Читать книгу Фрагменты - Деметрий Дембовский - Страница 4

Иногда, подобно Еве, родившейся из ребра Адама, во время моего сна рождалась женщина из неудобного положения, в котором я лежал. Её создавало наслаждение, которое я готов был вкусить, а мне казалось, что это она мне доставляла его.

Марсель Пруст “В сторону Свана” ; 1.

– Ганс, если ты будешь продолжать в том же духе, то у меня сложится впечатление, будто в последнее время ты вообще не имел ни одной женщины.

– Почему так?

– Потому что ты рассказываешь такие небылицы, которые в обыденной жизни просто не возможны. Подумать только: исполняет все твои фантазии! Что за чушь? Где ты видел такую женщину?

– У себя дома…

– Врешь! Покажи мне её, я хочу её пощупать, расспросить на сколько твой сегодняшний бред соответствует реальности.

– Это невозможно. Я не могу её с тобой познакомить. Ты видел её фотографию?

– То, что она прекрасна и то, что она была в твоих объятьях, еще ничего не доказывает. Не знаю, где ты откопал эту женщину, но то, что ты говоришь о ней, кроме, конечно её божественной внешности, – чистой воды неправда!.. Нет, ну надо же! ей абсолютно от тебя ничего не нужно, кроме как беспрекословно выполнять все твои желания, попутно дополняя это счастливой улыбкой, нежной заботой, умной беседой и неистовой страстью! Где ты понабрался такого идиллического вздора? Вон посмотри на ту суку: за сотню баксов ты получишь от неё все, кроме улыбки, заботы, умной беседы и пылкой любви.

– А что же тогда остается?

– Вот и я о том же – ничего не остается! Грубость, жадность, злость и вялость! Кого не возьми – кругом один обман! А ты мне сказки рассказываешь.

Друзья изрядно подвыпили и после весьма содержательной беседы отправились по домам. Ганс, открыв ключом дверь своей квартиры, упал на кровать и заснул. Когда он проснулся, было уже четыре часа ночи. На краю его кровати сидела очаровательная девушка и нежно смотрела на помятое после пьянки лицо хозяина. Её внешность не поддавалась никаким описаниям, а тихая, счастливая улыбка, вспыхнувшая на её лице сразу, как Ганс открыл глаза, была бы способна вознести даже самого искушенного мужчину на седьмое небо.

Видно я здорово набрался, – произнес Ганс, протирая глаза. Девушка протянула ему стакан с водой, который уже долго держала в руках.

– Здесь аспирин, я больше ничего не нашла у тебя.

– Спасибо, дорогая, – ответил Ганс. – Тебе опять пришлось меня раздевать и укладывать…

– Ничего страшного. Сейчас я хочу, чтобы тебе стало лучше, а для этого нужно первым делом принять душ.

– Ну нет, только не душ! – Ганс укрылся с головой одеялом.

Прекрасная фея шаловливо набросилась на своего хозяина, приняв вид веселой проказницы. Сколько раз Ганс удивлялся такому оборотничеству, обязательным результатом которого было его поднимающиеся настроение. Казалось, что из всех способов, ведущих к данному результату, она всегда выбирает самый верный. Быть может, тому немало способствовала её обворожительная нагота, с которой она всегда здесь представала, благоухающая чистота, неподдельная искренность, беззащитная влюбленность и её блестящий ум. Быть может, Ганс был и сам немного влюблен в неё и старался ей угодить. Как бы там ни было, но он вылез из-под одеяла, ибо восхитительные прелести юной феи, от которой он шутливо отбивался, полностью разогнали его головную боль и, подняв девушку на руки, побежал с ней в душ.

После довольно долгого и шумного омовения, в результате которого была затоплена вся ванная комната, Ганс со своей любовницей отправился завтракать.

– Вчера я рассказывал о нас другу, он мне не поверил, – произнес Ганс, отрезая кусочек яичницы. – Я бы и сам не поверил, если был на его месте. Совсем недавно я не мог и мечтать о том, что сейчас имею… Нет, мечтать, наверное, мог, но не смел надеяться. Ведь и сейчас то, что я вижу, не является реальностью?

– Конечно. Я только плод твоего воображения.

– Великолепнейший плод! Боже, как ты красива!.. Но мне день ото дня становится все более грустно оттого, что ты не живая на столько, чтобы обладать собственным характером, своей точкой зрения, волей; чтобы я имел возможность время от времени спорить с тобой, прощать тебя и стараться понять. Мы даже не можем выйти на улицу вдвоем! Ты всегда испаряешься, как только наступает шесть часов утра. Порой я просыпаюсь, а тебя уже нет. Постель еще теплая, влажная, но, не смотря на это, тоскливое чувство одиночества и неотвратимости охватывает меня. И я не способен что-либо изменить.

– Прости Ганс, но ты сам создал наш мир.

– Конечно, я и не думаю тебя в чем-либо упрекать, но посоветуй, как мне избавиться от этого кошмара?

– Если ты не побоишься полюбить живую женщину; полюбить так, что сможешь справиться с любой болью, которую она причинит тебе, тогда я стану не нужна.

– Это сделать не легко.

– Да. И поэтому я не спешу тебя покидать.

– Подумать только: я как Вишну, породил собственным воображением апсару и теперь думаю, как от неё избавиться!..

За окном светало. Ганс сидел спиной к плите, около которой стояла юная нимфа. Он и не думал оборачиваться: пробило шесть часов утра.

* * *

Никого не хочу видеть!

Мне кажется, что моя любовь переживает то, что Стендаль называл второй кристализацией: “Он хочет вознаградить себя другими радостями жизни и обнаруживает их исчезновение”. Мне кажется, что я стою у самой пропасти и камешки из-под ног моих с шумом падают в мрачную бездну. Ещё одно усилие, и я стану посмешищем. Вот она – великая любовь Ромео и Фабрицио дель Донго! Я никого не хочу видеть кроме неё и буквально ко всем атараксически равнодушен, а её – боюсь, ибо знаю, что с этого дня она – богиня покровительница, от неё зависят все мои счастья и несчастья, моя судьба, моя жизнь.

Из этюда Бальзака: «Если какая женщина внушит итальянцу любовь, он уже никогда не расстанется с нею».

Я ещё слишком юн, чтобы наслаждаться прошлым: «я любил», «я был», – это как похоронный марш, тлетворная музыка разложения, разрушающая все надежды и грезы моего сердца. Моя жизнь как роман у Камю – абсолютно, монолитно, неизменно. И я никогда больше не полюблю как в 16 лет.

– У меня в жизни есть только одна женщина.

– Какой же ты декадент, де Марешал! Тьфу! Роман в стихах…