Читать книгу Рэя - Джей Корниенко - Страница 8

Сегодня решила бросить всё и уйти пораньше домой. Подумала: «Элис будет только рада, что мама заглянула к ней в школу». Она отчётливо запомнила то здание школы изобразительных искусств: с одной стороны – прозрачное, с другой – меняющее цвет. Такой себе гигантский утюжок, или нос корабля, но ей больше всего нравился фасад, стоять перед входной дверью и думать, что ты – на краю причала и этот самый нос сейчас расплющит тебя. Но в летние дни, когда входные двери убирались, её не покидало ощущение, что над ней зависла гигантская беззубая акула.

В дни, когда ничего не болело, отметины на ногах не блестели, когда не стыдно было летом выйти в самодельных шортиках и одной только майке, она ходила по бесконечным коридорам галерей, ловила носом запахи из тех, где лепят тела красивых людей, улавливала лёгкий шелест вентиляторов печатных машин трёхмерных объектов. А на стенах, как вертикальные волны, под прозрачным стеклом искала глазами работы её дочери. Хоть Элис и просила этого не делать, но она копировала себе на телефон, все, до единой, чтобы потом, когда будет грустно или сильно больно, открыть и улыбнуться.

И становилось легче.

Она пошла и прихватила с собой рюкзачок, закинув на одно плечо. Решила пойти другой дорогой, по той, где ходят люди, а не по натоптанной тропе, напрямую, через парк и заборы. Наплевать на то, во сколько раз путь становится длиннее – сегодня она решилась пройти по тому зеркальному тоннелю, где с одной стороны, за стеклом растут сады, а с другой – можно рассматривать свое правильное отражение, которое потом не возненавидишь.

За первую неделю работы, она стала понимать значение времени на свободе. Когда ты сам себе хозяин – ты выбираешь направление пути. Чем больше свободного времени – ты идёшь не туда, где короче, а где красивее. Её природа такова, что её всегда привлекала уличная музыка. Если раньше она пробегала, как можно скорей, с замусоренной головой и пошлыми мыслями, то теперь – стояла, по несколько минут слушая настоящую музыку.

«Они же, в чем-то, похожи на меня», думала стоя, напротив. «Никто из них не клянчит деньги. Они просто дарят тебе гармоничные звуки. Искусство. Слушай и наслаждайся. А, что я? Нельзя же назвать порно искусством? Я хотела дарить любовь безвозмездно, как по природе и должно быть. А, получилось – стала рабом».

По тому тоннелю она ещё долго шла. Хоть он и был под землёй, ей же казалось, искусственная змея застряла там навеки, пасть раскрыла и умерла. Там, она остановилась, увидев себя, с другой стороны: лёгкие тени на глазах, бровь без кольца и губы чуть подкрашены помадой цвета крови, всё та же спортивная шапочка, чуть приспущена назад, и чубчик не стала ёжиком вверх приподымать, а оставила на бок. Постояв так пару минут, показав себе язык пару раз, поймала на мысли, если бы была мужиком или лесби, то припёрла бы к стенке такую, и запустила бы руку в трусы.

«Люди – существа эмоциональные. Кто-то любит глазами, кто-то ушами, кому-то нравятся запахи, а кто-то выбирает друг друга, пробуя на вкус», – думала, рассматривая себя. «Даже я сама себе сейчас нравлюсь. А всё потому, что не много потрудилась привести себя в приличный вид. Проявила уважение к самой себе».

Она получила то, что хотела. Зеркало показало именно то, что увидела утром, когда начинала свой чат. Оставив в покое своё отражение, решила-таки покинуть территорию внутренностей искусственной змеи и выйти на поверхность, где нет столько стеклянного шума, где много света, чуть больше тепла и серых уличных красок.

По дороге домой, успела снова зайти в свой любимый секс-шоп. На этот раз она не измеряла длину члена или ширину анальной игрушки, ей нужно ещё больше стимуляторов оргазма, снова смазка, снова мази и побольше кремов. Последний месяц – она там постоянный клиент. Даже не знала, хорошо ли это или плохо, но только сейчас она зачастила и узнала про специальную косметику, всякую кучу нужных и полезных, для здоровья, аксессуаров. А раньше думала: «Тут можно купить одни только члены, развратно-мазохистские причиндалы, а всякие ваши кремы – для слабаков».

Но свои проблемы она оставила в интимной комнатушке, в которой начала работать.

В первую очередь, она не понимала, что ей нужно изображать, кого играть и кто тот зритель, с другой стороны экрана. Ей важно было понять психологию людей, что они ищут, что больше возбуждает, и на какие трюки ведутся. Её же жанр, хоть и жестокий, но более прост. По-всякому приходилось выкручиваться и терпеть разную боль, но всегда шныряли те, кто приостановит сьёмку, кто подскажет, что кричать и как, а вокруг всегда были те, кто орудует собственным или искусственным членом, кого нужно ублажить. Было страшно, экстремально опасно и больно, но теперь же – она одна, в изолированной комнате и не видит ни единого лица, что бросило ей пятак «лимитов», чтобы просто поглазеть. И в ответ, при этом – тишина.

«Ну ладно. Молчите, значит – нафиг, я посижу и подожду», – говорила она. Но те уже в следующий раз не приходили и желания свои не присылали.

Она сидела, часами, в первый день. Поначалу шло не плохо. Выбрала простой образ, подумав, «Пока что нужно начать с чего-то лёгкого, пока не пойму весь механизм». Надевала на себя, или разноцветные гольфы или тёмные чулки, чтобы скрыть свои отметины, в напоминание от прошлой работы. Всегда любила что-то на руки одевать, и что-то такое, не много пошлое, но не слишком брутальное, колючее и страшное, что приходилось терпеть в Клубе на себе. Гости толпились, компьютер звенел почти каждые пять минут, оповещая о поступлении денег на аккаунт, – она читала желания и просто выполняла. Делала робко, несмело, особенно, когда сыпались жалобы. Но старалась уделить внимание каждому.

Так и прошёл её первый день, в лёгком смятении. То она не могла расслабится, то спешила, прерывала всё на половине, переодевалась, бралась исполнять новое желание. То симулировала, то переигрывала, то не доигрывала. Впрочем, это ей не мешало чувствовать более свободной, в своих действиях, решительной. И через пару дней позволяла себе блокировать самых отъявленных уродов, кто только создавали в чате движение, а денег не вносили.

Так, она за пару дней познала механизм, и пришло понимание того, как оно всё работает. А работает так, что она – исполнительница желаний тех, кого не видит, с кем не контактирует, чьего запаха вони не слышит, и от кого не почувствует всплеск насилия. «Пусть себе делают там, что хотят у своих проекторов. Мне же теперь, наплевать», говорила она себе. За несколько дней она погрубела в своих действиях, поняла, что можно просто заблокировать, или проигнорировать, сделать чёрство или слишком быстро, слишком сухо и не выразительно.

За первые три дня она получила около семи сотен, всего-то, отработав по пять часов в день. Но от такого уровня свободы, и возможности карать того, кто только пошлое письмецо ей накатал, быстро заигралась. Осмелела. Но остальные два дня показали ей, что растеряла 80% своей аудитории, вот так вот, получив такую власть. И теперь она была в замешательстве: «Как их всех назад вернуть, уговорить, что больше так не буду»?

В этом и была её проблема, что привыкла всегда работать не с компьютером, а с живыми людьми. Пусть они – жестокие ублюдки, сующие везде свои члены, приносящие боль, и не только физическую, унижение, но у них есть лица. Хоть и страшные, и пугающие, – у них были яркие эмоции. И с ними можно договориться, если что-то пойдёт не так.

Перед ней же, теперь, небольшой экран. Стоит раз ошибиться, и всё.

«Знаю я вас», думала себе, «Вам всегда всего мало, прибежите». Но четвёртый день никто своего носа не совал. А лишь только те калеки, от которых получала за день, всего-то, 50.

– Я знаю, что мне надо. – внезапно, сказала себе. – Мне нужен новый ресурс, большая аудитория, и набрать свой рейтинг. Моих обожателей. И всё у меня получится. Я же не уродина. Но истязать себя, даже за те деньги, не хочу.

Она стала приближаться к внутрирайонной магистрали. Над ней был переход, как отдельное здание, как блестящее кольцо, что второй половиной увязло в фундаменте из бетона. Это ещё одно место, что входит в список для обязательного посещения, когда голова светла, мысли чисты и можно смело погружаться в атмосферу надземного мира. Особенно интересно ей было гулять по обзорным площадкам-коридорам, что свисали, с обоих сторон. Там, она могла прикоснуться к широкому окну, нарисовать своё отражение, стереть пыль, взглянуть на толстые артерии Города, вены Района, закрытые магистрали. Никто не мог видеть тот поток машин, что движется внутри. Магистраль – как труба, с крышей для звукоизоляции, укрытая сотовой сетью для питания энергосистем. Но каждый, и ей это нравилось, мог почувствовать мягкую вибрацию ногами.

Люди бродили кругом, и для неё – это главное. В некоторой степени, она их любила, иногда им завидовала. Но нельзя было ни к кому прикоснуться, открыть дверцу и заглянуть, что же там, внутри. С кем бы она ни заводила разговор – чаще всего, отзывались приветливо, но мозги каждого заняты другим. И попробуй достучись! Иногда, когда внутри совсем всё горело, когда тело требовало удовлетворения, а душа – любви, она применяла один из своих актёрских приёмов, соблазняла взглядом, или сразу лезла рукой к тёплому месту…, и следующие полчаса приносили ей удовольствие от случайного секса.

Сейчас же, она прошла мимо длинных галерей и торговых павильонов. Яркие вывески электронных таблоидов уже надоели мозолить глаза. Намного интересней – подвижные язычки ковровых покрытий. Если заплатить, можно просто себе стоять и чувствовать лицом свежую прохладу. И, при этом – ты плывёшь, не сделав шага.

Выйдя наружу, в уши ударил звук шумной улицы. Люди шли в разные стороны, кому куда вздумается, хаотический поток, как фауна в океане пространственной атмосферы, где каждый – носитель вымышленных миров, прячущиеся в черепной коробке, и мысли, к которым каждому доступа нет.

«Как хорошо, что мы не слышим друг друга», часто думала она. «Можно сойти с ума от того потока данных, что в каждого крутится в голове. И, кому не глянь в лицо – нормальные люди, а полезешь глубже – каждый зависим от половой жизни, от тех навязчивых идей, что путают мысли. И я не исключение. Мы все хотим любви. Но, когда её много – мы хотим чего-то большего: больше чувств и ощущений. Мы просим извращения».

Позади, осталось гигантское кольцо, вросшее в землю. Спереди – улочка, спуск, наводнённая людьми, после которого ещё пять минут ходом, вдоль невысоких серых домов и, свернув направо можно наткнуться на гигантскую голову акулы. Или нос корабля.

Она смело шла вниз, ступая по той полосе, на которой невозможно поскользнуться и упасть. Прохлада щекотала лицо, а она рассматривала лица мужчин и не могла забыть только одно, что так тревожит душу. Как не старалась его похоронить, как научилась делать за 10 лет, Джек ей показался тем, кто прочитал её и понял всё то, что в душе творилось, верно. Она психанула, а он пришёл и не просил руки в одно место совать, а исполнить желание. И, похоже, что предсмертное.

«Как нелепо вышло и так типично для меня. Себя вела, как обычная дура из притона: его доила, над ним насмехалась и прогоняла. Я не знала, что у него было внутри. Я, будто заразилась пошлым духом Клуба, а теперь – мои мозги проветрило, и поразило то, что он мог, и правда, с жизнью покончить в ту ночь. Потому что всегда, даже самое отвратное существо желает вкусить любовь и по-простому переспать. Потому что последний раз. Он, может, был действительно болен, или псих, не хотел дальше жить. Мне на что-то намекал, всё время, хотел объяснить, просто поговорить. А теперь – уже поздно».

Она погрузилась в мир иллюзий и тёплой атмосферы школы изобразительных искусств. Сразу почувствовала мягкий воздух, знакомый запах глины и красок, проступило приятное удивление на лице от мира настоящей фантазии, на стенах, за стеклом. Ступив на шершавую полоску, та сразу её подхватила и унесла на второй уровень, в просторный холл, где, вот-вот встретится Элис.

«Я только сейчас поняла, не было бы его – я бы из Клуба не ушла».

Она приветливо улыбнулась, самому дорогому существу, пожала ей руку, по молодёжному, и оба направились к выходу, разговаривая между собой.

Прошла ещё одна неделя.

Они шли по улице. Мама думала о своём, голова задурманена идиотскими мыслями о том, что бы ей такого учудить, придумать, в прямом эфире сотворить, чтобы привлечь внимание других, люди ей поверили, что она не играет на камеру? Думала о том, что ей нужно поупражняться с большими членами и не стыдиться засовывать в попу. Поучиться у других, стать более брутальной, дерзкой и безжалостной к самой себе. Нанести на кожу тату, вставить в соски колечки, в перепонку носа и соединить цепочкой?

«Не для этого я уходила из Клуба, чтобы снова упасть на дно», – твердила себе. «Ладно, моё отличие в том, что я умею играть. Но зрители чата терпеть не могут фальшь. Им не важен процесс, моя игра – им нужен результат. И, среди того числа отменных шалав, я же – как блоха и никому, нафиг, неинтересна. Пока не проявлю себя».

Элис шла впереди, оценивая прохожих, незаметно для всех, захватывая случайные лица в кадр, объекты и тени, где программа интерпретировала их в виртуальных героев. Выделяла эмоции и сохраняла, как шаблоны, которые будут полезны при прорисовке нового вымышленного мира. А мама – сзади, в куртке нараспашку, в коричневых спортивных лосинах. И руки были в карманах.

Но его узнала издалека. Он шёл по тротуару, на их стороне: руки так же – в карманах, был в осенней куртке, и кепка одета на голове. Прохожих он не видел, в чужие лица не заглядывал и, делая беззвучные шаги, шёл на своей волне.

Она остановилась, ожидая, когда поравняются. Остолбенела и не знала, что делать: плакать или смеяться? Но он прошёл мимо, неохотно заглянув ей в лицо. Не увидев ничего знакомого, отвернулся и пошёл своей дорогой. Будто её до этого не видел никогда. Она отчётливо запомнила тот мягкий аромат элитного спиртного, разбавленный терпким запахом сигарет. Это всё ей ударило в лицо, и она развернулась, в недоумении, окрикнув его по имени.

Наконец, обратил на неё внимание: повернулся, не вынимая, из карманов, рук.

– Привет! – обозвался первым, без единой эмоции на лице.

Странно ей наблюдать такое поведение. Да и свои эмоции надо как-то сдержать. А, ведь уже похоронила и смирилась с тем, что его уже нет. Лицо его было ухоженное, как и всегда – щеки выбриты, но кепка натянута на лоб, и на виске – тёмная ссадина.

– Не ожидала увидеть снова. – постаралась сыграть, будто ей всё равно.

– Ты как?

– Как видишь. – пожала плечами. – А ты?

– Пока что живой. – помедлив, ответил.

Хотела бы сразу задать прямой вопрос о планах на вечер, или просто пригласить куда-нибудь, прогуляться, намекнув на то, что хотела бы поговорить. Хотела бы поблагодарить. Но, присутствие дочери рядом вынуждало оставить эту идею, и постараться, как-то, намекнуть о желании продолжить разговор в другом месте. Наедине.

– Чем сейчас занят?

– Иду. – не задумываясь, ответил.

– Это ясно… А, куда?

– Пока не знаю.

Одобрительно кивнула в ответ, будто всё поняла. На самом деле, была удивлена и, по его эмоциям не скажешь, что она ему чем-то запомнилась. Если так – то ему не понравилась последняя ночь, где она старалась, как могла, или же, для него – она все та же шлюха, девушка из притона, которая позволила, чтобы над ней издевались. Может, потому ещё живой. Возможно, ему было просто жаль её, по-человечески, но – ничего личного и никаких претензий на будущее. А она уже размечталась, и подумала, в первую очередь, про его деньги и привычку ими сорить.

Но, зачем к ней домой приходил, тогда?

– А ты? – он спросил.

– Гуляем.

Он насторожился, снова пробежался взглядом по ней, мельком взглянул на дочку, стоящую рядом, и осторожно спросил:

– С кем?

Её бросило в жар, мурашки пробежались по телу, как-то стало не по себе и, первое, что в голову пришло: «Надо проваливать». Улыбнувшись криво, махнула небрежно ему, на прощание, и пошла своей дорогой, взяв дочь за руку, оглянувшись пару раз.

Но он ещё долго стоял, не мог понять, почему так внезапно прервала разговор и быстро ретировалась? Стоял, посреди тротуара, поток прохожих его огибал, и смотрел им вслед, нюхая воздух, почуяв аромат её волос, принесённый дуновением ветра.

– Мам, кто это был? – Элис от неё добивалась ответа. Но она шла, крепко держа её за руку, и пыталась сообразить, осмыслить причину его, столь странного поведения. От него она быстро убежала, подхватив дочку, нырнула в проулок, где всегда её провожали взглядом высокие, но узкие домики, как рыжие ракеты, готовились стартовать с безлюдных и тесных площадок, что вымощены из мозаики разноцветных картинок. Ей просто показалось, что перед собой увидела лицо настоящего психа, больного человека, что в неладах со своей головой. Она, ведь, уверена была, он должен знать про дочь, ему об этом говорила, но лицо его, не узнав, в стоящей рядом девочке её дочь, не показало ни единой эмоции. На секунду, ей стало страшно, и поняла, что тратить время на пустую болтовню – бесполезное дело. Дочь свою прятала и оберегала от клиентов и их нечистых глаз. Не хотела никому показывать из тех, пошлые желания которых, исполняла.

«Тот Клуб – моя неудачная роль. Пусть это будет прошлым, которое я желаю изо всех сил забыть, отделаться от того запаха пошлости и разврата. Просто мечтаю, чтобы моё лицо для постоянных клиентов стало чужим, забыли обо мне и дорогу к дому моему. Не нужно показывать им свою жизнь, свою дочь. Нельзя подпускать так близко к себе.

– Старый знакомый. – ответила, наконец.

– Интересные у тебя знакомые…

– Почему?

– Ну как…, то приходят к тебе в гости, по вечерам, просят погулять, то на улице отворачиваются и в лицо не узнают.

– Это было первый и последний раз. Поверь мне.

– Мам, я не против! И, даже, наоборот – я хочу братика или сестричку. Живых и настоящих…

– А я хочу, чтобы ты была обеспечена всем.

– Мам, мне грустно одной и очень скучно!

– У тебя есть я. И, я всегда буду рядом.

– Да, но ты тоже одна. Почему у тебя нет друзей? Почему уикенд я всегда провожу только с тобой?

– А с кем бы ты хотела ещё? У тебя много друзей и развлечений…, чего тебе не хватает?

– Вот, почему ты убежала?

– Что?

– Ты его отшила!

– Это моё дело – он мне не друг.

– Я же видела – он был не против общения…

– Не лезь не в своё дело! – резко поправила девочку. Это подействовало на неё: Элис замолчала. – Он даже имени моего не помнит. О чем с ним говорить? – добавила.

– А, если просто забыл?

– Если забыл – это значит, что ему не интересно со мной дружить.

– …Или просто болен.

– Вот, пусть подлечится, тогда и поговорим.

Дочка ей улыбнулась и подхватила её ладонь. Она не пожадничала на тёплую улыбку, в ответ, и нежно обхватила хрупкую детскую ладонь.

«Если он болен – пусть лечится», – повторила про себя. «А, если псих, и действительно помешан на идее, покончить с собой, удовлетворив своё желание? Какое его желание? Говорил про последнюю ночь, и ищет ту, которая будет в состоянии ему, эту самую, ночь подарить. Похоже, я с этой ролью не справилась, наверно, попадались ему любовницы получше меня. И теперь рыскает в поисках новой жертвы.

Может, попробовать его разговорить, когда я буду сама, без дочери?

С психами дело иметь опасно».

На часах – почти полдень, а на счёту её аккаунта всего-то 50. И так уже целую неделю. Вот и весь её доход с чата.

Она сидела на кровати, в углу своей комнатушки, поджав ноги, и подбородок положила на колени. Была, практически, нагая: на ногах – гольфы до колен, с радужными полосками, а на руках – чулки из блестящего чёрного винила. Лицо вдумчивое, с худыми щёками, лёгкой синевой под глазами и маленькое колечко на брови. Смотрела на свои пальцы ног, слышала звон экранного гаджета, приклеенный к стене, новые сообщения от завсегдатаев её чата, и не было желания подползать к камере, исполнять одно и то же двадцатый раз за день.

Она использовала все варианты, израсходовала весь арсенал своих актёрских трюков, распиналась перед камерой и, под конец, просто устала погружать себе в попу одну и ту же большую игрушку. Аудитория её обожателей не пополнялась. Никто, даже за самый мизер не желал подключаться к её чату. Бывали некоторые, случайно забредшие души, живущие в виртуальном мире пошлостей, которые соглашались, с ходу, на услугу «приват». Но, попробовав раз, после уже никто не возвращался.

Все хотят извращений. Никого не интересует позёрство на камеру, красивые женские прелести, самоудовлетворение и наигранная страсть – всем и каждому нужно шокирующее зрелище, эмоциональный акт. Каждый третий, кто к ней ломился, так и требовал: «Сделай с собой, что-нибудь!», «Покажи, на что способна!», «Насколько глубокая глотка?», «Давай тот, что подлиннее!», «Давай тот, что шире!».

Она пробовала поменять интернет ресурс, покупала пробные эфиры в тех, где публика менее всего извращена, не настолько требовательна. Но ей не удавалось подключится, к самым популярным. «Это, как в актёрской карьере – нужен рост, и нужно отыграть с десяток второстепенных ролей, чтобы получить всего одну, но стоящую. Хотя бы одну, за всю свою жизнь». Она поняла, что таким простакам, как она, без рейтинга не пробиться в топ 50, самых популярных. Для медиа магнатов порно ресурсов – она, всего лишь, вошь, кто возомнил себя покорителем чатов, и должна пройти свой путь. Или заплатить за место.

«Если ты талантлив, можно сходу все поднять, а, если нет – где у меня такие деньги»?

Для неё доступ оказался закрыт, и всё, на что может рассчитывать – обслуживать малочисленную кучку постояльцев, быть третьесортным продуктом.

«Это то же, что и в любом Доме пошлости. Есть звезды, что снимают вершки, а есть настоящие шлюхи, которые обслуживают оставшийся сброд».

Она поняла, что, прежде всего – рейтинг. И ради него ей нужно что-нибудь эпохальное, из ряда вон, выходящее, экстремальное сотворить. Она это могла, но не хотела.

Она устала думать про похоть и развлечения – сейчас, все мысли были о Джеке и его деньгах. После внезапной встречи с ним, посреди улицы, она ещё долго не могла понять причину такого поведения. Его реакция немного напугала. Показалось, что он вообще её видит впервые, но охотно пошёл на разговор, не махнул рукой и не плюнул в лицо, а начал расспрашивать. Она помнит свои мысли, после последней ночи в Клубе. И, ужаснулась, поняв, что ему вряд ли понравилась, что её посчитал простой девкой, которая на деньги позарилась. Ей стало стыдно за себя и, в то же время её самоуверенность спустилась с небес – она-то считала, в искусстве любить за деньги ей не было конкурентов, никто ещё не уходил с чувством обделённости. С каждым выкладывалась, на полную.

Но, с другой стороны, если у него с головою нелады – он жив лишь потому, что его недостаточно удовлетворила. «Дурак, мог бы спасибо сказать», – думала после встречи. И будет теперь продолжать искать повсюду ту, после которой, решится наложить на себя руки.

«Мне надо что-то придумать. Если он повадится в Клуб – там мастера, доводить до оргазма такие, что он и до утра не доживёт. А есть и такие, которые за деньги придушат. На камеру», – сидела и думала. «Мне нужно его как-то перехватить, чтобы на меня обратил внимание снова. А то и деньги потеряю, и ему будет хана. Черт, актёр же я или нет? Просто надо сыграть и на свою сторону переманить».

Но ей же, параллельно с этими мыслями, лезли в голову наивные. За то время, что его не видела, успела, по его манере подсовывать деньги, соскучиться, и, в одночасье огорчиться, что его не впечатлила, ничем не запомнилась, а сам он – просто проявил сострадание, как к обычной шлюшке. Пожалел, но ничего общего иметь с ней не захотел.

Она встала. Кровать надулась, приняла первоначальную форму и тихо шикнула, спустив лишний воздух. Подойдя к монитору, пролистала список желаний, отсортировала и заблокировала очередную кучку извращенцев. И перед тем, как выключить камеру показала им всем средний палец. Содрала экран со стены, налепила на предплечье и решила принять человеческий облик. Решила домой, к дочке.