Читать книгу Память so true - Борис Кутенков - Страница 14

как пишешь ты ночью «простимся в упор»

в созвучье бессонном и адском,

так пишет барсковой расстрелянный гор

в заснеженном сне ленинградском:

– я смертельно убит, недолюблен и гол,

полз к тебе по блокадному снегу;

говорил «подойди», но никто не пришёл;

«обретай», говорил, но никто не обрёл;

дай доесть хохотунью ревекку

и в ладонях держи мой расстрелянный прах до утра,

словно ягоду смерти, сестра.

так сердце твоё светоёмко горит

в очкастом труде непобедном,

что каждый из нас вырастает навзрыд,

колеблем бедою и ветром:

я стучался в окно, где возлюбленный брат,

пылью был и кричащей горою;

отвечал белый шум, пустота, пип-парад,

что мечта – на ремне и в клею – ленинград;

не люблю, не пущу, не открою;

ты одна мне – кровавый экслибрис, бессмертья пора,

дай погрызть беззаветное сердце твоё до утра,

укачай, золотая сестра.

когда мы – и зальцман, и гинзбург, и я —

встаём над крылатой полиной,

в нас кружится смерть – молодая шлея —

с нерайской улыбкой змеиной:

– каждый поезд себе, кисловодск и челяб,

сам открытая власть и затворник;

говори только с тем, кто безумно ослаб,

пусть живыми встают из расслабленных лап

нищий ангел и съеденный дворник, —

– так бормочет она, неархивна, как боль и беда;

так она говорит, словно голос уже неотсюда,

и над нею всю ночь, словно раненый отблеск труда,

как блокадный трамвайчик словесного блуда,

молодые стоят провода