Читать книгу Младший инквизитор - Динара Касмасова - Страница 5

Я проснулся в шесть утра от шума. Старик уже во всю развел деятельность: хлопала входная дверь, что-то шуршало, скрипело, на кухне грохотала посуда и иногда пищала сова. Я спал на диване, укрывшись пледом. Когда открыл глаза, увидел, что старик идет через зал с большой охапкой невзрачных полевых цветов.

– Ну что, – сказал маг, увидев, что я проснулся, – идем завтракать, я тоже присоединюсь, тем более пышки уже на подходе. Кстати, тут у двери тебе сумку оставили. – Он кивнул на спортивную сумку, стоявшую в коридоре.

Я, удивленный, подошел к сумке, открыл её и увидел свои вещи, сверху лежала записка. Она была от матери: "Коля, отец сказал, что тебе придется пока пожить у мага. Поэтому я решила привезти тебе одежду. Чтобы меня не заметили, сделаю это до рассвета. Так что целую тебя через эту записку. Знай, все будет хорошо! Ты скоро поправишься! Мама".

Я сунул записку в кармашек сумки. Жаль, что мама не приехала утром – может, разговор с ней бы успокоил. Хотя нет, так оно лучше, меньше слов, меньше жалобных взглядов.

Я отправился на кухню, из которой доносился невероятно вкусный аромат. Пышками оказались румяные ароматные булочки с маковой посыпкой.

– Я тут всю ночь размышлял, что же с тобой делать, – сказал Тимофей Дмитриевич, намазывая на горячую булочку толстый слой клубничного джема. – Без тебя опыты не начнешь, поэтому я просто думал. И понял: то, что с тобой происходит, не может быть следствием выпитого зелья или какого-то иного магического действия, совершенного над тобой. Твоя способность слышать все вокруг говорит о том, что твоя магия слишком сильна. Невозможно получить такую извне. Думаю, она у тебя от рождения. А те, кто становился магом на час, я читал, очень ограничены в своей силе. Ее хватает лишь на то, чтобы сотворить несколько слабых заклинаний.

– Нет, – упрямо произнес я. – Отец же вам говорил о чистоте нашей крови. Так что я не могу быть магом от рождения.

– Да-да, но теперь я проведу опыт с твоей кровью. И он покажет, врожденная у тебя магия или приобретенная. Я уже все приготовил в лаборатории.

– Цыпленок жареный! – вдруг заорала сова.

Мы со стариком от неожиданности подскочили на табуретах, а сова, передернув крыльями, хрипло выкрикнула:

– Цыпленок пареный! – А потом, продрав горло, вдруг с блатным говорком запела: – Цыпленок то-же хо-чет жить. Его поймали…

Тимофей Дмитриевич попытался остановить её пение, он умолял её не петь, а говорить, но, пока сова не допела всю историю о несчастном цыпленке, она не успокоилась, и только тогда замолчала и, нахохлившись, отвернулась.

– Неудачная идея была, применить к сове заклинание "Авокадо", – вздохнул старик. – Видимо, это заклинание не разговора, а пения.

Из-под крыла послышался заунывный, тихий с хрипотцой, голос: "На горе растет ольха, а под горою ви-и-и-шня, я цыганку полюбил, она замуж вышла. Эх, раз…"

– Лучше бы она молчала как раньше, – вздохнул старик и вышел из кухни.

После чая Тимофей Дмитриевич провел меня в какую-то дальнюю комнату, захламленную всевозможными вещами. Там были сваленные в кучу стулья, велосипед, коробки. В углу стоял свернутый палас. Посреди одной стены высился старый высокий шкаф. Комната была похожа на склад ненужных вещей, окна были криво занавешены коврами, и только несколько солнечных лучей стрелами пересекали помещение и терялись в громоздившихся вещах.

Старик повернулся к старому платяному шкафу и отпер ключом одну из его больших дверец.

– Эх, зря я это делаю, – сказал он и отодвинул старые, изъеденные молью пальто. Он что-то прошептал, и задняя стенка шкафа распахнулась как дверь.

Пройдя вслед за стариком сквозь шкаф, я оказался в светлой просторной комнате с высоким потолком. Одна стена снизу доверху была плотно уставлена книгами. А напротив, возле окна, стояли многочисленные и разнообразнейшие растения в горшках и кадках, что делало комнату похожей на зимний сад. Комоды, полки, стулья и даже пол были завалены чем попало. Среди прочего барахла я заметил зеленые резиновые сапоги, огромную помятую медную вазу, гору амбарных замков в углу. Здесь валялись также и старые мягкие игрушки, и стопка белых халатов, и пара ящиков с пустыми молочным бутылками. Единственным местом, где навели порядок в этом хаосе, была столешница старинного стола, дубового, с резными толстыми ногами. На нем стояли аптекарские весы, горелка и деревянный короб со множеством ящичков.

Старик стал доставать из ящичков пузырьки с порошками, травами и разноцветными жидкостями. Затем зажег примус, поставил на него закопченный эмалированный ковшик, взял серебряную ложку и принялся смешивать в нем порошки и жидкости. Я заметил, что прежде чем добавить новый ингредиент, старик в воздухе над ковшиком чертил ложкой какие-то знаки.

– Алхимия, – я хмыкнул.

– Мне кажется, или я слышу презрение в твоем голосе?

– Скажу прямо. Алхимия это лженаука.

– Но в данный момент ты ищешь помощи у нее, а не в медицинском центре.

Старик отмерял на аптекарских весах порошки, смешивал их, добавлял в кипящую жидкость. Спустя час или больше он, наконец, снял с огня отвар и подозвал меня к столу. Взяв меня за руку, он поместил мою ладонь над ковшиком, что-то прошептал и сделал на ладони надрез кухонным ножом. Я поморщился от боли. Хотел было сказать: «Не могли цивильно набрать кровь одноразовым шприцом?», но вдруг увидел, что капли моей крови упали в ковшик и в тот же миг оттуда пошел розовый пар.

– Отойди-ка от стола, на три шага, не дальше, – приказал мне старик.

Я повиновался.

– Не шевелись, – сказал старик. – Если твоя магия от предков, то эфир зелья притянется к тебе, а если…

Но старик не успел договорить, плотное розовое облако вдруг качнулось, отделилось от ковшика и медленно поплыло в мою сторону.

Когда оно было совсем рядом, я всмотрелся в него и вдруг заметил глаза и зубы, показавшиеся за завесой пара. Они были всего в сантиметре от моего лица, и я отшатнулся и даже взмахнул рукой, защищаясь. Тотчас же облако дернулось и полетело от меня обратно к котелку, но, не долетев, шлепнулось киселем на дощатый пол.

– Я же тебе сказал, не шевелись! – возмутился старик. – Ну и как это понимать?

– Может, это вы объясните? – Я был возмущен не меньше. – Что это было?

– Если ты маг по крови, облако окутало бы тебя и исчезло, так как твоя магия растворила бы его. А если бы ты был отравлен зельем, облако, так сказать, принюхалось бы и, не признав в тебе мага, улетело бы обратно в котел и свалилось бы туда вот такой вот неприятной жижей.

– Так оно и свалилось жижей, а не исчезло. Значит, я отравлен зельем.

– Да, но ты махал рукой, – старик задумчиво почесал лысину.

– Может, вы немного ошиблись в приготовлении этого варева?

– Я его идеально составил. Ошибки не было. Но, ты прав, важно то, что получилось в итоге. Отлично! В главном мы разобрались.

– Это вы разобрались, лично я в себе не сомневался.

– Тогда продолжим.

Старик отодвинул в сторону примус и бутылки с порошками. Потом из-под резиновых сапог вытащил большое, глубокое глиняное блюдо и поставил его посередине стола. Он смешивал в этом блюде зелья и порошки и читал заклинания. Прошло немного времени, старик сказал:

– Давай сюда свою ладонь.

Я с ворчанием повиновался. Он сжал мой кулак, рана опять открылась. Он накапал моей крови в готовую смесь. Но ничего не произошло. Я смотрел в чашку с зеленью, как и старик. Спустя минуты две я спросил:

– И что же мы ждем?

– Реакцию. Хочу узнать, чем тебя отравили, каким зельем и заклинанием.

– Ответ нам скажут или напишут в воздухе? – иронично спросил я, вглядываясь, как идиот, в тарелку.

– Покажут.

Наконец, воздух над чашкой помутнел, а потом над ней распустился призрачный фиолетовый цветочек.

– Фиалка, – старик взял блокнот и записал это. Когда рядом с фиалкой появился еще один цветочек, он записал и его название, потом показалась ветка кустарника. Старик продолжал деловито записывать.

– Рецепт того, чем меня отравили? – спросил я.

Старик лишь кивнул, сосредоточенно всматриваясь в появляющиеся призрачные растения. После десятого или двенадцатого растения брови старика удивленно поползли вверх. Но призрачные растения появлялись и появлялись над блюдом, создав уже призрачную миниатюрную полянку. Старик со злости шлепнул блокнот о стол.

– Не может этого быть! Это вовсе не ингредиенты! Потому что мое заклинание должно было показать, из каких частей состоит отравляющие зелье. А это просто лес в миниатюре!

Растения, ветки кустов и даже отдельные ветви деревьев все продолжали появляться. Где-то среди травы залетали полупрозрачные стрекозы, пчелы, бабочки.

– Надеюсь, их в зелье не положили, – поморщился я, представив, что я мог этот состав каким-то образом выпить.

– Конечно нет, – старик ошеломленно таращился на призрачную картину леса. – Барашки.

– Что? – не понял я.

– Посмотри сюда.

Я разглядел на миниатюрном лужку призрачных барашков.

– Как будто танцуют гопак. – Я был ошеломлен. – И это у меня в крови?! Да что же это за зелье такое?

Старик сыпанул из солонки соль в тарелку, и видение леса вмиг исчезло.

– Все ясно, – сказал он. – Это была суть твоей магии.

– Но почему в моей крови какие-то барашки?

– Ну, на самом деле их там у тебя нет, это только реакция твоей магии на мое зелье. – Старик посмотрел внимательно на меня: – Мое зелье должно было выявить ингредиенты, отравившие тебя, но оно почему-то выявило природу твоей магии.

– Что? – Я совсем ничего не понимал.

– Какие виды магии бывают? – словно учитель, спросил старик.

Я пожал плечами и попытался вспомнить, что мы проходили на инквизиторских курсах, но в голове звучала лишь одна фраза из учебника: «Магия есть зло. Она служит только для того, чтобы вознестись над всеми людьми и управлять ими».

– Магией может обладать не только человек, – стал объяснять мне старик, – есть магические существа, есть магические предметы. Естественно, и магия будет разной природы у человека, человекоподобного существа и у магического предмета.

– Ясно, у всех своя магия, – кивнул я.

– Да, магический ли это камень или корень мандрагоры, а, может, кикимор болотный – у них разная магия. А если говорить о силе магии, то, если хочешь знать, самая сильная магия не у человека, а у магических существ – таких как феи, русалки, кентавры, единороги. Их магия намного сильнее человеческой, потому-то инквизиция их ужасно боится и всячески ограничивает их свободу. Но мало кто знает, какими магическими способностями они обладают. Давным-давно существовал трактат отшельника Есения – он записал свои разговоры с единорогом. Единственный раз, когда магическое существо рассказало о своей жизни, о чувствах, о взглядах на мир. Этот трактат веком позже сожгла инквизиция. Величайший труд пропал в огне, – со вздохом сказал старик.

– Россказни парнокопытного величайший трактат?

– Какое варварство, думать так о единороге – существе, равном человеку по разуму! – возмутился старик. – Хотя чего еще ожидать от будущего инквизитора.

– Забудем о единорогах. Мне интересно знать, почему моя магия выглядит как цветочки и барашки.

– Потому что твоя магия не человеческая, а растительная. Как будто я тестировал не человеческую кровь, а охапку магической травы.

– Как такое может быть?

– В том то и загадка, как тебе могли передать магию растений. Я впервые вижу такое.

– А раз не видели и не слышали о таком, то и лечить вы не знаете как, – за него договорил я.

– Ну, допустим, останешься ты магом. Что в этом плохого?

– А что хорошего быть магом?! Маги отвратительны!

– С чего это?

Я поругал себя, что, не сдержавшись, оскорбил старика, но с самого раннего детства отец учил меня никогда не доверять магам и остерегаться подвоха с их стороны. «Знай, – говорил он, – на самом деле они не белые и пушистые, какими стараются себя показать. Это самые низкие и коварные люди, цель их жизни – владеть как можно большим количеством ужасных заклинаний, чтобы применять к ничего не подозревающим простым людям. Так же маги прячут волшебных существ. Что противозаконно, так как волшебные существа – бомбы замедленного действия и подлежат изъятию и изгнанию в пустынные дикие места».

– Извините, – сказал я примирительно, – но возможности магов бескрайни, а ведут они себя безответственно и безалаберно и подвергают опасности простых людей. Поэтому существование инквизиции оправданно.

Старик опять принялся что-то смешивать и толочь.

– И тебе не стыдно всерьез так думать? – возмущенно проговорил он.

– Нет, – отрезал я.

Старик замолчал, вид у него был обиженный. Он продолжил работать. А мне вдруг стало даже неловко его спрашивать, что он сейчас делает, для чего готовит это зелье.

Хотя я верил, что совсем скоро избавлюсь от магии, но мне вдруг подумалось: а что, если магия останется во мне навсегда? вдруг ее заметят мои сокурсники, что будет тогда?

– А нельзя как-то спрятать магию? Я так подозреваю, сегодня мне от нее не избавиться. Что мне делать, чтобы магия не выдавала себя, чтобы я не сотворял неконтролируемых ирисок и ос?

– Могу только посоветовать следить за своими мыслями.

Спустя минуту старик, не подымая головы, добавил:

– Ну, или смирись с тем, что ты теперь маг.

– Смириться? – хохотнул я. – Может еще начать учиться колдовать, как записной маг? Что за мерзкая пропаганда? Нет, я не собираюсь становиться магом, я хочу избавиться от магии и стать нормальным человеком.

– Какая пропаганда? Просто предложил выход из твоей ситуации. Смириться, чтобы жить спокойно.

Я с ненавистью подумал: как же можно смириться с тем, что ненавидишь? Невыносимо и думать об этом. Я попробовал представить себе, что я маг и даже прошептал себе под нос: «Я маг, я маг». Звучало отвратительно, даже мороз пробрал по коже.

– Эй! – рассерженно крикнул старик. – Мои растения!

Я глянул на пальму с резными листьями, возле которой стоял. На её стволе и листьях проступил иней. Я замахал на листья руками, пытаясь отогнать мороз, но иней стал только толще.

– Согрей её быстрей, – воскликнул старик.

– А как?

– Представь, что тепло идет из твоих рук и что растению это нравится.

Я, видя, что краешек листа уже покоричневел, спешно протянул к пальме руки и представил жар южного полуденного солнца, идущий из моих ладоней, и что пальма зеленеет и ширится, и прет во все стороны. Иней в момент исчез, а листья дрогнули и стали ползти куда-то вверх.

– Стой! – скомандовал старик. – Она же потолок мне к чертям разнесет.

Я в ужасе отступил, глядя, как пальма вытянулась на метр и уперлась в потолок.

– Все-таки магия в тебе невероятно сильная, сильнее, чем у растений, да и посильней, чем у людей, – покачал головой старик. – Причем заметь, в тебе есть какая-то созвучность с растениями, они моментально откликаются на твою магию.

– Первое, что я сотворил, это кувшинку в супе, – пробормотал я.

– Вот видишь.

Я был в ужасе, думая, что теперь-то я точно виновен по всем статьям, так как только что применил магию осознанно! Как будущий инквизитор я должен бороться с ней, а не использовать её.

Я отошел подальше от растений, в уголок, где стоял стеллаж с книгами, чтобы еще чего-нибудь не натворить.

Я так не хочу быть магом, а уже вторые сутки только и делаю, что разговариваю с неживыми предметами или вытворяю всякие странности.

– А голоса вещей все маги могут слышать? – спросил я. – Это какое терпение нужно! Или у вас против этого какие-то заклинания имеются?

– Только очень одаренные маги могут слышать голоса вещей. Это как родиться Ван Гогом или Моцартом.

– А вчера я видел призрак детской машинки у себя в комнате, только потом догадался, что это та же самая, что была у меня в детстве.

– Ты видел тень прошлого? – поднял брови дед. – Я только слышал о таком из старинных книг. Любопытно.

– Так вот почему я видел языки пламени в вашем абсолютно пустом камине, тоже тень прошлого, – вспомнил я.

– Может, это и хорошо, что магия в тебе такая сильная. Может, это значит, что она быстрей исчезнет? Это как заговорить вдруг на пяти языках после того, как тебя стукнули кирпичом по голове, а потом опять их забыть. Не твое это, а потому, как пришло, так и уйдет.

Я хотел сказать, что хорошо бы все это было временным, но, с другой стороны, терять необыкновенные магические умения, которые доступны только избранным, было немного жаль. Но я поскорее отогнал от себя эту крамольную мысль.

В одиннадцать часов старик позвал обедать. Как только мы зашли на кухню, сова запела жалобным голоском сиротскую песню "У Курского вокзала".

– Может за два месяца она все же переучится и будет не петь, а говорить, – сказал Тимофей Дмитриевич.

– Почему именно за два?

– Потому что у моего старого друга Ореста через два месяца день рождения. Но этот подарок ни черта не будет стоить, если эта птичка не заговорит.

Я, не понимая, о чем речь, вопросительно посмотрел на старика.

– Ну ладно, раз уж ты повязан клятвой Саламандры, и даже видел мою тайную лабораторию, доверю тебе еще одну тайну. Эта сова не просто лесная сова. Она жила у бывшего Великого Инквизитора Михаила Шмыгина.

– А, да, я слышал, что после его смерти его сова, не выдержав разлуки, улетела в неизвестном направлении.

– Это я задал ей направление, – хихикнул Тимофей Дмитриевич.

– Так вы пытаетесь разговорить сову, чтобы она что-то рассказала о бывшем Великом Инквизиторе? – понял я. – Глупости какие-то. Даже если она заговорит, что она сможет сказать? Она находилась, как я помню, у него дома, а не на работе. Дома инквизиторы не обсуждают свои рабочие дела. Да и потом, Шмыгин умер два года назад, все сведения, которые она расскажет, будут устаревшими.

– Ты не знаешь моего друга Ореста. Он помешан на заговорах и революциях, и если он узнает, где жила это птичка, и о каких тайнах она может рассказать, он придет в неописуемый восторг.

Сова завела песнь о Мурке в кожаной тужурке, и старик раздраженно воскликнул:

– Но терпеть еще два месяца все эти блатные песни… И где только она набралась? Неужели бывший Великий Инквизитор их пел? – Маг вопросительно поглядел на меня.

– Я в доме Великого Инквизитора Шмыгина был только два раза: один раз на его семидесятилетнем юбилее, а спустя два года – на его похоронах, то есть, получается, живого Шмыгина видел только раз, и на юбилее ничего такого от него не слышал.

– Придется написать еще кому-нибудь, кто по-настоящему знает заклинания разговорчивости.

На обед мы ели борщ со сметаной. Сидели молча, каждый думал о своем, а сова мурлыкала очередную песню. Тимофей Дмитриевич иногда вскидывал голову и обеспокоенно взглядывал на часы. За двадцать минут, что мы провели за обедом, он раз сто посмотрел на часы, будто чего-то ждал.

Я вспомнил, что вчера отец пообещал освободить к полудню узника под номером тринадцать.

– Я хотел спросить у вас, – сказал я, – кто этот опасный узник номер тринадцать?

– Мой старый друг Лоло, – тяжело вздохнул старик.

– И чем же он так опасен?

– Он пророк.

– Лоло? – вдруг вспомнил я. – Такой синий пушистик?

Дед удивленно поднял брови и спросил:

– Ты его видел?

– Шесть лет назад.

Когда мне было одиннадцать, я сделал большую глупость, заговорив с синим существом, похожим на большого пушистого ежа. Я обнаружил его в коридоре, он сбежал из клетки, в которой его только что принес отец. Отец в ту пору работал в инквизиции простым агентом по изъятию запрещенных магических животных. Когда я хотел отнести этого синего ежа обратно в клетку, еж вдруг мне сообщил, что его зовут Лоло и он умеет прорицать, и если я хочу узнать свое будущее, то мне надо просто спросить. А потом он сказал, чтобы я так на него не таращился, нет в нем ничего странного, разве только то, что питается он исключительно конфетами, ну и иногда ватрушками с творогом. Я не собирался верить странному существу, но и посадить его сразу в клетку не мог. Отец этим временем обедал на кухне, и я не удержался и спросил у пушистика, что меня ждет.

– Ждет гороховый суп сегодня на обед.

– Я это и сам знаю, а что ждет, допустим, в двадцать пять лет?

– Ты женишься на красивой девушке.

Я, увлекшись игрой в вопросы и ответы, продолжал спрашивать:

– А в тридцать?

– Сидеть будешь на даче и лечиться от простуды.

Я понял, что пушистику надо уметь задавать вопросы, чтобы получить вразумительный ответ о будущем.

– А когда я умру?

– Тридцать девять возможностей, первая из которых тебе предоставится осенью, когда тебе будет семнадцать лет, при встрече с улыбающимся солнцем. Избежишь всех, умрешь стариком.

– Черт тебя подери, ничего определенного, – вздохнул я, размышляя, о чем еще можно спросить. – Ты какой-то бесполезный прорицатель.

– Просто ты глупый человек, – фыркнул пушистик Лоло.

– Я придумал! Скажи, когда меня ждет какое-нибудь важное событие?

– Через шесть лет, третьего октября.

– И что же тогда случится?

– Ты перестанешь быть собой и начнешь учиться быть собой.

– Что?

В коридоре показался отец, и Лоло вдруг быстрым шепотом сказал мне:

– Тогда же ты совершишь самый великий поступок в своей жизни. Ты ради счастья всех магов пожертвуешь счастьем своим и своих родных.

Отец, заметив у меня на руках пушистика Лоло, забрал его и вернул обратно в клетку, а меня наказал, посадив под домашний арест на неделю.

А я тогда подумал, что синий пушистик Лоло был первым вралем и отец был прав, что не доверял магическим существам. И с чего это я буду хоть чем-то жертвовать ради магов? Тем более своими родными. Потому я не вспоминал о встрече с Лоло до этого самого момента.

«Черт! А ведь с тех пор прошло ровно шесть лет, и вчера, когда со мной начала твориться вся эта чертовщина, как раз было третье октября. Неужели Лоло напророчил верно?! Ведь именно вчера я и стал магом! Но это значит, что и в другом он должен оказаться прав, – со страхом подумал я. – Выходит, я буду спасать магов во вред своей семье?"

Я был шокирован, удивлен и даже потрясен тем, что меня шесть лет назад предупредили, что со мной произойдет сегодня. «Может, мне следовало ждать и быть настороже в этот день, и тогда бы ничего со мной не произошло? Если бы я только поверил этому странному пророку! Но ведь инквизиторы не верят магическим существам», – покачал головой я.

– Повожусь еще немного в лаборатории, проведу еще пару опытов с твоей кровью, попробую обнаружить, чем тебя отравили, – сказал после обеда Тимофей Дмитриевич. – А ты лучше ко мне туда не суйся, опять чего-нибудь наделаешь. Иди лучше в сад: ничто так не успокаивает, как природа.

– С чего вы взяли, что я волнуюсь?

– Ты выглядишь напряженным, погуляй, отвлекись. Когда спокоен, легче контролировать магию.

Я уселся на скамейку под тень огромной старой груши. Попытался расслабиться, как посоветовал мне маг, но в голове сами собой возникали тревожные мысли.

Я подумал, что все мои мечты разбиты вдребезги. Ту жизнь, какую я видел для себя, то, к чему я шел и на что надеялся, вмиг исчезло. Доступ в инквизиторские круги мне будет закрыт, друзья и знакомые отвернутся от меня. Можно и не мечтать, что, закончив инквизиционное училище, я поступлю на работу в испанский офис и дослужусь до старшего советника Великого Инквизитора, а может, даже и до Великого Инквизитора Европы. Отец говорил, что я должен добиться большего, чем он, получить больше власти, больше денег. Он говорил, что в отличие от него мне не надо строить карьеру с низов, что благодаря ему я могу достичь небывалых высот, завоевать весь мир.

Я встряхнул головой. Мое нынешнее непонятное состояние не давало и шанса на будущее, о котором я грезил. Черт побери, сижу в саду у мага, сам почти что маг, а еще смею надеяться дослужиться до звания Великого Инквизитора Европы?!

Я попал в безвыходнейшую ситуацию, у человека в шлюпке, оказавшегося посреди океана в бурю, и то больше шансов на спасение, чем у меня. И навряд ли этот старик способен меня избавить от магии. А вдруг розовое облачко не зря притянулось ко мне? Вдруг оно почувствовало, что я всамделишний маг, а не обыкновенный заколдованный человек.

Как, вот так вдруг, я стал магом? Да и кто такое смог со мной сотворить? Оставалась лишь одна надежда: если уж меня отравили, то найдется противоядие.

Я увидел, как репка, видимо только что выскочившая из грядки, билась о ствол груши, будто высмеивала мое чувство безысходности.

Опять пройдя через шкаф, я вернулся в лабораторию. Я ожидал, что старик сообщит хорошую новость. Тимофей Дмитриевич задумчиво сидел, подперев рукой голову. Я спросил:

– Вы смогли определить, чем меня отравили?

– Я знаю четырнадцать заклинаний, которые помогают определить состав примененного к кому-то зелья, но мне всегда хватало трех или четырех. Для твоего же случая нужно, видимо, что-то особое. И я знаю, кто силен в зельеварении и способен изготовить почти любое противоядие.

– И кто он?

– Она. Ольга Ершова. Жена моего лучшего друга. Отправимся к ним прямо сейчас?

– Вы помните, что обо мне никто ничего не должен знать?

– Я скажу, что ты сын одного моего знакомого мага, Николай…м… Иванов, тебя отравили чем-то, и я не могу определить, чем. Потому нужна помощь, – сказал старик.

– Я согласен.

– Черт! – вдруг выругался старик. – Жду сообщения от Лоло, а сам еще вчера наложил заклинание недосягаемости! И все из-за твоего отца! Видите ли, его раздражает наша доставка писем! Черт, черт.

Тимофей Дмитриевич прошептал что-то, и в тот же миг перед ним с легким треском возник сложенный листок бумаги.

Он поспешно развернул его.

– Ну конечно, – возмущенно сказал он, – отправлено еще два часа назад!

Но как только он начал читать письмо, недовольство ушло с его лица и он счастливо заулыбался.

– Лоло сообщает, что его освободил сам Великий Инквизитор, да еще и под свою ответственность – видимо, где-то хвост ему прижало, раз так поступает… Это слова Лоло, не мои, – хмыкнул дед. – А теперь он спешит к своим родственникам в… – тут дед проглотил адрес: видимо, боясь проболтаться мне. – А вот в конце письма в благодарность отправляет немного пророчества для меня. Как мило, – улыбнулся дед, но прочитал дальше и стал мрачным. А потом сквозь зубы сказал: – И тебе он пару слов передает. «Скажи своему новому другу Коле, чтобы он передал привет Иву, когда встретится с ним через пару дней. Пусть скажет, чтобы не налегал так на бэйлис. Хотя печень у него как у лошади, но к добру это не приведет». И все.

– Я не знаю никакого Ива. Кто он такой? – спросил я.

– Откуда мне-то знать, – буркнул старик.

Старик свернул в несколько раз письмо и молча вышел из комнаты. Видимо, его необыкновенно сильно взволновало адресованное ему пророчество синего пушистика.

Тимофей Дмитриевич вышел в гостиную, одетый в старенький серый костюм.

– На электричку опоздаем, – буркнул он.

– Не любите ездить на электричках? – спросил я, увидев, с каким недовольным видом он это произнес.

– Естественно. Если бы не это, – он подтянул правую штанину, демонстрируя одетую на тощую бледную щиколотку черный пластмассовый браслет, – были бы у Ершовых через минуту. А теперь два часа трясись как идиот.

Я хотел было сказать: «Нечего было нарушать закон», но промолчал. Антителепортационный браслет применяется и вместо подписки о невыезде, и как мера наказания. А значит, старик или находится под следствием, или уже осужден. Что было неудивительно: я помнил, каким длинным был перечень дел, заведенных на Тимофея Дмитриевича.

Дед глянул на меня и сказал:

– А ты что, так пойдешь?

– А что? – Я посмотрел в полированную дверцу старого серванта. Я выглядел как обычно: гладкие, аккуратно причесанные темно-каштановые волосы, черный костюм-тройка, черная рубашка и фиолетовый галстук.

– Только инквизиторы носят все черное. Так что твоя черная одежда выдает тебя с головой. И, кстати, о голове – взлохмать, пожалуйста, волосы.

Я переоделся в джинсы и футболку, что прислала мне мать. А рубашку, галстук и пиджак скинул в сумку.

– Все равно что-то не то, – недовольно оглядел меня дед, – что-то тебя выдает.

Он взмахнул рукой, и из угла комнаты примчалась обувная щетка, что вчера остервенело натирала дедовские штиблеты. Она кинулась на мои блестящие новизной дорогие ботинки и принялась их тереть какой-то серой грязью.

– Какого… – возмутился было я.

Старик снова махнул рукой, и щетка улетела прочь.

– Вот теперь ты выглядишь как простой человек, – довольно сказал Тимофей Дмитриевич.

– Скорее как бомж. – Я с неприязнью глядел на ноги: замарались даже края джинсов.

– Зато не как инквизитор. Ох, чуть не забыл. – Старик отправился на кухню и вернулся с клеткой, в которой сидела сова. Взял из кучи одежды, сваленной в углу, большой клетчатый платок и накрыл клетку.

– Разве до дня рождения не два месяца? – спросил я.

– Еще два месяца слушать эти песенки я не выдержу. А Орест любит со всякими загадками возиться, будет ему развлечение.