Читать книгу Белая птичка. Роман - Джеймс Метью Баррі, Джеймс Мэттью Барри - Страница 3

Иногда маленький мальчик, который называет меня батюшкой, передаёт мне приглашения от своей матери: «Буду рада видеть Вас у себя!», и я всегда отвечаю примерно в таком духе: «Вынужден Вам отказать, мэм». И когда Дэвид спрашивает меня, почему я отказываю, и я объясняю это тем, что не желаю встречи с этой леди.

– В этот раз приходите, батюшка, – позднее, настаивал мальчик, – У мамы будет день рождения – ей исполнится двадцать шесть, – то был солидный возраст для Дэвида и, видимо, тот опасался, что его мама долго не протянет.

– Двадцать шесть? – удивился я, – Дэвид, скажи ей, что она выглядит старше!

А ночью мне приснился дивный сон. Мне снилось, что и мне двадцать шесть, а это было уже давно, и я ехал по железной дороге в свой родной дом – бодрствуя, я даже не вспоминаю о нём, Я опешил, увидев, что на станции меня встретила давно потерянная любимая, с которой мы во сне ушли вместе. При встрече со мной она нисколько не удивилась, и я не испытал восторга от встречи, будто мы были женаты все эти минувшие годы. Кажется, я даже дал ей что-то понести из своего багажа.

Стоило ли делиться восхитительным сном с мамой Дэвида, с которой я ни разу в жизни не обмолвился словцом; она бы опустила голову, потом храбро подняла её, изобразив на лице грусть, но гордость за меня, а потом доброжелательно протянула бы мне свой изящный носовой платочек. … Если бы я и решился открыть ей душу, то сильно шокировал бы её тем, что её, лицо совсем не было бы похоже на лицо женщины, которую я видел во сне.

Что может быть хуже, читатель, как быть впечатлившим хорошенькую женщину, которая без толики оснований полагает, что ты страдаешь от безнадежных чувств к ней? Вот так и меня уже несколько лет доныне преследует непрошеной жалостью сердобольная и душевная Мэри А***. Когда мы сталкиваемся на улице, бедняжка, обольщая себя иллюзиями, слегка замедляет свой молодой быстрый шаг, дабы не огорчить человека, сердце которого, по её мнению, она разбила, и даже шорох её платья при ходьбе похож на едва различимое утешение, ей даже казалось, будто я хочу укрыться под её тёплым крылышком как Дэвид. Я также обнаружил её дикий восторг, едва ли мне понятный до этой встречи, а на обратном пути заметил даже лёгкую нотку вызова. Глазки дают мне понять, что я ни на что не имею права, при этом носик с любопытством вздёргивается, а ротик еле сдерживает желание – вот так Мэри А*** и проходит мимо меня.

Однажды она даже осмелилась заговорить со мной, так чтобы потом похвастать Дэвиду, как я решился заговорил с ней. Это было в Кенсингтонском Саду, и она спросила только о времени, совсем как дитя, мимоходом, чтобы потом забыть, когда добежит до своей няни. Но я был готов даже к этому и, приподняв шляпу, указал тросточкой на часы на башне. Должно быть, она была обескуражена, но как только я отошёл чуть дальше, с немалой тревогой услышал её смех.

Смеялась она совсем как Дэвид, которого я веселю дни напролёт, лишь бы этим смехом наслаждаться. Мать передала сыну свой смех. Как и многое другое с самого первого дня знакомства с ним, однако, она так тщательно обрабатывала его качества, что сразу их сходства и не заметно было. Но сказывалась и природная непосредственность мальчика. Стоило только выпустить его ладошку из своей руки, как он тут же вырывался как стрела из лука. Встретившись с ним взглядом, понимаешь, почему птицам надо летать. И как это до сих пор его прогулки ограничивались только Кенсингтонским садом? Будто слетает сюда птицей за крошками хлеба – и это творение хрупкой на вид женщины, думаю, даже её саму это удивляет. Кем только не бывает Дэвид за день. Споткнувшись на тропе, он растягивается древнегреческим богом – угодно же было Мэри А*** сделать его таким, но ей хочется сотворить его прямо совершенным созданием. Однажды я застал Дэвида залезающим на дерево и его маму с затаённым страхом следившую за ним. Она не запрещала ему этого, потому что мальчик должен быть смелым, но сама при этом, как мне показалась, в каждой ветке видела опасность его падения.

При этом Дэвид в восторге от своей мамы – ему она точно видится совершенством, к тому же он уверен, что только её молитвами и может попасть на Небеса, сколько бы не нагрешил. Потому шалости и даются ему так легко. По-видимому, мама строго отчитала его за это, так как Дэвид как-то признался мне, что она не так уж хороша, как ему кажется.

– Я бы не ставил её добродетель под сомнение.

– Правда? Вы считаете её хорошей?

– Может быть, даже лучше, чем тебе думается! – уверил я мальчика.

Сохрани Господи всех матерей, пусть даже с недостатками, потому что когда мать обнажает душу перед своим ребёнком, не скрывает ничего. Такой страшный час приближается обычно каждый день после шести-семи вечера, когда все дети готовятся ко сну. Когда дети ложатся позднее, им уже неведомо подобное мистическое таинство. Едва дитя, укрывшись одеяльцем в своей кроватке, таинственно смотрит на мать, та видит плоды всего прожитого дня, и её уже не спасёт ничто суетное в минувший день – в законный час своего ребёнка мать предстаёт перед его судом:

– Я ведь сегодня была хорошей мамой?

И нужна только правда, от которой никуда не деться, и голоса матери и ребёнка как будто сливаются, и беседа в полусне становится таинством:

– Ты была немножко неправа тогда с яблоком…

А мать, сложив руки, эхом:

– Да, сынок, мне показалось… – но она не смеет себя оправдывать.

– А ещё, ты мне сначала разрешила гулять до шести, а потом ругала, что я опоздал, а я же вернулся раньше…

– Нет, этого делать не стоило…

– Но я же вернулся раньше! Или ты меня обманула?

– Прости, малыш, больше обманывать не буду.

– Да, пожалуйста, мама, больше не надо!

– Но в остальном, я была хорошей мамой, сынок?

Можно ли себе представить сына, который на этот вопрос не ответит положительно?

Это достойно настоящей исповеди. Серьёзное дело – договор с человеком при его появлении на свет. Даже матерей, убегающих вечерами от детских кроваток, от суда не спасти. Зачем же столько матерей думают лишь о себе по вечерам: Нет-нет, Мэри, я не о Вас. Я знаю, что выходя вечерами из комнаты Дэвида, Вы сияете, и Ваш взгляд полон радости и уверенности, что Господь, которому молятся все маленькие мальчики, такой же добрый, как их мама.

Надо отметить, что Дэвид очень верит в молитву. Однажды он подрался с юным христианином, который вызвав его на дуэль, и сначала помолился о даровании проигрыша противнику. Дэвиду такое поведение показалось чересчур недостойным.

– Значит, Мэри скоро двадцать шесть? Твоя мама стареет, да, Дэвид? Передай, что я приду поцеловать её, когда её исполнится пятьдесят два.

Кажется, даже привычные улицы с утра сильно изменились, а книжный магазин на углу почему-то стал рыбным. Я пытался привлечь внимание Дэвида ко всему, что нас окружало.

– А что, и я теперь буду уменьшаться? – вдруг встревожился Дэвид, – И могу уменьшиться совсем? – он не решался сказать: «Исчезну», но всё же опасался этого и крепче сжал своей ручонкой мою ладонь. И я спрятал эту ручонку в свой карман.

Мы вошли в клуб, и каким же маленьким казался там Дэвид!