Читать книгу Младший инквизитор - Динара Касмасова - Страница 8

В усадьбе вовсю готовились к охоте и приему гостей. На втором этаже Полина убирала гостевые спальни. Ольга Ершова на кухне что-то пекла. Как рассказал мне Тимофей Дмитриевич, сейчас у Ершовых прислуги не было. Раньше у них был семейный домовой, но пять лет назад он ушел. Дело в том, что тогда инквизиция закрыла больницу для магов, где работала Ольга. От стресса Ольга начала беспрерывно что-то готовить, и домовой, не стерпев второго повара на кухне, сбежал.

А на первом этаже, посреди гостиной, Орест, его сын Илья и Тимофей Дмитриевич начищали ружья, складывали сети, заряжали солью патроны и обсуждали стратегию ловли вурдалаков. Мне, как гостю, ничего поручать не стали, и я стоял в сторонке и только наблюдал.

– Удивительно, что в вашем лесу еще остались вурдалаки, – сказал Тимофей Дмитриевич.

– Да толку-то, сейчас вурдалак уже не тот пошел. Мелкий, плешивый, трусливый, – Орест махнул рукой. – Вчера вот пошел на разведку немного за полночь, присмотреться, выбрать покрупней да порезвей. Слышу, сидят на мосточке и затягивают: «На речке, на речке, на том бяряжо-очке, мыла Мару-усенька белые ножки». Ну разве можно от них ожидать остервенелости да злости, с такими-то песенками?

– И вам не жалко после этого на них охотиться? Они же как люди. – В дверях возникла Полина и укоризненно посмотрела на Ореста.

– Вурдалак не человек, – ответил ей Орест, – он только повторяет все, что делает человек, это в нем и пугает. Если одежда пропала, все знают, что вурдалак унес. И голоса у него своего нет, и мыслей.

– А как же их вурдалачьи поэмы?! – возразила она. – Например, знаменитая поэма восемнадцатого века, «Жизнь в лунном свете»?

– Это всего лишь сказка, – пожал плечами Орест.

– Неправда, я общалась с ее автором, Еремеем Поповым, он на самом деле был укушен вурдалаком и стал впоследствии главой клана.

– И это выдумка, человек не может стать вурдалаком, – сказал Орест.

Полина обижено надула губы.

Я поспешил увести разговор в другое русло и спросил:

– Так к вам приведение и этого Еремея заглядывает?

– Нет, – сказала Полина, – это я к нему в восемнадцатый век наведывалась.

Илья вдруг отвернулся, но я заметил, что его губы растянулись в улыбке.

– А хочешь, – вдруг воодушевилась Полина, – я покажу тебе эту поэму, она подписана собственноручно Еремеем, причем лично для меня.

Я кивнул, хотя подумал, что это, наверное, какой-то розыгрыш, так как увидел, что Илья едва сдерживает смех, а Орест неодобрительно качает головой.

Полина повела меня на второй этаж, мы зашли в угловую комнату. Комната была небольшой, в ней помещались только кровать, шкаф и письменный стол. Напротив двери, над столом, висело зеркало, а справа от него к стене были прикреплены четыре полки, на них стояли разные странные мелочи.

– Вот эта вазочка с ароматическим маслом куплена в Египте в сороковом году до нашей эры, – стала рассказывать Полина. – Там как раз шло празднование, у Клеопатры и Антония родились близнецы. А вот эта пряжка – из древней Греции. Видишь, какой особый узор в виде лошадей?

Я удивленно взирал на совершенно новые вещи. Лично я никогда не слышал, что кто-то может путешествовать во времени: ни в одном учебнике, ни в одной инквизиционной книге об этом не говорилось. Путешествия во времени существуют только в фантастических фильмах. Теперь я понял, почему Илья не мог сдержать улыбки. Но спорить с Полиной я не хотел, итак в этом доме она, похоже, была для всех чужой и, как мне показалось, никто здесь не воспринимал её всерьез. А милая отрешенность и наивность в ее глазах были даже симпатичны мне.

– А вот и поэма. – Полина вытащила из ящика стола рулончик, перевязанный розовой атласной ленточкой, и протянула его мне.

Я развернул пергаментный свиток. Наверху аккуратным почерком, нисколечко не выцветшими чернилами, было выведено:

«”Жизнь в лунном свете”. Еремей Попов. 1784г.»

– Он жил в России? – спросил я.

– Да, но только до девятнадцати лет. Когда с ним произошла эта история, он уехал из Новгорода и стал колесить по всей Европе.

Я решил принять игру и сделать вид, что путешествия во времени возможны, а потому не стал придираться, что поэма написана современным русским языком.

Целиком читать поэму не хотелось, но все же интересно было узнать, о чем там речь. Тем более, как заявила Полина, эти стихи написал первый вурдалако-человек.

Стихи были бездарные. И это было единственной правдоподобной деталью в этой странноватой истории. Потому что вурдалаки – существа не шибко большого ума. Этот вывод я сделал только что, из услышанного в гостиной разговора об охоте, так как в инквизиционном училище магических существ мы еще не проходили. Поэтому я и не ждал от полузверя литературного шедевра. Я пробежал поэму наискось, выхватывая кое-где по абзацу или того меньше.

«…Сияли звезды, лес молчал, и больше не было сомнений:

Я стал вдруг тем, кто жертву ищет под рогом окровавленной луны.

Итак, желание сбылось, все в черну полночь началось.

Звенел бубен, и выли глотки, и выпил я пол-литра водки.

Боль от голода с ума сводила, и был я словно крокодила, голодный до чужой крови.

Пробравшись сквозь чужой забор, я встретил плоть, но вот позор!

Одна лишь мысль о крови человечьей меня погнала прочь быстрей картечи.

…

Созвездья плавали в пруду, сомненья жгли мне душу:

Что стоит жизнь моя, когда запрет естественный нарушен?

И вдруг раздался где-то тили-бом, и я в испуге встрепенулся,

Подумал, это церкви звон и я от бога отлучен.

Навеки мне скитаться в тьме, а после смерти жить в огне…»

Еще метр свитка был посвящен тому, как автор, терзаемый муками совести, выпил кровь у половины жителей польской деревушки, а потом явился в местную церковь и потребовал, чтобы священник отпустил его грехи. Была еще и мимолетная любовь, и посещение Парижа, Лондона и Рима, и опять кровь, и опять душевные муки.

– А под словом «конец» пожелания для меня, – улыбнулась Полина.

Я размотал пергамент еще на полметра и под украшенным завитушками словом «Конец» увидел надпись: «Милостивой Государыне Полине Лукиной, от друга вурдалака. Не повторяй моих ошибок, оставайся человеком! С почтением и поклоном, Еремей Попов».

Я мог бы разузнать у пергамента, кто на самом деле его написал. Но не стал. Пусть Илья и все те люди за дверью считают Полину лгуньей. Но она так верит в свои путешествия, что и я не хотел в них сомневаться.

– Обещай, что не будешь охотиться на вурдалаков, – сказала Полина.

– Судя по сетям и пулям с солью, их, как я понял, убивать не будут.

– Нет, но разве ты бы хотел, чтобы тебя гоняли по лесу, а потом поймали в сети?!

– Ты права никто этого не заслуживает, даже стадо Гитлеров.

Полина засмеялась, а потом серьезно сказала:

– Вот куда я ни за что, никогда не хотела бы попасть, так это в Германию тридцатых годов. Когда любой ребенок был на стороне этого ирода.

Полина вдруг резко повернулась к окну:

– Слышишь?

– Что?

– Треск телепортации. Наверное, это Чарльз прибыл.

Она выскочила радостно из комнаты. И легко, словно не имея веса, сбежала вниз по лестнице. Я вслед за ней спустился в холл. Орест и Ольга тоже спешили к дверям. Илья вышел из гостиной и, увидев меня, сказал:

– Не обращай внимания на Полинку, у неё тараканов в башке больше, чем у всех магов вместе взятых.

– Может быть, это от большого таланта, – попытался защитить девушку я. – Только посредственности примитивно скучны.

– Да только это не про Полину.

– Она ваша родственница?

– Нет. Наши с Полиной матери были лучшими подругами. А этой зимой мать Полины погибла. И, так как больше родственников у Полины нет, мама взяла её жить к нам.

Теперь мне стало понятно поведение Полины: она вела себя здесь как гостья. Даже если к ней и относились с теплотой, это был для неё чужой дом.

Сквозь распахнутые двери с террасы доносились возгласы. В холл вошли Ольга, Орест и двое гостей: высокий брюнет лет тридцати пяти в черном длинном плаще и цепляющаяся за его локоть круглоглазая блондинка в серебристом платье в пол.

– Чарльз! – Полина сначала кинулась к нему, а потом, словно осадив себя, остановилась и степенно протянула ему руку для пожатия, но улыбка играла на её лице. Полина поприветствовала и блондинку и смущенно отошла в сторону.

– Познакомьтесь с моей невестой Оливией, – сказал Чарльз.

Девушка улыбнулась чересчур пухлыми губами и переступила с ноги на ногу. Видимо, каблуки были настолько высоки, что она с трудом стояла на ногах.

– Ну наконец-то! – воскликнула Ольга. – А то уже целый век в холостяках ходишь.

Все принялись поздравлять пару. Невеста только глупо улыбалась и молчала. Ольга Ершова хотела уже увести их на второй этаж в приготовленную для гостей спальню, но тут на террасе раздался треск, словно взорвались несколько мелких хлопушек, и сразу же послышались голоса. Громче всех звучал тягучий мужской тенор:

– На телефонные звонки я сегодня не отвеча-аю, на телеграммы и письма тоже… А леопардовое манто вы прихватили? А то я уже зябну… Трость мне дай, не гоже чтобы я…

Обе створки двери распахнулись настежь, и на пороге, словно позируя фотографу, возник большой белый кот, ростом метра полтора.

Одной лапой он опирался на трость с золотым набалдашником, а второй держал лорнет и сквозь него медленно обводил взглядом всех в холле. Позади кота стояли две девушки-секретарши, в деловых костюмах и с записными книжками, и мужчина в черном смокинге, руки его оттягивали два розовых чемодана.

– Магистр! – воскликнул Орест. – А мы думали, вы непосредственно к охоте прибудете.

«Так вот почему магистру не понравился бы белый котенок», – понял я.

– Ради общения с вами и вашей дорогой семьей пришлось отложить дела. А вы слышали о моем манифесте о правах магов и магических существ?! – Он гордо выпятил грудь. – Ну как, не слабо я поддел инквизицию? – Кот хохотнул.

– Вы непременно должны дать его почитать. И рассказать, что об этом говорят маги. До нашей деревни слухи медленно доползают, – сказал Орест. – Знаем только, что ваш манифест произвел большой фурор.

– Ой, с вами и ваша свита? – Ольга Ершова растерянно глядела на девушек и дворецкого. – А я приготовила комнату только для вас.

– Со мной останется только одна секретарша. Так что не беспокойтесь насчет дополнительной комнаты. – Он махнул лапой назад и дворецкий, оставив чемоданы в холле, отступил в темноту на веранду и с глухим щелчком исчез. Так же поступила и одна из секретарш.

Орест представил магистру магии сначала своего друга Чарльза и его невесту, потом Тимофея Дмитриевича и меня.

– Магистр, – кивнул Чарльз, – наслышан, рад познакомиться. Говорят, ваша книга по магии будет выпускаться на Авалоне.

– Да, сам правнук Мерлина принял её к печати. Он даже подчеркнул крайне удачное название – "Пятьсот девяносто восемь страниц в защиту магических существ". А потом я решил закинуть мои идеи в массы в виде манифеста, – широко улыбнулся кот.

– Навряд ли эта книга появится в России, инквизиция её не пропустит, – сказал Илья.

– Предвидя это, я, как учредитель комитета по защите прав магов, уже начал писать протесты в инквизицию против запрета на мою книгу.

– Насколько я знаю, до вчерашнего дня никаких комитетов и организаций, защищающих магов, не существовало, – сказал возмущенно я.

– Зарегистрированных в инквизиции – нет. Но раз я создал комитет с учредителями, директором, секретаршами и даже печатью, то значит, комитет есть, просто еще не зарегистрированный в этой закостенелой, туго думающей инквизиции. И потом, я пытаюсь к ним пробиться, прошения о создании комитета пишу, – сказал магистр. – Столько на них бумаг извел – ими, наверное, пару комнат в инквизиции забили.

– Что толку от ваших бумажек? – хмуро сказал Илья.

Но магистр пропустил мимо ушей его колкие слова, он вдруг обратил свое внимание на невесту Чарльза, вперился в неё немигающим взглядом. Он даже животик свой круглый подтянул и, мягко ступая лапами, подошел к девушке.

– Поз-звольте поцеловать вашу ручку, – тягуче произнес он и, не дожидаясь ответа, схватил её за руку и приложился в долгом поцелуе, даже закрыв от наслаждения глаза.

Чарльз громко кашлянул, потом еще громче, но магистр, не обращая на него внимания, наконец, отлепил губы от руки красавицы и спросил её:

– А что вы делаете сегодня вечером?

– Может, вы не услышали, но это моя невеста, – сказал Чарльз.

– И что же, ваши невесты ничего по вечерам не делают?

– Через час, ровно в семь будет ужин, – поспешила встрять Ольга Ершова. – А сейчас с дороги можете отдохнуть, переодеться и принять ванну.

– Этой Оливии ванна не помешает, – прошептал Илья мне, – от неё какой-то тиной разит.

Магистр вдруг повернулся к секретарше:

– Зайка, думаю, работы не предвидится, так что ты можешь быть свободна.

Секретарша гневно сверкнула глазами на Оливию и, хлопнув в ладоши, с глухим треском исчезла, отчего у всех, кто стоял рядом, волосы встали дыбом, шелковое платье Ольги Ершовой, наэлектризовавшись, облепило ей ноги, а диванные подушки улетели к стене.

– Кто же телепортируется в помещении! – возмутилась Ольга Ершова, без конца одергивая юбку, которая при каждом её движении лезла вверх, оголяя не в меру полные икры и круглые колени.

Хозяйка пошла показывать гостям их спальни. Я увидел, что Полина поднялась вслед за Чарльзом, остановила его на верхней площадке лестницы и вручила ему несколько листков бумаги. Чарльз с удивлением уставился на них, а потом поспешил освободиться от руки Оливии, взял бумаги и быстрей спрятал в карман своего плаща. Чарльз, похоже, поблагодарил Полину, она покивала в ответ и ушла, а Чарльз стал что-то радостно объяснять Оливии. Я стоял внизу, у лестницы, и до меня долетели лишь пара фраз: "в следующем месяце", "наконец-то это произойдет!"

Мой телефон пропищал. Я открыл сообщение. СМСка была от моего однокурсника и друга Георгия. «Второй день от тебя слуху нет. Как проводишь выходные?» Я с секунду подумал, что ответить, но, так ничего не придумав, с досады совсем отключил телефон.

– Что девушка достает? – спросил подошедший Илья.

– Телефонная компания. Послушай, а ваш магистр, он что, из тех самых котоподобных существ, которые по дубу ходили и на трамваях ездили?

– Ага, из тех из самых.