Читать книгу Два друга – недруга: Есенин плюс Мариенгоф - Джабраил Алиев - Страница 4

В августе 1918 года высокий, молодой красивый человек одетый чрезвычайно тщательно вышел из здания гостиницы «Метрополь» и направился к месту своей новой работы.

Особенно нарядно смотрелась на нем широкая со стоячим воротником румынская белая рубашка и английский

галстук бабочка темно – фиолетового цвета.

Синие брюки и черные штиблеты дополняли его изысканный модный гардероб.

Он недавно приехал в Москву, и устроился работать литературным секретарем в издательство ВЦИК.

Получит это место смог благодаря двоюродному брату Борису, который хорошо был знаком с известным партийным деятелем Николаем Бухариным.

Сам Борис работал в торговой компании «Кудряшов и Чесноков» и действительно имел широкие связи с известными людьми.

Несмотря на то, что до работы было, не очень близко, молодой человек нередко это расстояние преодолевал пешком.

В Москве было жарко: казалось еще немного, и булыжная мостовая начнет расплавляться.

Последние два дня температура воздуха поднялась выше тридцати градусов.

Он подошел к лотку, где под низким брезентовым навесом в картузе с треснутым козырьком и в белом дырявом фартуке бородатый мужик продавал холодный сироп.

Мужик быстро пересчитал мелочь, потом подал молодому человеку стакан, и вдруг смерив его неприязненным взглядом, глухо процедил:

– Ну и щеголь, откуда, только деньги берете.

Щеголь сделал несколько глоточков холодного сиропа и недоуменно спросил:

– А что плохо быть таковым? Я за своим видом стараюсь следить, между прочим.

Мужик оскалился и злобно выпалил:

– Все вы такие буржуи. Гнать надобно вас большой метлой…

Молодой человек усмехнувшись, сердито ответствовал:

– Во – первых я не буржуй, а во – вторых интересно узнать не вы ли будете гнать?

– Нет, на то есть чекисты, – сказал продавец резко и громко. И слова его прозвучали так, словно раздался выстрел из ружья.

Молодой человек в ответ лишь вновь спокойно усмехнулся и, поставив стакан обратно на лоток, твердо проговорил:

– Не получиться, руки коротки.

И быстро зашагал уверенной походкой прочь.

* * *

Место работы молодого человека это четырехэтажное здание издательства, выстроенное из темно – серого кирпича.

Стол располагается в отдельной небольшой комнате у окна на втором этаже, откуда открывается отличный вид на Тверскую улицу.

Разлапистые стройные акации выстроились вдоль дороги ровными рядами, словно девушки в нарядных зеленых платьях. И птички громко и весело щебечут так, как – будто хотят донести до людей непременно что – то очень важное.

Но птичий язык людям не понять. Люди, словно муравьи быстро куда – то торопятся.

Однако возле какого – нибудь дерева, кто – то из них обязательно остановится хотя бы на минутку, чтобы чуть – чуть отдохнуть. Достает носовой платок, и усердно начинает отирать обильно стекающийся пот с измученного непомерной жарой лица.

Рядом, находится также небольшой стихийный рынок.

Здесь бойко и громко торгуют как продуктами первой необходимости, так и промышленными товарами.

На рынке можно найти гвозди, скобы, молотки, хомуты для шлангов, старую обувь, а также калоши разных фасонов и размеров.

В комнату, где сидит молодой человек через открытое окно время от времени долетают отдельные фразы с улицы.

– Почем калоши?

– Три тысячи.

– Дорого…

– Как дорого?

– Скидывай тысячи.

– Кукиш тебе.

– Ах ты…

* * *

Молодой человек едва улыбается, берет с полки папку и, вынув оттуда, лист небольшой желтой бумаги с записями, кладет аккуратно на стол.

Он внимательно отмечает тех писателей, которые приходят к ним и, соглашаются сотрудничать с новой властью, издавая свои произведения в издательстве ВЦИК.

Совсем недавно приходил поэт Рюрик Ивнев.

В прошлом он был буржуазный, а теперь вдруг объявил себя пролетарским поэтом. Удивило литературного секретаря, то, что Ивнев был не очень разговорчив.

Но каждое слово он произносил очень четко. Ивнев так и сказал: «Вот я пришел сюда осознанно, и ныне готов начать сотрудничать с новой властью всегда».

К обеду в маленькой комнате стало гораздо светлее, но также и очень душно. Захотелось попить воды.

Однако как только он встал, чтобы спуститься на первый этаж и набрать в чайник водички, дверь шумно отворилось, и на пороге появился стройный, небольшого роста юноша немногим старше двадцати лет.

На, юноше была светло – синяя длинная рубашка, перепоясанная широким желтым ремнем, серые широкие брюки и белые парусиновые туфли.

Очень симпатичное белое лицо обрамляли светлые длинные кудрявые волосы.

Юноша улыбнулся широко и доверительно, и, протянув руку, негромко сказал:

– Меня зовут Сергей Есенин, я поэт. Могу ли видеть директора издательства товарища Еремеева?

Литературный секретарь тоже заулыбался, и крепко пожав руку юноше, ответил.

– Директор издательства у нас товарищ Бухарин, а Еремеев его заместитель. Он заведует художественным отделом.

– Ах, вот оно как…

– Да так. А меня зовут Анатолий Мариенгоф. Приятно с вами познакомиться. Я тоже, кстати, пишу стихи.

Они немного помолчали, изучая друг друга внимательно, а потом Мариенгоф тихо добавил:

– Но сейчас нет заведующего Еремеева. Однако должен скоро быть.

И тут же вдруг рассмеялся:

– Если бы я поэту Рюрику Ивневу пожал вот так крепко руку, он, наверное, возмутился бы.

– Почему, – спросил Есенин.

– Уж очень он капризный. Сразу видно, что из бывших дворян.

Есенин немного оттопырил нижнюю губу

– Не такой уж и капризный кажется.

– А вы что знакомы?

Есенин кивнул:

– Конечно, еще в 1915 году познакомились в Петербурге. Выступали вместе на поэтическом вечере. Я был тогда с Николаем Клюевым. Мне кажется, мы даже подружились.

Мариенгоф снова улыбнулся:

– А я читал ваши стихи в «Радунице».

– И каково ваше впечатление? – полюбопытствовал Есенин.

Мариенгоф продолжая улыбаться, словно говорили о его собственных стихах, кивнул.

– Хорошее. Больше всего понравилось о собаке, у которой забрали щенков.

Есенин покачал головой и почему – то сердито заметил:

– Это действительно было. Произошло у нас в Константиново еще в 1912 году. Один местный украл щенков и хотел их продать цыганам.

– А зачем им щенки?

– Как зачем? Чтобы когда подрастут, табор по ночам охраняли. Они часто так делают.

– А собака чья?

– Есть одна женщина, которую зовут Лидия Кашина. Так вот собака эта была бродячая и стала она жить у нее в имении. И сейчас она там, и все у нее вроде хорошо.

– Мда…, цокнул языком Мариенгоф. У нас дома тоже в одно время жила кошка, которая никого не подпускала к своим котятам. Мы их могли брать на руки, только тогда когда она засыпала или уходила гулять.

– И где сейчас кошка? – поинтересовался Сергей.

– Пропала куда- то, – махнул рукой Мариенгоф. У меня сестра в Пензе живет, так она на рынке другую кошку купила.

Оба снова ненадолго замолчали, а потом Мариенгоф что – то черканул на листе бумаги и поинтересовался:

– Так значит, вы готовы товарищ Есенин сотрудничать с новой властью?

– А я уже сотрудничаю, – усмехнулся Есенин, и слегка взволнованно взъерошив свои густые волосы, спросил, – Не читали разве мое революционное стихотворение «Небесный барабанщик»?

– Нет, – признался Анатолий.

– Там ясно дано понять, за какую я власть.

– Обязательно прочту, – пообещал Мариенгоф.

– Пить охота, ну и жара, – выдохнул Есенин.

– Я только собирался воды набрать. Посидите здесь, у нас вода только на первом этаже. Может, и чаю заварим.

– Здорово, – кивнул Есенин.

Мариенгоф юркнул за дверь, и быстро явился, обратно держа в одной руке чайник с водой, а в другой сжимая приличную щепотку чая, завернутую в кусок бумаги.

– Сейчас заварим. И леденцы у меня есть…

– Уютно у вас, – заметил Есенин, окидывая любопытным взглядом небольшой кабинет нового знакомого.

– Угу, – кивнул Мариенгоф, разжигая маленький медного цвета примус. Одно вот плохо…

– Что?

– Работая литературным секретарем, не остается времени писать стихи. А я ведь все – таки поэт.

– А я на вольных хлебах, живу так сказать на гонорары, – тихо и не совсем убедительно изрек Есенин.

Мариенгоф пристально взглянул на него.

– Что платят плохо?

– Да, не очень, – согласился Есенин.

– Надо свое издательство открывать, – уверенно произнес Мариенгоф.

Потом спросил:

– А где проживаете в данное время?

– На Воздвиженке в ванной комнате…

– Где?

Есенин расхохотался:

– Проживаю вместе с Клычковым. Так вот я себе выбрал ванную. Там тихо и спокойно, и мыться можно часто.

– Не поэт, ли Клычков?

– Именно. Сергей Антонович. Но называем мы его Антоныч.

– В здании Пролеткульта, что ли?

– Да рядом. А вы где?

– В гостинице временно у родственника.

Молча, выпили чаю. После этого Есенин встал и, слегка поправив у зеркала, волосы заметил:

– Видимо не дождусь Еремеева. Я и так, задержался пора идти, надо новые стихи сочинять.

Мариенгоф протянул руку и усмехнулся:

– Это верно. Нам поэтам надо писать стихи. Ну что же не говорю, прощай, а говорю до свидания. Приходите через неделю поговорим о многом. В том числе о новом литературном направлении, который мы организовываем с Вадимом Шершеневичем. Знаете его?

– А как же. Разве можно не знать бывшего знаменитого футуриста, который когда – то дружил с Маяковским.

– Так вот он придет. Обсудим наши стихи и насчет журнала тоже потолкуем. Мы с ним выпускаем сборник под названием «Явь». Еремеев обещал помочь. Дадите стихи?

– Дам. Только давайте Анатолий будем обращаться к друг другу на ты. А то как – то совсем официально, получается, – попросил Есенин.

– Сам хотел предложить, – засмеялся Мариенгоф.

* * *

Есенин ушел, и Мариенгоф вдруг некстати вспомнил о мужике, который торговал сиропом. И стало ему неприятно.

Ведь глаза сверкали у того человека искренней ненавистью.

А почему? Только потому, что прилично одет? Что – то не очень ладное происходит ныне со страной.

Злобой что – ли наполняются сердца людей? А было бы у него оружие, интересно застрелил бы? Может и так.

«А я бы мог»? – сверкнула нехорошая мысль в голове. И тут же немного цинично ответил себе: «да мог».

Ведь если тебя собираются убить, то и ты должен уметь это сделать.

Вот отец, погиб три месяца назад от шальной чехословацкой пули. Получается, тоже злобой кипели сердца этих проклятых чехов.

Да конечно они не целились именно в него, но если бы, не устроили пальбу, то отец был бы жив.