Читать книгу Дверь в декабрь - Дин Кунц - Страница 6

В отделении интенсивной терапии дежурил Ричард Пантагельо, молодой врач с густыми темными волосами и аккуратной темно-русой бородкой. Он встретил Лауру и Холдейна в приемном отделении и повел их в палату девочки.

Шли они по пустынным коридорам, лишь изредка им попадались скользящие, словно призраки, медицинские сестры. В десять минут пятого утра в больнице царила тишина.

На ходу доктор Пантагельо тихим голосом, почти шепотом, вводил их в курс дела:

– У девочки нет ни переломов, ни порезов, ни ссадин. Только один синяк, на правой руке. Прямо над веной. Судя по характеру синяка, я бы сказал, что он – результат неумелого введения иглы для внутривенного вливания.

– В каком она состоянии? – спросил Холдейн.

– Я бы сказал, что она в трансе. Никаких признаков травмы головы нет, хотя с того самого момента, как ее привезли в больницу, она не может или не хочет говорить.

Подстраиваясь под ровный тон врача, но не в силах полностью изгнать озабоченность из голоса, Лаура спросила:

– Как насчет… изнасилования?

– Я не смог найти ни одного признака надругательства над девочкой.

Они обогнули угол и остановились перед закрытой дверью в палату 256.

– Она там. – Доктор Пантагельо сунул руки в карманы белого халата.

Лаура все еще обдумывала ответ врача на ее вопрос об изнасиловании.

– Вы не нашли признаков надругательства над девочкой, но это не означает, что ее не могли изнасиловать.

– Никаких следов спермы в вагинальном тракте. Ни синяков, ни кровотечения на половых губах или стенках влагалища.

– Так и должно быть, если она не один год была жертвой растлителей малолетних.

– Разумеется. Но ее девственная плева не тронута.

– Значит, ее не насиловали, – подвел черту Холдейн.

У Лауры вновь сжалось сердце, когда она увидела печаль и жалость в добрых карих глазах врача.

И в голосе, когда он заговорил, звучала печаль:

– С ней не совершался нормальный половой акт, в этом можно не сомневаться. Но… разумеется, я не могу этого утверждать. – Он откашлялся.

Лаура видела, что этот разговор дается молодому доктору ничуть не легче, чем ей. Она хотела, чтобы он замолчал, но понимала, что должна услышать все, должна знать все, а его обязанность – рассказать обо всем.

Прокашлявшись, он продолжил с того места, где остановился:

– Я не могу полностью исключить оральный секс.

Горестный бессловесный вскрик сорвался с губ Лауры.

Холдейн взял ее за руку, и она привалилась к нему.

– Спокойно. Спокойно. Пока мы даже не знаем, что это Мелани.

– Она, – мрачно ответила Лаура. – Я уверена, что она.

Лаура хотела увидеть дочь, ей не терпелось встретиться с ней после стольких лет разлуки. Но она боялась открыть дверь и войти в палату. За порогом ее ждало будущее, и она страшилась того, что в этом будущем ее ждет только душевная боль и отчаяние.

Медсестра прошла мимо, не взглянув на них, намеренно избегая их взглядов, не желая соприкасаться с еще одной трагедией.

– Мне очень жаль. – Пантагельо вытащил руки из карманов халата. Хотел утешить Лауру, но, похоже, боялся прикоснуться к ней. Вместо этого взялся за стетоскоп, висевший на груди, повертел. – Послушайте, если это поможет… ну, по моему мнению, ее не растлевали. Я не могу этого доказать. Просто чувствую. А кроме того, растление малолетних обычно сопровождается синяками. Порезами, другими травмами. Отсутствие следов насилия указывает на то, что ее никто не трогал. Действительно, я готов на это поспорить. – Он улыбнулся. Ей хотелось верить, что улыбнулся, хотя улыбка эта больше смахивала на гримасу. – Готов поспорить на год моей жизни.

– Но, если к ней не прикасались, – Лаура глотала слезы, – почему она бродила по улицам голой?

Ответ пришел к ней до того, как Лаура закончила озвучивать вопрос.

– Должно быть, она находилась в камере отсечения внешних воздействий, когда в дом проник убийца или убийцы. В камере она находилась голая.

– Отсечение внешних воздействий? – Брови Пантагельо приподнялись.

Лаура повернулась к Холдейну.

– Может, поэтому ее и не убили вместе с остальными. Может, убийца не знал, что она там, в резервуаре.

– Возможно, – ответил Холдейн.

– И она выбралась из резервуара после ухода убийцы. – Затеплившаяся у Лауры надежда начала набирать силу. – Увидела тела… всю эту кровь… зрелище очень травмирующее. Этим может объясняться ее нынешнее состояние, транс.

Пантагельо с любопытством посмотрел на лейтенанта Холдейна.

– Должно быть, вы ведете необычное расследование.

– Очень, – согласился детектив.

Внезапно у Лауры пропали все страхи. Она более не боялась открыть дверь в палату Мелани. Взялась за ручку, уже собралась толкнуть дверь.

Остановила ее рука доктора Пантагельо, опустившаяся ей на плечо.

– Еще один момент.

Лаура с замиранием сердца ждала, пока молодой врач подберет слова, чтобы сообщить последнюю плохую новость. Она знала, что новость будет плохой. Видела это по его лицу. Он был слишком неопытен, чтобы скрывать свои чувства за бесстрастной маской профессионала.

– Состояние, в котором она находится… ранее я назвал его «трансом». Но это не совсем верно. По существу, это практически кома. Такое состояние можно увидеть у детей-аутистов, когда они в максимальной степени уходят в себя.

Во рту у Лауры пересохло, как будто последние полчаса она ела песок. На языке появился металлический привкус страха.

– Продолжайте, доктор Пантагельо. Говорите прямо. Я сама врач. Психиатр. Что бы вы мне ни сказали, я выдержу.

Теперь он заговорил быстрее, слова полились потоком, словно он стремился как можно скорее поделиться с ней плохими новостями и умыть руки.

– Аутизм, психические расстройства в целом – не мой профиль. Очевидно, это по вашей части. Поэтому лучше мне вообще об этом не говорить. Но я хочу подготовить вас к тому, что ждет вас за дверью. Ее уход в себя, ее молчание, ее отстраненность… в общем. Я не думаю, что из этого состояния ее удастся вывести легко и быстро. Я думаю, она пережила что-то очень травмирующее и ушла в себя, чтобы отгородиться от воспоминаний. Чтобы вернуть ее в реальный мир, потребуется… невероятное терпение.

– А может, она уже не вернется? – спросила Лаура.

Пантагельо покачал головой, подергал бородку, повертел стетоскоп.

– Нет, нет, я этого не говорил.

– Но вы об этом подумали.

Молчание послужило подтверждением.

Лаура открыла дверь и вошла в палату. Врач и детектив последовали за ней.

Дождь бил в единственное окно. Создавалось впечатление, будто по стеклу колотят крыльями сотни птиц, пытающихся вырваться из западни. Далеко в ночи, ближе к невидимому океану, дважды, трижды полыхнула молния и умерла в темноте.

Из двух кроватей ближайшая к окну пустовала, и в той половине палаты царил сумрак. Свет горел над второй кроватью, на которой лежала девочка, укрытая простыней, в обычном больничном халате. Ее голова покоилась на подушке. Часть кровати у изголовья приподняли вместе с верхней половиной тела лежащего ребенка, так что Лаура, переступив порог, сразу увидела лицо девочки.

Это была Мелани. Лаура в этом не сомневалась. Девочка унаследовала волосы матери, нос, аккуратный подбородок. А вот лоб и скулы достались ей от отца. Глаза были того же зеленого оттенка, что и у Лауры, но глубоко утопленными, как у Дилана. За шесть прошедших лет Мелани, конечно, изменилась. Лаура помнила ее совсем не такой, но установить личность позволяли скорее не внешние приметы, а нечто иное, неуловимое, возможно, аура, эмоциональная и даже психическая связь между матерью и дочерью, которая восстановилась, как только Лаура вошла в палату. Она знала, что перед нею ее маленькая девочка, а вот каким образом она это узнала, объяснить, пожалуй, если бы и смогла, то с трудом.

Мелани напоминала ребенка с плакатов международных организаций, борющихся с голодом или собирающих средства на поиск методов лечения какой-то редкой и пока еще смертельной болезни. Бледная кожа с нездоровым, сероватым оттенком, губы скорее серые, чем розовые, темные мешки под запавшими глазами, словно она размазывала слезы чернильным кулачком.

Да и сами глаза свидетельствовали о ее нездоровье. Она смотрела в пустой воздух над собой, моргая, но ничего не видя… ничего в этом мире. В этих глазах не было ни боли, ни страха. Только опустошенность.

– Сладенькая, – обратилась к ней Лаура.

Девочка не пошевельнулась. Глаза не дернулись.

– Мелани!

Никакой реакции.

Лаура нерешительно двинулась к кровати.

Девочка не ощущала ее приближения.

Лаура опустила предохранительный поручень, наклонилась к ребенку, вновь позвала по имени и опять не добилась ответной реакции. Дрожащей рукой коснулась лица Мелани, горячего, как при повышенной температуре, и это прикосновение потрясло ее до глубины души. Дамба, сдерживающая эмоции, рухнула, Лаура схватила девочку, подняла с кровати, обнимая, крепко прижала к себе.

– Мелани, крошка, моя Мелани, теперь все будет хорошо, все будет хорошо, обязательно будет, ты в безопасности, со мной ты в безопасности, с мамой ты в безопасности, слава богу, в безопасности, слава богу. – И вместе со словами из глаз Лауры катились слезы, она плакала навзрыд, никого не стесняясь, как в последний раз плакала давным-давно, когда сама была ребенком.

Если бы Мелани тоже заплакала. Но нет. И не обняла мать. Лежала, обмякнув, в объятиях Лауры: податливое тело, пустая оболочка, не ведающая о любви, которую могла получить, неспособная принять поддержку и уход, предлагаемый матерью, отстраненная, остающаяся в своем собственном мире, потерянная.

* * *

Десять минут спустя, в коридоре, Лаура вытерла глаза двумя бумажными салфетками, высморкалась.

Дэн Холдейн ходил взад-вперед. Его ботинки поскрипывали по чисто вымытым виниловым плиткам. По выражению лица детектива Лаура догадалась, что он пытается подавить ярость, которую вызывали у него те, кто сотворил такое с Мелани.

Может, у копов было больше сострадания, чем она думала. У этого, к примеру.

– Я хочу оставить Мелани в палате как минимум до второй половины завтрашнего дня, – нарушил молчание доктор Пантагельо. – Для наблюдения.

– Конечно, – кивнула Лаура.

– Когда она выпишется из больницы, ей потребуется психиатрическая помощь.

Лаура кивнула.

– Вот о чем я думаю… вы не собираетесь лечить ее сами, не так ли?

Лаура сунула мокрые салфетки в карман пиджака.

– Вы думаете, что лучше пригласить кого-то еще, квалифицированного, но постороннего психиатра?

– Да.

– Доктор, я понимаю, на чем вы основываетесь, и в большинстве случаев согласилась бы с вами, но не в этом.

– Но мать, лечащая своего ребенка, – вариант не из лучших. Вы будете более требовательно относиться к дочери, чем к обычному пациенту. И уж извините меня, но вполне возможно, что родительское воздействие – часть возникшей у ребенка проблемы.

– Да. Вы правы. Обычно. Но не на этот раз. Я не творила такого с моей маленькой девочкой. Я не имела к этому ни малейшего отношения. По существу, я для нее – такая же незнакомка, как и любой другой психиатр, но я могу уделить ей больше времени, окружить ее большей заботой, большим вниманием, чем кто бы то ни было. С другим врачом она будет еще одним пациентом. Но со мной – моим единственным пациентом. Я уйду из больницы Святого Марка. Я передам моих частных пациентов коллегам на несколько недель, а то и месяцев. У меня не будет необходимости ожидать быстрого прогресса, потому что я не буду ограничена во времени. Я целиком посвящу себя Мелани. Она получит не только то, что я могу предложить как психиатр, как врач, но и мою материнскую любовь.

Пантагельо уже собрался предупредить еще о какой-то опасности принятого Лаурой решения, но в последний момент передумал.

– Тогда… удачи вам.

– Спасибо.

– Это большая работа, – сказал детектив после того, как врач ушел, оставив их в пустынном, пахнущем дезинфицирующим раствором коридоре.

– Я смогу с этим справиться.

– Уверен, что сможете.

– У нее все будет хорошо.

– Я очень на это надеюсь.

На сестринском посту в конце коридора дважды звякнул телефон.

– Я приказал прислать полицейского, – продолжил Холдейн. – На случай, что кто-то будет искать Мелани, если она стала свидетельницей убийств. Охрана не помешает. Во всяком случае, до второй половины завтрашнего дня.

– Спасибо, лейтенант.

– Вы останетесь здесь, не так ли?

– Да. Конечно. Где же еще?

– Надеюсь, ненадолго?

– На несколько часов.

– Вам нужно отдохнуть, доктор Маккэффри.

– Мелани нуждается во мне в большей степени. Да и я все равно не смогу уснуть.

– Но если завтра она отправится домой, разве вам не нужно подготовиться к ее приезду?

Глаза Лауры широко раскрылись.

– Ох! Я даже не подумала об этом. Я должна приготовить спальню. Она больше не сможет спать в детской кроватке.

– Вам лучше поехать домой, – мягко заметил он.

– Скоро поеду, – согласилась она. – Но не для того, чтобы спать. Я не могу спать. Оставлю Мелани одну лишь на время, которое понадобится мне, чтобы подготовиться к ее возвращению домой.

– Вы уж извините, что говорю об этом, но мне нужны образцы крови, вашей и Мелани.

Просьба удивила ее.

– Зачем?

Он помялся.

– Ну, по анализам крови, вашей, вашего мужа и девочки, мы сможем точно установить, что она – ваша дочь.

– В этом нет необходимости.

– Это наиболее простой способ…

– Я сказала, в этом нет необходимости, – раздраженно повторила Лаура. – Она – Мелани. Моя маленькая девочка. Я это знаю.

– Я понимаю, каково вам сейчас. – В голосе слышалось сочувствие. – Уверен, что она – ваша дочь. Но, поскольку вы не видели ее шесть лет, за которые она сильно изменилась, поскольку она не может говорить, мы должны иметь вещественные доказательства, а не только ваши инстинкты, иначе суд по делам несовершеннолетних отдаст ее под опеку штата. Вы этого не хотите, не так ли?

– Господи, нет.

– Доктор Пантагельо сказал мне, что образец крови девочки у них есть. На то, чтобы взять несколько кубических сантиметров вашей крови, потребуется лишь минута.

– Хорошо. Но… где?

– Рядом с сестринским постом процедурный кабинет.

Лаура с тревогой посмотрела на закрытую дверь палаты Мелани.

– Мы сможем побыть здесь до прихода полицейского?

– Конечно. – Он прислонился к стене.

Лаура не сдвинулась с места, глядя на дверь.

Молчание становилось все более невыносимым.

– Я была права, не так ли? – Лаура нарушила молчание вопросом.

– Насчет чего?

– Когда сказала, что кошмар не закончится после того, как мы найдем Мелани, а только начнется.

– Да. Вы не ошиблись. Но по крайней мере это начало.

Она знала, о чем он: они могли найти тело Мелани вместе с остальными телами, избитыми, изуродованными, мертвыми. Однако нашли живую Мелани. Будущее тревожило, пугало, вызывало массу вопросов, но это было будущее.