Читать книгу Почему в Израиле льется кровь, или новый Холокост. - Дебора Мейер - Страница 12

«Воспитание детей — это процесс формирования совести». (Элиягу Элиэзер Деслер)

80% от того, что мы знаем мы взяли, подражая кому-то. Ребенок, научившись любить, сможет любить свою жену или мужа. Дети берут из родительского дома то, что определит их дальнейшую судьбу. Маленький человек приходит в дом и впитывает в нем все устои и ценности, все что принято, как правильное и хорошее или отвергнуто, как плохое. Если в самом начале гормонального созревания не рассказать ребенку «откуда он взялся», то уже в самом в скором времени, в его телефоне вы найдете запрос в Google «Игра для взрослых». Когда родители говорят детям о сексе и любви человеческими словами, не внося в разговор двусмысленные междометия или неприличные жесты, то это не вызывает у ребенка ощущение пошлости и разврата, устанавливая, таким образом искренние, доверительные отношения, и опережая другие источники информации, которые норовят «захватить» ребенка в плен.

Сегодня не родительский дом «начало начал, и в жизни детей надежный причал», а детский сад или школа. Почему нянечка в детском саду знает лучше мамы причину постоянной грусти девочки, а учитель физкультуры носит в себе сокровенную тайну подростка? Ребенок идет в школу, чтобы его научили законам математики, химии и словарному запасу, для общения в обществе, а не законам любви и словам «вагина» и «пенис». Как и когда произошла подмена, что не родитель сегодня маяк для ребенка в этом бушующем и непонятном мире?

Только мать, а не чужая тетя в детском саду, или бабушка, должна сформировать ум и дать ребенку модель поведения вместе с частицей своего любящего сердца, и помочь ему стать способным в будущем любить своих детей и помнить материнские руки.

В то время, когда ребенок начинает познавать окружающий мир, у него появляется бесконечное число вопросов, и каждый стоит «миллион долларов». При этом мать, которая держит его за руку или катит коляску, часто только делает вид, что слушает его. На самом деле сердце ее не с ним — она либо говорит по телефону, либо «мечтает о своем». Подсознательно ребенок чувствует, что его маленький, загадочный, а порой даже страшный мир, непонятен и далек для его матери, и он не может доверить ей свои страхи. А потом вы не можете понять, откуда у ребенка капризы, истерики и боязнь оставаться одному в своей комнате ночью? Мама срочно бежит к психологам и разного рода «целителям душ», не вникнув в суть и пренебрегая силой переживаний ребенка, который просто не может выразить происходящее словами.

«Представьте, что малыш плачет ночью в соседней комнате, потому что ему кажется, что по стенам ползают пауки-гиганты. Вы ведь не зайдете к нему в комнату и не начнете в темноте читать лекции о невозможности и нерациональности существования пауков-гигантов, призывая «взять себя в руки». Это конечно может сделать самая ужасная мать в мире, но тогда ребенок поймет, что не следует проявлять свои чувства при ней». (Пол Трипп) Доверие — эта самая ценная и самая хрупкая вещь на свете. Без него невозможно стать другом своему ребенку. Что мать делает в первую очередь? Забегает в комнату и берет его в объятия, потому что он в страхе, хотя этот страх и основан на заблуждении. Но все же — это страх. Ребенку действительно страшно, ему нужно утешение. Вот это и значит войти в его мир. Потом мама включает свет и показывает, что никаких пауков не существует, что это были просто тени от деревьев в лунном свете. Уставшая и поглощенная заботами мать, не видит состояние сердца ребенка, которое управляет его поведением.

Бесчувственные, постоянно занятые собой родители, часто разговаривающие по телефону или играющие в интернете, а то и постоянно отсутствующие, именно так и поступают, отгораживаясь от детей глухим забором равнодушия. И эта причина того, что через пять-десять лет ребенок станет полностью неуправляемым, когда возьмет в руки свой телефон. Он уже получит все ответы на свои вопросы в «Google» или через переписку с друзьями. Ему уже ничего не интересно, и на мать он реагирует точно так же, как она реагировала на него. «Крышка в мышеловке захлопнется», когда ребенок станет самостоятельным и уйдет из родительского дома, оставив их у этого же телефона, но теперь уже ожидающих звонка от него.

Прошла целая жизнь, а я помню, когда мама не смогла забрать меня из детского сада и оставила ночевать там. Свернувшись клубком в маленькой кроватке, я всю ночь смотрела в окно на качающийся от ветра фонарь, и горько плакала. Мне казалось, что она бросила меня, и я уже никогда больше не увижу ее. Вероятно, ни до, ни после того, она не объяснила мне причину, которая убедила бы меня в том, что ей нельзя было поступить иначе. В раненом детском сердце, на протяжении всей жизни, укреплялась вера в то, что никто не может полюбить меня в этом мире. Только сегодня я могу объяснить свою замкнутость, неспособность принимать внимание и добро; все те чувства неполноценной личности, которая не познала слова «любовь».

Россия 1971–79 годы. После смерти папы, все летние каникулы с 30 мая до 25 августа, мы с сестрой жили у бабушки в деревне, чтобы мама могла немного отдохнуть от нас, и брать дополнительные смены в больнице. Начиная с таяния снега в марте, я уже начинала ненавидеть деревню всей своей маленькой душой, даже не потому, что на детские плечи падал тяжелый деревенский труд, и мамин брат постоянно обижал меня, а больше потому, что я невыносимо скучала по матери. «Если б я могла облечь в слова то, что чувствовала, получился бы младенческий крик: «Я не хочу быть одна. Я хочу быть кому-нибудь нужной. Мне одиноко. Мне страшно. Мне надо, чтобы меня любили, прикасались ко мне, обнимали». (Лэнг Оливия)

Бабушке было мало до нас дела, потому что она работала за троих мужиков, а ее великовозрастный сынок уезжал на рыбалку всякий раз, когда приходила сенокосная пора, или любая работа в огороде площадью один гектар.

Однажды, деревенские ребятишки позвали меня кататься на велосипеде. Поскольку у меня его отродясь не было, и я не знала с какой стороны к нему подойти, но все равно села, то уже через пару метров он лежал на мне сверху, а сама я в густых зарослях крапивы. В середине августа, сорняк настолько жгучий, что даже маленький, обожженный участок вызывает зуд, сильное жжение и боль. Представьте на секунду ребенка в коротком сарафанчике и сандалиях в зарослях крапивы с человеческий рост. За минуту я превратилась в переспелый томат, от макушки головы, до ремешков обуви. Нормальная девочка залилась бы слезами, и побежал домой, а я села опять на велосипед и уже гораздо смелей поехала дальше. Через несколько метров, большая коряга, одной стороной застряла в спице колеса, а другой во внутренней части моей ноги, разорвав ее мягкие ткани. Когда кровь хлынула ручьем, а огромная муха сразу села на рану, я наконец-то испугалась, отдала велосипед и побежала в сторону дома.

Поскольку бабушкина избушка, на курьих ножках стояла первая на улице, то было видно издалека, что происходит во дворе и на высоком крыльце избы. И вот я бегу со всех ног, с красной, воспаленной кожей, с туфлей, наполненной кровью и вижу, что на крыльце сидит моя мамочка.

«Поговори со мною, мама,

О чём-нибудь поговори,

До звёздной полночи, до самой

Мне снова детство подари». 17

Как потом оказалось, она тоже очень соскучилась и решила забрать нас раньше обычного. Съежившись от страха, за предстоящее наказание и нотации, я со всех ног, побежала в другую сторону от дома, но мама уже увидела и догнала меня. Она не ругала меня сильно, и я уже рыдала от всей души из-за нестерпимой боли и благодарности, что меня приняли. Душевная рана сильнее, чем шрам на ноге, она делает маленького ребенка отчужденным, грубым и ожесточенным. «Никем не любимый ребенок перестает быть ребенком: он лишь маленький беззащитный взрослый» Жильбер Сесброн

Яркая, ужасающая картина надвигающейся беды, происходит на моих глазах в течение трех лет, в квартире напротив моей, где живет молодая женщина с девочкой. Ребенок растет в атмосфере повышенных тонов всегда пьяной матери, сигаретного дыма и мелькания в доме посторонних дядей и тетей. Я ежедневно слышу, как мать в истерике орет на ребенка, и теперь уже взрослеющая девочка, с поразительной агрессией орет на мать. Когда она достигнет веса и роста матери, словесная война перейдет в рукопашный бой. Встречаясь утром на лестничной площадке, мои соседки выглядят радостными и довольными, при том чисто и аккуратно одетыми, только мама всегда в черных очках, или не смотрит мне в глаза. Она знает, что я знаю, кто она. И она тоже знает, кто она. В лучшем случае, Еву заберет социальная служба, в худшем, девочка, не получившая материнского тепла и ласки, будет всегда в конфликте с одноклассниками в школе, одногруппниками в учебном заведении, сотрудниками на работе, и наиглавнейшее из главного — она будет плохая мать, и никудышная жена. Из нее вырастет несчастный, разрушающий все на своем пути человек, с одинокой пустой душой! Если срочно не исправить отношение к ребенку, и в течение последующих, минимум 10 лет не сеять в нее добро и любовь, то уже посаженные на почве сердца колючие тернии, будут плодоносить всю оставшуюся жизнь девочки…

Парадоксально, но почти равнозначное, если не большее зло делают родители детям своей чрезмерной заботой и феномен «еврейской мамы», требует отдельного понимания глубины проблемы. При всех своих, по праву честно заработанных почестях и благодарности, еврейская мама никогда не удовлетвориться лишь только одним визитом в шабат или дежурным телефонным звонком. Ей нужно полноценное влияние и контроль. «Еврейская мама» — это имя нарицательное, это состояние души, и не только женщины еврейской национальности. Это — когда забота и опека ребенка возведены в степень идеала. Своей гипертрофированной любовью, бесконечными советами «а идише мамэ» «кастрирует» сына. Она лишает его способности самому принимать решения и жить без оглядки. Она не умеет сделать то, что естественным образом заложено в природе, когда «птица выталкивает птенца из гнезда». С такой мамой сын остается на всю жизнь, связанным «пуповиной».

Проблема «маменькиного сынка» стара как мир, и ломает молодую семью, в ее зародыше. Идише мамэ моего еврейского мужа, русская женщина, принявшая все традиции еврейской семьи, как «невидимая тень лежала между нами в постели», и одна из первых, управляла психикой взрослого, слабохарактерного сына.

В воспитание мальчика, с детства закладывалась предполагаемая одаренность и уникальные таланты. Время взрастило в нем превосходство над другими людьми, и даже нереализованные способности, мой муж выдавал за реальные результаты и был воодушевлен достижениями двадцатипятилетней давности. Часто, всматриваясь долго в зеркало, ловко смахивая волосинку со лба, он любил повторять: «…красив …как бог…»

«Нам нужен кто — нибудь, по чьему образцу складывался бы наш нрав. Ведь криво проведенную черту исправишь только по линейке» (Сенека).

Сегодня в моде мама, которая занята только своей внешностью и личной, суетливой жизнью, параллельно воюющая с папой, подавляя его мужское достоинство. Ежедневные сцены в такой семье, научат ваших дочерей в гневе и раздражении останавливать «бегущих коней и тушить горящие избы», а сыновей не уважать женщину, или хуже того, унижать ее. Девочкам хронически не хватает примеров матерей, как хранить любовь, содержа в соответствующем порядке дом, мужа и детей. У ребят, нет для примера мужественного и ответственного отца.

Папы и мамы не учат своих детей, как заботиться и любить своих родителей, сострадая им, потому что не любят их, и не сострадают им сами. Кидая «с барского плеча», пару часов на общение с родителями, лицемерная забота, превращается в нудную, утомительную обязанность и ранит последних, делая отношения формальными и напряженными. Сегодня, даже трудно себе представить, как могли бы провести свой отпуск дети вместе со стареющими, больными родителями, сердечно заботясь о них. Нет лучшего средства воспитания, как достойный пример и надежда, что в будущем, под закат вашей жизни, дети повторят его. Высшая награда для матери и отца, и показатель любви детей, если они могут добровольно принести в жертву свое свободное время. Наше общество больно, вызывает серьезные опасения и требует срочного вмешательства сверхъестественных сил извне.

Признаками надвигающейся глобальной катастрофы, стали такие явления когда, в доме «папа» периодически меняется, или в нем два папы, или две мамы, или папы и мамы вовсе нет. Миллионы, несчастных детей, остались сиротами, не из-за войны или природных катаклизмов, а из-за морального уродства людей родивших их.

Как можно назвать двуногое существо, которое в гневе и отвращении выкинуло в мусорный бачок младенца, которого само родило? Какие убедительные аргументы может найти в свою защиту нувориш, который забыл свою мать?! Homo sapiens? Человек разумный? Разум — это способность мыслить всеобще, способность анализа и обобщения. Значит человек БЕЗумный, если он функционирует только на уровне инстинктов. Да, все «факты на лицо» — он безумный, потому что злокачественная и заразная болезнь — гордость, поразила мозг, сердце и язык, заглушая протесты собственной совести, оправдывая постыдные поступки.

Наиболее вероятным мотивом каннибализма у первобытных людей была признана ярость. Разъяренная толпа, убив ненавидимого ею человека, терзала его на части, пожирала его сердце, лёгкие и так далее, то есть людьми двигало инстинктивное желание уничтожить врага в буквальном смысле этого слова. Мир приближается к тому, что в наш сытый, ожиревший от сладострастия, одуревший от ненависти век, люди с бесстыжими душами и каменными сердцами, скоро тоже начнут поедать себе подобных. Вся Земля стенает и мучится, задыхаясь во зле людском и ненависти, взывает к благоразумию и напоминает, что человек, может быть человеком, когда он поступает по-человечески.

Израиль. 2015 год «Красный ковер». После продолжительного общения, встретившись со мной в очередной день «кормежки», Руслана, которая выглядела, как из Бухенвальда, наконец, решила излить мне свою душу и на вопрос: «как она попала в это место?», — начала свой короткий рассказ: «Моя мама, всегда была очень строга к нам. Однажды, мой брат, который полюбил своего друга, рассказал матери, что у него проблемы на этой почве. Ошарашенная новостью и разгневанная аморальностью сына, она прокляла его и выгнала из дома. Брат пошел и повесился. Я прокляла мать, ушла из дома тоже, и оказалась в публичном доме. Поскольку невозможно на трезвую голову принять 5–10 мужчин в сутки, а марихуана совсем не помогала, я начала колоть героин».

В марте месяце 2019 года я разговаривала с Русланой по телефону. Она уже прочно стоит на этом пути — отсидела в тюрьме, родила и бросила ребенка, работает в дешевом барделе…

«Это все мое детство виновато, понимаешь? Я никогда не знал, что такое любовь…» Чарльз Буковски

А что мама? Что добилась она, потеряв двоих детей сразу? Я не стала «сыпать соль на рану», и задавать ей эти вопросы. О, если бы мы только захотели осознавать свою вину, и старались помогать родным увидеть их ошибки, и признаваться им в своих. Если бы все мы не желали друг другу кровавой мести и сурового наказания, за оскорбленное самолюбие, то вместо тюрем, психиатрических больниц и аптек, строились бы детские сады и школы. У людей нет живительных сил — любить и прощать. Более того, у них нет такого желания!

Если авторитарные руководители производят безынициативных, лицемерных подчиненных, то властные, деспотичные родители, требующие ангельского поведения, третируют своих детей руганью, или молчаливым игнором. В результате, те вырастают бунтарями, с уродливыми проявлениями лидерства и всеми признаками высокомерного и гордого человека.

Как правило, оставаясь под старость лет у «разбитого корыта», чаще женщины теряют смысл жизни, который видели в своих детях, которые не проявляют к ним сегодня элементарного уважения. Под закат жизни хочется простой человеческой любви и внимания, покоя и благости. Матери в слезах восклицают: «Я положила на своих детей всю жизнь. Разве я заслуживаю такого отношения?» Да. Именно этого мы и заслуживаем. Потому что давали своим детям не то, в чем они нуждались, а то, что они хотели.

2000 год. В первый раз я уехала в Израиль, и «нечаянно» задержалась здесь на год. Мой маленький мальчик, 6-летний Антошка часами сидел на подоконнике, с безмолвными слезами, пристально глядя в одну точку: «Мама приезжай, я скучаю по тебе». Я нашла описание этой сцены в мамином дневнике, который достался мне по наследству, после ее смерти, вместе со старым самоваром, и папиными часами без стекла, которыми его премировали, как передовика коммунистического труда. Именно с того момента что-то надломилось в детском сердечке, и на протяжении жизни образовалась огромная, не затягивающаяся рана, в большом сердце взрослого мужчины.

Только сегодня я понимаю, что была отвратительной женой и очень строгой матерью, потому что и не подозревала, что может быть как-то иначе. Меня никто не учил любить, так же как никто не заботился в детстве, о душевном здоровье отца моих детей. Воспитывая детей одна, я «лезла из кожи вон», чтобы мой сын был самый лучший, при этом, мало уделяя внимания образованию и творческому развитию своей доченьки. Быстро соображающий, взрослеющий мальчик, привыкший к духу лицеприятия и постоянных аплодисментов, — «самый красивый, самый умный, самый воспитанный…», с детства мечтавший стать философом, сегодня не желает тратить свое время на мать, и опускаться до уровня «просто сына». Не без моего старания и упорства, сын приехал в Израиль с хорошей базой начального образования, которое серьезно повлияло на его становление в другой стране. Он играет в шахматы и большой теннис, говорит на трех языках, и учится сегодня в престижном университете Израиля.

Но мой мальчик не любит меня, потому что я не дала ему самого главного — материнской любви. Он не получил сердечного участия и заботы, от постоянно занятой зарабатыванием денег матери, начиная с первого класса, до его ухода в самостоятельную жизнь. Можно привести десяток уважительных причин в свою защиту, но они уже не способны повлиять на холодное сердце моего сына.