз не подтвердится, и домой я вернусь с малюсеньким, как у Милли, шрамиком. Разумеется, существуют еще озвученные страшные цифры. Но вероятное – это еще не достоверное событие, и вполне возможно – со мной, как всегда, все в порядке.

Я позвонила лучшим, заменивших мне братьев и сестер, друзьям, которых нам дарит юность. Я люблю их, и они, порой даже в ущерб себе, платят мне тем же.

Первым был Лео, актер Лео Блюм. Мы познакомились с ним лет семнадцать назад во время закончившегося полным провалом кошмарного театрального летнего турне. Но как бы то ни было, именно в это лето мы стали друзьями. Наши отношения не переросли в роман. Скорее, как ни высокопарно это прозвучит, я обрела брата, а он – сестру. Помню, как после его фиаско на каком-то прослушивании, стараясь хоть как-то его развлечь, я целый день таскалась с ним из одного кинотеатра в другой. В свою очередь он примчался ко мне на такси – что при его средствах было весьма накладно – и с пятого этажа перетаскал на себе мои чемоданы, когда я решила расстаться с приятным во всех отношениях, но порой не в меру буйным живописцем, который мог, явившись некстати, устроить скандал. В более спокойные времена мы регулярно угощали друг друга собственной стряпней, и часто по-дружески, он меня, а я его, приглашали на свидания со своими партнерами. Поначалу тех это, мягко говоря, слегка шокировало. Впрочем, со временем люди начинают воспринимать такое поведение как нормальное. А что еще им остается?

От всего услышанного у него тут же пропал голос. (Лю-бопытно бы узнать, почему в первую очередь отказывает голос?) Почти шепотом он стал подробно расспрашивать меня – что именно сказал доктор, знают ли родители и разное другое. Когда вопросы иссякли, я повесила трубку.

Ну вот, теперь и лучшего своего друга я сделала несчастным. Впрочем, подступившее чувство вины меня не остановило. Следующей «жертвой» стала Эрика Абель – самая образованная и утонченная из моих подруг. Профессор, писательница, мать, умница, красавица, но с совершенно расшатанной психикой – едва ли не постоянно на грани нервного срыва. Узнав о случившемся, она долго не могла взять себя в руки. Никогда я не слышала ее такой. Как Лео, шепотом, заикаясь, она даже попыталась меня подбодрить: «М-мо-жет еще об-б-б-ойдется». Увы, попытка не удалась.

Далее на очереди были две лучшие подруги по колледжу: Джоан Саймон, в настоящем оперная певица, с ней мы жили в одной комнате (ее не оказалось дома), и проживавшая в Филадельфии Пат Фишер. Пат, как и Эрика, – себя, кстати, я отношу к тому же типу людей – соединяла в себе не совместимые, на мой взгляд, черты: силу и слабость. Звонок застал ее на пике эмоционального подъема. «Ты все преодолеешь, – внушала она. – Даже, если такое случится, ты справишься». Наверно, она права, повесив трубку, подумала я. Выдержу и вынесу. Но, Господи, избавь меня от этих испытаний! Ну, пожалуйста! Постой, постой – не ты ли давным-давно от Него отказалась. С какой стати Ему помогать тебе?

Я легла. После разговоров по телефону стало легче. Я ощутила так нужную мне сейчас поддержку близких людей. На кухне Артур готовил ужин. В его надежности я не сомневалась, но надолго ли его хватит, если все действительно произойдет. Если…

Артур Герцог III, автор нескольких своеобразных, обративших внимание публики книг, был самым привлекательным мужчиной из всех, кого я знала. Мы познакомились с ним за два года до женитьбы, на вечеринке. На нем был костюм в тонкую полоску и огромные очки; импозантный, уверенный в себе мужчина; умный и с чувством юмора. Плюс щербинка на верхних зубах по центру и легкое прорывавшееся время от времени заикание, открывших шлюзы для нерастраченных материнских чувств и заставивших меня тут же в него влюбиться. Он переехал ко мне и в совместной жизни оказался еще и обаятельным, восхитительным, остроумным, сексуальным, хотя и несколько эксцентричным. В нем невероятным образом уживались черты художественной натуры и самоуверенность баловня судьбы. Решив, что несомненно он достоин покровительства фортуны, я захотела выйти за него замуж. Но он вовсе не горел желанием на мне жениться, ссылаясь на предыдущий опыт (он уже был несколько раз женат), из которого следовало, что семейные отношения только все портят. А еще он считал моногамию глупостью. Пришлось прибегнуть к обычному приему женщин и выдвинуть условие: женись или мы расстаемся. Что ж, придется выбрать первое, – согласился он. И летом в Дании мы поженились. Иногда мы ссорились, но жили довольно весело. Порой он излишне налегал на спиртное и тогда становился совершенно невыносимым, но, как со временем я убедилась, в основном словесно. Чего не скажешь о многих мужчинах с их красивыми фразами и малодостойным поведением. В этом смысле – Артур им прямая противоположность. Между прочим, именно это меня в нем и подкупало. А его нежелание подыгрывать общественному мнению вызывало даже своеобразную гордость. В моем представлении оно свидетельствовало о цельности его натуры. В конце концов, то, что он никогда не целовал меня на кухне или на улице, не покупал цветы и не осыпал подарками, ничто иное, как продолжение его достоинств. Разумеется, его мужской эгоизм не вызывал у меня восторга. И все же Артур это Артур – без лести, слащавости, угодничества и лжи. Именно таким он мне и нравился. В общем, вполне на уровне – не всегда обходительный, зато подлинный. К тому же интуиция подcказывала – он меня любит, пусть и без внешних знаков внимания. Любила его и я, если уж употреблять слово, смысл которого при размышлении над ним всегда вызывал у меня странное чувство.

И еще мне нравилось быть замужем. Нравилась сама мысль, что человек, с которым я занимаюсь сексом, член моей семьи – как говорится, все в одном флаконе. Я свила гнездо в восточном округе на пятидесятой стрит и была в нем счастлива. К сожалению, время от времени из-за придирок и неприятных стычек мир в доме нарушался. Постепенно я научилась по утрам выкидывать их из головы – до следующего конфликта. Часто предметом разногласий становилась супружеская верность. Он был ее противником, я – сторонником. Он считал супружеские обязательства предрассудком среднего класса, я объявляла его разрушителем семейных устоев. Причина же, на мой взгляд, заключалась в обществе, где не существо в обществе и отсутствующими в нем на сей счет правил – оба не понимали, как устроен брак и чего мы от него хотим. Попытки испытать друг друга (несмотря на извлеченные из них пару другую уроков) оказались весьма болезненными.

Чаще всего размолвки вспыхивали из-за расхождения во взглядах. Начиналось обычно с неприятного разговора, перераставшего в перепалку, а затем в ссору. Оба понимали, что становимся заложниками семейной рутины. Выяснение отношений стало входить в привычку, от которой оба хотели, но не знали как избавиться. «Ты не согласна ни с одним моим словом», – кричал он. «Единственный способ с тобой общаться – одобрительно кивать в ответ», – не уступала я. Он считал меня чересчур дотошной, я его – легкомысленным. И так без конца. И никто, ни мы сами, ни окружающие, не мог вырвать нас из этого заколдованного круга. В результате с каждым днем отношения становились все хуже и хуже. И тут, в разгар нелегкого и истощавшего обе стороны противостояния, у меня обнаружили рак.