Читать книгу Альманах «Русский Гофман – 2019» - Борис Бартфельд - Страница 13

Итальянский вопрос

Лишь тёплые губы шепнули «мой Ваня»,

и сдался матрос итальянского флота,

такое красивое имя Джованни

осталось забытой и трепетной нотой.

Он мило бранился по-русски нередко

с соседом из немцев, давно обрусевшим,

и стал моим самым загадочным предком,

когда-то с Россией сродниться посмевшим.

С лица не сходила восторга улыбка,

когда выпивали за дружбу и братство,

и только из красного дерева скрипка

была его главным и верным богатством.

С глазами, прикрытыми от вдохновенья,

играл про любовь и прекрасные муки,

а дети, измазавшись свежим вареньем,

ловили божественной музыки звуки.

Была бы возможность сидеть с ними рядом

и слушать волшебную музыку эту,

я предка спросила б не словом, так взглядом:

«Зачем ты, Джованни, затеял всё это?»

Шепнула бы этим невинным потомкам:

«Бегите, спасайтесь!», пока не настало

то страшное время, где скрипки в котомках

и степи казахские вместо вокзалов.

И выжить не всем, и вернуться немногим

за то, что, Джованни, ты был итальянцем,

а где-то Сибирь обморозила ноги

соседям их, немцам, читай, иностранцам.

Ни те, ни другие сгибаться не стали,

а сколько достоинства в преданных лицах,

не зря же их деды присягу давали

России и матушке императрице.

Забыты давно итальянские корни,

замужеством скрыта фамилия эта,

да только Джованни, России поборник,

узнать не успел продолженья сюжета.

Как ждали полжизни короткого слова,

услышать хотели одно – «невиновны»,

искали в газетах, кручинились снова,

теперь я указ этот знаю дословно.

Жалели, что мало осталось здесь немцев

из тех, что Россию любили веками,

и сколько ещё вот таких «иноземцев»

зачем-то считала она чужаками.

Ты, знаешь, Джованни, а я не уеду,

похоже, светлей полоса мне досталась.

К России любовь – от тебя и от деда,

Я верю в неё. И как ты, я осталась.

Без папы

В три года расстаться с любимым мужчиной,

В четыре скорее писать научиться,

Мечтать уколоться знакомой щетиной

И рядом увидеть родителей лица.

А глаз его грустных забыть невозможно,

Из зеркала смотрят они ежечасно,

Лишь письма ему, остальное ничтожно,

И в пять осознать, что борьба не напрасна.

Да вот же он машет рукой у калитки,

И день согревается этим моментом,

Но мама в какой-то пушистой накидке

Отчаянно спорит о чём-то зачем-то.

Куда же уходит её долгожданный?

Ну, дайте побыть с ним хотя бы немножко!

Но вечер его поглощает туманный,

И в стёкла отчаянно бьются ладошки.

В бреду и в горячке всю ночь прометаться

И звать его громко, а может, услышит?

Ей пять, но она не привыкла сдаваться,

И утром письмо непременно напишет.

И вложит в конверт своё лучшее фото,

Ладошку ещё обведёт аккуратно,

Добавит рисунок, смеётся там кто-то,

Он точно поймёт и приедет обратно.

И долгие годы в мечту свою верить,

Скорее увидеть его на пороге,

Повиснуть на шее и прямо у двери

Заплакать об этом счастливом итоге.

Ей часто казалось, он служит в разведке,

И, чтобы противник его не приметил,

Он дочери пишет не то, чтобы редко,

А просто ни разу письмом не ответил.

В шестнадцать решила – чудес не бывает,

А в двадцать письмо, наконец, получила,

Он в гости зовёт, он её приглашает,

Да мимо удача опять проскочила.

Она не поедет по разным причинам,

И горько потом пожалеет об этом,

Её долгожданный любимый мужчина

Пределы земные покинет тем летом.

С мечтою рола, чтоб он ею гордился,

Успешной и сильной поэтому станет,

Да только жалеть, что он с ней не простился,

Вопросами мучиться не перестанет.

А годы спустя ей расскажут те люди,

Что рядом с ним жили и всё о нём знали,

Как много писал ей, мечтая о чуде,

Как письма зачем-то в пути пропадали.

Во сне он приходит и рядом садится,

И звёзды им тихо мигают в окошке,

А утро бесстрастно даёт разлучиться,

И в сердце отчаянно бьются ладошки.