Читать книгу Слёзы Шороша - Братья Бри - Страница 12

Это пришло внезапно, так же внезапно, как приходило сотни, тысячи лет назад. Это нельзя было распознать заранее. Это не являло никаких знаков своего скорого приближения. И чуткая природа оставалась безмятежной и продолжала играть в свои обычные игры, к которым приспособились и привыкли жители Дорлифа и других селений. И лишь ночь время от времени порождала сны, отмеченные предчувствием беды. И они зависали над жилищами людей и вдруг вторгались в мирки их грёз, заставляя их трепетать, тщетно прятаться, неуклюже спасаться бегством, немо орать и пробуждаться в слезах, в холодном поту и в ужасе, который странным образом переходил из Мира Грёз в Мир Яви. Толки о вещих снах растекались по всей округе и, журча, журча, вселяли в людей, в каждого из них, тревогу и страх, которые извлекали из их памяти, словно из небытия, одно слово, заглушавшее все остальные слова и звуки: «Шорош… Шорош…» И люди жили уже не той привычной жизнью, которой жили до этих снов и слухов, а какой-то другой, сопровождаемой невидимой, но растущей тенью Шороша. Они начинали проверять, прочны ли их подвалы и достаточно ли в них запасов. Они чаще напоминали детям, чтобы те не уходили далеко от дома. Они как-то странно, словно слепые, безответно смотрели то в сторону Дикого Леса, то в сторону горного хребта Танут, то в сторону озера Лефенд, то просто на небо, смотрели в пустую чуждую им даль…

* * *

– Норон! Что пробудило тебя ото сна в столь дремотный час? Сторонний ли звук коснулся твоего чуткого уха? Туманный ли зов потревожил твою беспокойную душу? Или корявый лик из Мира Грёз заставил тебя содрогнуться?

– Мне показалось, что я слышал какой-то стук, – ответил Норон неведомому голосу. – Пойду проверю.

– Постой! Прислушайся: покойно в комнатах детей. Посмотри на Мэрэми: не шевельнулись даже её ресницы. Тебе всего лишь показалось. Ночь любит дразнить тем, чего нет.

– Но вот опять стук. Я слышу, стучат во входную дверь.

– Остановись, Норон! Остановись же! Весь Дорлиф окутан грёзами, кругом тишина. Ты можешь слышать лишь биение своего сердца. Оно стучит громче и быстрее обычного. Оно откликается на шаги приближающейся судьбы. Но с тем, что уготовано тебе судьбой, лучше встретиться лицом к лицу лишь однажды. Остановись! Не торопи мгновения, о которых тотчас пожалеешь.

Норон, не отвечая и не поддаваясь неведомому голосу, вышел из комнаты в коридор и направился в переднюю. Там его снова настигло предостережение. На этот раз оно звучало ещё тревожнее и настойчивее, будто тот, от кого оно исходило, хотел уберечь его от встречи с чем-то зловещим и непоправимым.

– Норон, не делай этого! Вернись! Ляг и отдайся покою! Если ты, Хранитель, сейчас приблизишься к двери и подчинишься иллюзии, будет поздно! Назад пути не будет!

– Почему ты сказал: Хранитель?! При чём же здесь моё бремя?! Почему – Хранитель?! – закричал Норон.

Но дверь задрожала и залязгала задвижкой под нетерпеливыми ударами. Норон сделал шаг вперёд.

– Ты потеряешь младшего сына! – провозгласил неведомый голос. – Ты потеряешь Нэтэна! Стой!

– Я не могу… Я не могу потерять Нэтэна…Я не могу потерять Нэтэна, – затрепетала душа Норона. Его охватила нестерпимая жажда взять сына на руки и крепко-крепко прижать к себе, чтобы не потерять. – Я не могу потерять Нэтэна!

Но было поздно. Дверь с силой распахнулась – Норон оцепенел от ужаса: прямо перед собой он увидел того, о ком ходила, таясь, людская молва, того, на кого смотреть человеческой душе было невыносимо. Ужас этот в одно мгновение растворил Норона-мужчину, готового отстоять себя, Норона-отца, готового защитить своего сына. В дверях стоял, дрожа от страха, мальчик, по имени Норон, в своей руке он сжимал руку другого мальчика, по имени Нэтэн. Его рука ни за что не отпустит эту руку! Его рука ни за что не отпустит эту руку! Его рука… Ещё через мгновение какая-то неодолимая сила заставила Норона… разжать руку, а Нэтэна – переступить порог. И Нэтэн, который, перед тем как сделать этот шаг, был, сделав его, исчез.

Норон выскочил из ночного кошмара с искажёнными устами, пытавшимися только что пересилить немоту и выдрать из груди ком звуков, которые составляли дорогое ему имя – Нэтэн.

– Это был сон… всего лишь сон. Этого не случилось. Не могло случиться… Сон, – он тихо, чтобы не разбудить Мэрэми, колыхнул воздух, проверяя, не ответит ли тот непрошеным голосом.

Воздух немо проглотил слова… так немо, что Норону показалось, что он сам не услышал их. «Какой густой воздух», – подумал он и в то же мгновение встрепенулся и встал с постели, чтобы немедля пойти проведать Нэтэна. Миновав двери в комнаты старших сыновей и в комнату дочери, он подошёл к спальне Нэтэна. Сердце его вновь заволновалось. Какие-то мгновения он не решался приоткрыть дверь и заглянуть внутрь, как случалось делать ему в ночной час, когда кто-то из детей болел. Наконец он открыл дверь – и тут же отпрянул назад, обхватив голову руками. Преодолевая оторопь и вязкий воздух, который сковывал движения, он устремился туда, где только что во сне не смог ничего сделать, чтобы спасти сына.

Нэтэн стоял в дверном проёме спиной к нему. Норону стало так страшно, как не было никогда в жизни. Там, буквально в двух шагах от него, где сейчас находился его малыш Нэтэн, был край, была грань между родным домом и бездной. И Нэтэн стоял лицом к бездне, неподвижно, словно ожидая приговора. И ничего нельзя было изменить.

В голове Норона мелькали обрывки мыслей, которые не могли ни объяснить что-нибудь, ни дать решение: «Что, что призвало его к этой черте?.. Он мал, он ещё мал, он не мог… Какая сила толкает его?.. Схватить его? Нет, нельзя. Во сне я попытался, но лишь разозлил того, кто тотчас разъединил нас… Что же не так? Чего я не понимаю?.. Где Мэрэми? Может быть, она уговорит его?.. Почему я вижу его затылок? Почему бездна притянула его взгляд?.. Неужели я бессилен? Что, что я должен сделать?.. Сон… Что там было ещё?.. Почему Хранитель?

Вдруг Нэтэн обернулся и посмотрел на отца так, что тот в каком-то отчаянном бессилии пал на колени. В следующее мгновение Норон каким-то чувством уловил зыбкость всего, что его окружало. И он не ошибся: всё пришло в движение, стало разваливаться и полетело вниз, как будто бездна проглотила саму твердь, которая всё держала. Норон, проваливаясь в черноту, смотрел, не отрывая глаз, на Нэтэна: тот стоял в рамке словно зависшего на прежнем месте дверного проёма, который больше не был входом в их дом…

* * *

Утро Норон провёл в размышлениях. Он пытался понять, что сказал ему Повелитель Мира Грёз, о чём предупредил его, приподняв завесу над грядущим, какой путь из тех, что окружают его в Мире Яви, отметил для него Своим тайным знаком.

По сигналу зазывного рога жители Дорлифа собрались на главной площади. Пришли представители от каждого дома; некоторые явились целыми семьями. Ожидание привело их сюда, ожидание, которое пропитало воздух Дорлифа, ожидание, которым дышали все от мала до велика, ожидание, которое казалось нескончаемым. Ожидание заставляло людей искать опору в сплочении.

Секретарь Управляющего Совета Флэмэлф объявил:

– Дорлифяне! Сегодня вы здесь по призыву члена Управляющего Совета Хранителя Норона и по велению вашей доброй воли. Хранитель Норон скажет своё слово.

Норон поднялся на трибуну. Дорлиф, затаив дыхание, встретил его сотнями взглядов. Какое-то время Норон молчал: ему хотелось испытать на себе каждый из них.

– Друзья, – тихо произнёс Норон. Это ещё не было обращением к собравшимся. Это слово он сказал себе, оно значило для него то, что он увидел в глазах Дорлифа.

– Друзья! – сказал Норон. – Сегодня я не мог не увидеть вас. Сегодня я не мог не говорить с вами.

– Говори, Норон! – раздалось в толпе. – Говори! Мы слушаем тебя!

– Я не могу не сказать вам, что отныне я подчиняю свои помыслы и поступки Повелителю Мира Грёз, потому что я верю: то, что Он открыл мне, перейдёт из Его Мира в мой Мир, Мир Яви. Друзья, этой ночью я видел сон, который счёл вещим. Я понял не всё из того, что предстало передо мной, ибо грёзы загадочны и зыбки. Но я понял главное.

– Что ждёт нас, Норон? Поведай нам!

– Тьма!.. В которую не окрашиваются даже ночи в здешних местах… – Норон остановился: ему нелегко было говорить о том, в неизбежности чего страшно было признаться даже самому себе. – Тьма… которая поглотит жизнь…

– Ты видел это?

– Повелитель Мира Грёз показал мне это.

– Ш-ш-ш, – будто ветер, услышав Норона, первым догадался, о ком вопрошает Дорлиф, и, проронив догадку, испугался и затих. Но было поздно: догадка упала на уста людей.

– Шорош? Это был Шорош? Скажи, Норон!

– Не бойся, Норон! Говори, как есть! Ты узрел во сне приход Шороша?

– Сегодня утром я сказал себе…

Дорлиф на мгновение онемел.

– Я сказал себе: Шорош идёт. Сейчас я говорю вам: Шорош идёт.

Норон уловил в глазах Дорлифа смятение. Оно, как невидимая волна, бежало от одних глаз к другим и гасило все другие блики жизни, которые только что играли в этих глазах.

– Друзья мои! У нас нет времени на уныние. И не для этого я призвал вас сюда. Тьма не была бы собой, и мы бы не разглядели её, если бы на её пути вечно не стоял свет. Да, мы не знаем пока, как противостоять Шорошу, и можем, подобно диким зверям, лишь укрыться в убежищах. Каждый из вас вправе выбрать, укрыться ли ему в собственном убежище или в общем убежище Дорлифа. Но перед тем, как спрятаться, мы должны вместе потрудиться. Надо незамедлительно подготовить всё для костров вокруг Дорлифа. Помните: костры – это начало новой жизни, это уже Дорлиф, его душа, это живая память о свете. Так считали наши предки, на чью долю выпал приход Шороша… Если у кого-то из вас не хватает запасов еды, подходите к хранилищам. О выдаче продуктов распорядится Управляющий Совет. Хочу попросить тех из вас, кто держит ферлингов, отправить с ними послания о приближающейся беде в соседние селения. Сделайте это прежде, чем приступите к работам.

Толпа оживилась.

– Мы всё сделаем, Норон! Не сомневайся!

– У Верзилы Лутула с десяток ферлингов. Вся его семья – ферлинги. Не считая его самого.

– Смотрите, самого младшего Лутул прихватил с собой. Он учит его летать. Лутул, покажи нам, как ты учишь его летать!

На площади стало веселее. Верзила Лутул, напоминающий своими маленькими круглыми глазками и крючковатым носом ферлинга, смутился, в отличие от знающего цену своему роду белого с серебряным крапом птенца, сидевшего у него на плече. (Дорлифяне держали ферлингов разных мастей – Лутул же признавал только серебристых).

– Старик Рутп, тьфу ты, Рупт, ну, в общем, вот этот старик, будь неладно его переломанное имя, не успевает посылать ферлингов к своим дочерям, чтобы поздравить их с прибавлением потомства. Нет ни одного соседнего селения, куда бы он ни отдал замуж свою дочь. Скажи, старик, ты ещё не сбился со счёту?

– Да он и не собирается стареть. Его жёнушка Дороди скоро порадует его ещё одной дочкой.

Норон поднял руку и подождал внимания:

– Спасибо вам, друзья. Знаете, о чём я сейчас подумал? Я вспомнил, как мы с вами делали первую крышу из безмерника. Тогда старина Руптатпур, несмотря на неприступность кое для кого его имени, первый открыл свою душу новому делу и свой дом живому свету.

Старик Руптатпур, предался было внутреннему спору с насмешниками, о чём стоявшие рядом могли догадаться по безудержному шевелению его усов, однако, услышав похвалу в свой адрес, просиял довольством и погрузился в воспоминания.

Норон продолжал:

– Многие из нас поначалу противились новшеству, называли его таким же бесполезным, как и само растение, которое не годно ни на корм скоту, ни на зелья от болезней, ни вообще на что-то дельное. Но как только эти люди из любопытства переступали порог дома Руптатпура, глаза их менялись, и они приходили в мастерские и заказывали новую кровлю для своих домов, и сами помогали, чем могли. Теперь все мы привыкли жить в наших светлых домах, и это – наша общая привычка, это то, что сделало наши сердца более открытыми друг другу. К чему я?.. Потом… вы понимаете, о чём я, должно же наступить „потом“…

Норон разволновался. Подступивший к горлу ком не дал ему договорить. Но дорлифяне, не заметив этого, продолжали внимать ему.

– Я прошу вас, прошу каждого из вас: не дайте мраку заполонить ваши души и обречь вас на одиночество, не дайте мгле застлать ваши глаза и лишить вас дара видеть друг друга. Потом… выходите из своих убежищ (ваши сердца подскажут вам, когда это сделать), пробирайтесь к условленным местам, разжигайте костры. На огонь придут другие. Говорите друг с другом. Вспоминайте. Мечтайте. И уже при свете костров начинайте выстраивать жизнь нашего Дорлифа, нашу жизнь. И вы встретите Новый Свет. Обязательно встретите Новый Свет.

– Мы встретим его вместе с тобой, Хранитель! – взволнованный голос, многократно отозвавшийся в разных концах площади, выразил настроение Дорлифа.

– Мы сделаем, как ты сказал, Хранитель!

– Спасибо тебе, Хранитель!.. Хранитель… Хранитель…

Лицо Норона вдруг изменилось, будто на мгновение он остался наедине с собой. Только что ему удалось уловить ещё один знак из тех, что расставил в его ночных кошмарах Повелитель Мира Грёз, ему удалось разрешить задачу, над которой он бился всё утро… Мысли и чувства Норона вернулись к людям. Он снова поднял руку – площадь затихла.

– Благодарю вас, друзья! Благодарю за доверие! – сказал Норон.

Через короткую, но значимую для него паузу он произнёс слова, истинное значение которых было ведомо ему одному (очень советую поставить здесь точку, остальное лишнее), и лишь грядущее могло бы открыть это другим, не всем, но наиболее проницательным из них. Сейчас же эти слова воспринимались людьми как извинение за то, что Хранитель не может сделать для них больше, чем может:

– Дорлифяне, простите Хранителя Норона за слабость.

Управляющий Совет заседал недолго. Четыре Хранителя и три члена Совета, не обременённые почётной и ценной ношей, слишком хорошо знали Норона, чтобы усомниться в правильности его предложений. Каждый простился с каждым и покидал здание Совета, зная, что ему предстоит делать в преддверии беды.