Читать книгу Алгоритмы, или Ошибка в коде. Концептуальная фантазия - Денис Ленский - Страница 9

Никита родился в Одессе. Его отец, известный на всю страну партийный и государственный деятель, был очень требователен к единственному сыну и всегда держал его в ежовых рукавицах. Зато мать, несмотря на то, что она имела педагогическое образование и работала учительницей, компенсировала отцовскую строгость безмерным попустительством. Втайне от мужа она с самого младенчества баловала своё любимое чадо. Когда отца перевели из Одессы в Ленинград, юный пионер Никита учился в третьем классе.

Посчитав, что звучная еврейская фамилия отца в сложившихся тогда неоднозначных обстоятельствах может оказать мальчику медвежью услугу, родители решили сменить её на фамилию матери. Они посчитали, что Никита сможет лучше адаптироваться в новой школе, если его изначально не будут воспринимать как «сына того самого». Так в классе, где учились будущие Программист и Психолог, появился новый ученик Никита Голубев.

После нескольких мальчишеских разборок с «одесситом», так окрестили новичка в классе, будущие неразлучные друзья нашли между собой общий язык. С тех пор никаких секретов между ними не было, и они частенько, подтрунивая друг над другом, придумывали себе разные безобидные прозвища. Зная о сложных манипуляциях с еврейской фамилией Журналиста, они иногда дразнили своего приятеля, называя его в шутку «товарищем Голубовичем». Тот не обижался. В его крови был намешан такой генетический коктейль, что любая попытка разобраться в хитросплетениях его генеалогического древа оказалась бы напрасной тратой времени.

В роду у Никитоса были евреи и украинцы, русские и армяне. Какой-то из его дедушек был греком. Всевозможные дяди и тёти, двоюродные и троюродные братья и сёстры, с которыми родители всегда поддерживали тесные родственные отношения, часто гостили у них в Ленинграде, и так же часто принимали Никиту с кем-то из родителей у себя дома. Каждый из них внёс определённую лепту в его воспитание. Возможно, именно это и стало одной из причин противоречивости его характера. С одной стороны, он всегда был душой компании и с любым человеком умел найти общий язык, но с другой стороны, мог иногда погорячиться и наговорить лишнего. Однако обижаться на него было невозможно. Каким-то непостижимым образом ему удавалось вовремя включить своё обаяние, и все обиды тут же улетучивались.

Приятелей и знакомых у него было не счесть, но настоящими друзьями, на которых всегда можно было положиться, он считал братьев Ковалёвых и семью Сидоренко – Психолога и его жену Марину.

Он был великим спорщиком, причем мог спорить по любому поводу. Если Портос у великого Дюма говорил: «Я дерусь, потому… что я дерусь!» – то Никитосу смело можно было приписывать девиз «Я спорю, потому… что я спорю!». Иногда он увлекался настолько, что начинал противоречить самому себе, не замечая этого. Но больше всего он любил поспорить с Психологом, который своей невозмутимостью ещё сильнее его раззадоривал. В их постоянных взаимных перепалках, которые можно было назвать дуэлью эрудита со скептиком, Программисту приходилось выступать либо в роли секунданта, либо мирового судьи.

– Таки да, товарищ Сидоренко, – весело ответил Журналист. – Приходится крутиться. Реальность такова, как ты любишь повторять.

– А что, разве я часто так говорю? – удивился Психолог. – Не замечал…

– Естественно, не замечал, – усмехнулся Журналист. – Ты ж у нас кандидат противоестественных наук, отец Захарий. Матушке Марине, кстати, большое сенкью вери мач за пироги. Мастерица.

– Передам. А почему это ты психологическую науку назвал противоестественной?

– А что в ней естественного? Ковалёвы – технари, представители точных или естественных наук. А всякие социологи и прочие психологи изучают то, что невозможно взять в руки и как следует пощупать. Полуэкт в этом отношении прав: никто ещё не придумал, как измерить… ну, к примеру…

– Совесть?

– И совесть в том числе. Поэтому гуманитариев и считают представителями противоестественных наук.

– А филологов – нет?

– Ну и филологов, естественно, – засмеялся Журналист.

– Никитос, по-моему, не совсем правильно противопоставлять гуманитарные и точные науки. Наоборот, пришло время каким-то образом их объединять, – сказал Программист.

– К сожалению, коллега прав, – вздохнул Психолог. – Никто пока не собирается их объединять. Вернее, робкие одиночные попытки делаются, но большая часть психологов, в основном, занимается околонаучной болтовней, которую правильней назвать болтологией. Хотите, продемонстрирую?

– Ну-ну, интересно, – потирая руки, сказал Журналист.

Психолог поправил очки и незамедлительно выдал:

– В социальной пространственно-временной реальности не существует логически выстроенной последовательности дедуктивно взаимосвязанных законов или обобщений, но социология как полипарадигмальная наука в своей концепции допускает наличие любых объективных и символических аспектов или феноменологических конструкций.

Журналист зааплодировал.

– Браво, Псих. Я угощаю ужином каждого, кто повторит эту тираду.

Психолог поклонился.

– Увы, реальность такова, что изо всей гуманитарной братии наверх пробиваются те, кто быстрее и лучше других освоят терминологию и научатся связно болтать на всевозможные околонаучные темы. А в практических исследованиях психологи, например, теряются даже при анализе собственных поступков, если вообще задумываются о таких пустяках. Словом, критиков среди гуманитариев больше, чем самокритиков. Кстати, я – не исключение, однако я стараюсь с этим бороться.

Программист задумчиво покачал головой.

– Мне кажется, что без общего языка, своеобразного эсперанто для общения лириков с физиками, просто не обойтись. Иначе один будет рассуждать за Фому, а другой – даже не за Ерёму, а за циклофазотрон. Мужики, ну мы-то с вами, гуманитариями, договоримся? Обещаю, мы с Полуэктом не будем грузить вас интегралами от дивергенции векторного поля и постулатами из термодинамики.

– А Псих пусть пообещает, что не будет умничать, – вставил Журналист.

– А ты – перебивать, – тут же добавил Психолог. – Я думаю, что в принципе можно попытаться найти что-то общее между социологией и, к примеру, линейной алгеброй. Только я не очень понимаю, кому это интересно?

Студент поднял руку.

– Мне интересно. Мне для реферата нужно. И вообще…

– А для какого реферата? – поинтересовался Психолог.

– Наш препод по философии дал всем задание подготовить реферат на тему «Роль информации в человеческой эволюции». Кто лучше всех напишет – тому зачёт автоматом. Кстати, Захар, а о чём твоя кандидатская диссертация?

– Ну, если в двух словах, то о типах человеческой психики. Тема довольно специфическая, не думаю, что она тебе пригодится для реферата.

Идея с рефератом, видимо, родившаяся у Студента экспромтом, Программисту очень понравилась.

– А давайте попробуем вместе помочь Полуэкту, – предложил он, подмигнув брату.

Психолог почувствовал неловкость.

– Нет, ну раз вы считаете, что разговор о человеческой психике может как-то облегчить юноше жизнь, то я, конечно же, помогу, – заверил он друзей. – Просто важно понимать, Полуэкт, это тебе нужно только для того, чтобы подготовить хороший реферат, или тебе это действительно интересно?

– И то и другое. Прежде всего, я сам хочу разобраться.

– Похвально. В таком случае, это меняет дело, – усмехнулся в усы Психолог.

– Давайте так, – сказал Программист, поднимаясь из-за стола. – Я предлагаю провести небольшой цикл философских семинаров, побеседовать, так сказать, на темы человеческого бытия.

– И научно-технического прогресса, – добавил Студент.

– Ну, и прогресса. Как без него?

Журналист оживился.

– Помочь студенту – святое дело. С чего начнём? Беру на себя организационные вопросы по подготовке семинаров. Сколько семинаристок приглашать? Надеюсь, все понимают, что я намекаю вовсе не на духовную семинарию?

Программист рассмеялся.

– Спасибо, Никитос, за предложение, но давайте всё-таки попробуем обойтись без дам.

– Ну, ладно. Тогда я за пивом? Семинары без пива – знания на ветер.

Психолог неодобрительно закряхтел. Программист улыбнулся.

– Я думаю, что пиво когда-нибудь мы сами для тебя организуем. Ну как, годится, Полуэкт?

– Годится, – кивнул Студент. – Только давайте тогда и без этих… эм-м-м… без полипарадигмальных аспектов.

Психолог рассмеялся.

– Понял. Постараюсь исключить из своей речи любые феноменологические конструкции.

– Отлично! – обрадовался Программист. – Ну что, прямо сейчас и начнём? – Он смёл рукой фигуры с шахматной доски и стал складывать их в коробку.

Журналист обрадовался ещё больше.

– Ага-а-а! – торжествующе воскликнул он. – Заметь, Ковалёв, я таки не сдался!