Читать книгу Белая птичка. Роман - Джеймс Метью Баррі, Джеймс Мэттью Барри - Страница 5

Через пару недель после того, как я уронил письмо, я ехал на извозчике по военным делам, и вдруг услышал знакомый невыносимый хохот, будто заполонивший столичную суету, обернувшись, я увидал моих героев выходивших из магазина проката пианино. Мельком заметив их предсвадебные хлопоты, я отмахнулся, хотя девичье лицо сияло от радости, а лицо юноши – от гордости, и я мельком расслышал, что они собирались взять напрокат фортепиано.

Итак, они готовились к свадьбе, что вызывало моё презрение, но я прошёл мимо с достоинством, потому что эта леди мне интересна только в горе, когда кажется хрупкой и беззащитной, какой на самом деле не является.

В другой раз я наблюдал их у окна шестипенсовой посудной лавчонки, кои являют собой своеобразнейшую прелесть Лондона. Мэри что-то лихорадочно писала на клочках бумаги, пока её жених что-то также быстро подсчитал, в итоге оба ушли несолоно хлебавши.

Настроение моё заметно улучшилось: «Ну, что, мэм, – ухмыльнулся я про себя, – Безнадёга! Снова в няньки пойдёшь наниматься – для семейной жизни даже утвари нет».

Однако я просчитался. Спустя пару дней я случайно шёл за ней – как-то я всегда узнаю её в толпе даже по шороху платья. Мэри несла тёмную бумажную упаковку с чем-то вроде клетки для птиц и отнесла это в комиссионную лавку, а выйдя из неё, она уже летела к той самой посудной лавочке. Терпеть не могу таких секретов, потому и зашёл в ту комиссионную лавку, якобы посмотреть битый фарфор и на прилавке и увидел только что проданный Мэри – ни за что не догадаетесь! – изящный кукольный домик! На нижнем этаже была чайная комнатка для кукол, а на верхнем – их спальня, а у самого выхода из домика одна из кукол провожала другую. Краски куколок заметно поблекли, но в целом домик неплохо сохранился – видимо, в детстве доставил хозяйке немало радости. И вот теперь помог ей обзавестись приданым!

Увидев мой интерес к товару, лавочник пояснил, что игрушку только что продала одна леди, которая в ней больше не нуждается. Ох, и разозлился же я на Мэри! Со злости я выкупил кукольный домик, узнав от лавочника и имя, и адрес моей незнакомой героини, тут же поручив ему отослать мою покупку по этому адресу с запиской: «Уважаемая мэм, не совершайте больше подобных глупостей. Эта игрушка вам может пригодиться в недалёком будущем. С глубоким почтением и т. п. Джентльмен, обронивший письмо».

Назад пути не было – в сущности, я послал ей свадебный подарок. И в очередной раз узрел Мэри уже замужней дамой. Это было в ноябре около девяти вечера, мы столкнулись на улочке с лавчонками, которая вот уже 20 лет не может определиться стать ли ей модницей или оставаться простушкой, так как там близ какого-нибудь уютного домика можно увидеть громадный рекламный язык над лавкой мороженщика. По этой улице я стараюсь проходить без очков и как можно быстрее, но в тот ноябрьский вечер я не торопился, так как передо мной шла Мэри, держась под локоть своего гоготуна, и оба были поглощены непринуждённой беседой. То ли ей не хотелось слушаться мужа, то ли одновремено и радовало, что именно он ведёт её куда-то – я так и понял.

И знаете, за чем счастливая чета забрела на эту улочку – за двумя свиными котлетами! Ей Богу!

Супруга вроде как пыталась уговорить своего благоверного, что они живут не по средствам, и тащила его домой, но втайне радовалась, что тот всё делает по-своему. Возвращаясь, домой они как дети радовались купленным котлетам. Я пошёл следом, надеясь увидеть их дом, но отстал. А ночью я сложил афоризм: «Догнать симпатичную молодую особу с двумя свиными котлетами совершенно невозможно. Но их адрес я решил разузнать, во что бы то ни стало. Наверняка, где-то рядом с той лавчонкой. Мне даже показалось, что они специально сняли жильё вблизи мясной лавки.

И вот однажды произошло нечто очень романтичное. Моя квартира на втором этаже выходит окнами на потрясающе чистую улочку, к которой ведёт дворик, который почему-то зовут Садом. Хотя это скорее садик, и тень его деревьев падает во дворик по соседству. И вот в тот день я сидел у окна, любуясь садиком, и вдруг на стуле в садике я вижу… мою юную нянюшку!

Я надел очки – точно она! Она сидела совсем без дела, что никак не было похоже на Мэри, тогда я достал свой полевой бинокль и обнаружил, что это не сама Мэри, а её дамский жакет, подбитый мехом – видно, его вывесили, чтобы проветрить. Меня всё это сильно огорчило, потому я и убеждал себя, что это не сама Мэри, а её жакет, но я никогда раньше не видел её в этом жакете, но почему-то был уверен, что это именно её жакет. Наверное, все вещи похожи на своих хозяев, потому и шорох её юбки предупреждал меня о встрече с ней, возможно, с жакетом произошло то же самое. А если она сама шьёт, то, конечно, вкладывает душу в свои изделия. Вариантов масса. Но я всё-таки оделся и вышел в тот садик, и ровно через пять минут из домика по соседству явились Мэри с мужем – вот вам и моя логика!

Они свернули за угол, а я не торопясь принялся рассматривать их домишко – забавно, тот с первого взгляда казался состоящим только из одной двери и единственного окошка. Хотя я своим намётанным глазом приметил ещё крошечное окошко, вроде форточки, видимо какой-то каморки, которую Мэри вполне возможно сотворила спальней.

Домишко был окружён заметно большими домами, а потом узнал, что через него открыт проход на задние дворы. Полтора этажа этого домишки сколотили на скорую руку скорее плотниками, чем каменщиками, потому он походил на яркий деревянный подвешенный над дорогой сундучок.

Особнячки Лондона, гораздо уютнее громадных строений, и я каждый раз проходя мимо, я благодарю их создателей. Но этот сундучок не вызывал ничего кроме смеха. Домом его едва ли мо жно было считать, тем более, что над дверью висела дощечка с надписью о продаже этого участка. Позвонив в двери, я вспомнил, что дощечка эта здесь уже много лет. Вот я зашёл под видом покупателя. Меня встретила скорее старушка, чем старичок, чья милая фигурка совершенно не сочеталась с окружающей обстановкой. Видимо, поняв мои мысли, старушка пояснила, что её наняли задёшево из-за её же склонности к выпивке.

И мы с прислугой прошли в гостиную, которая, как мне показалось, была очень похожа на Мэри – светлая и солнечная – вся в хозяйку. Первой мыслью было, на какие средства она её так обустроила, этот вопрос не давал мне покоя и при встречах с Мэри на улице.

Чем она только не украсила эту комнатку: от самодельного шнурка без звонка до расписной пустой табакерки.

Яркий, зелёный пол покрывали восточные ковры. Мне показалось, что зелёный и белый преобладают в этом интерьере ещё и потому, что хозяйка пытается смягчить резкий солнечный свет. Занавеси на окнах из лёгкой ткани цвета алого клематиса торжественными воланами спускались до полу, и при виде их я живо представил, как Мэри принимает здесь гостей. Я узнал тут и фортепьяно, взятое напрокат. Здесь и мебель преобладала зелёного цвета: диван, угловой сервант и дивное бюро, также чудесно напоминавшее свою хозяйку, как будто вместе с хозяином готов был присесть возле хозяйки, чтобы писать на её коленях ей записку. На почтовой бумаге, лежавшей на столике бюро, было выведено «Мэри» – ведь на свете есть лишь одна Мэри. Стены были увешаны холстами, преимущественно без рам. А ещё я заметил довольно ценный подсвечник, накрытый чехом.

– Хозяева, видимо, состоятельны? – спросил я горничную, та отрицательно покачивала головой, пробормотав что-то, – По-Вашему, хозяин женился по расчёту? – мягко уточнил я, и на этот раз ответ был разборчив:

– Они питаются всухомятку, – и она смолкла, потупившись.

– Однако, обстановка здесь недешёвая…

– Хозяйка всё это сделала сама, – откровенно выпалила моя новая приятельница.

– А этот чудесный зеленый пол?

– Чуток масла и краски на шиллинг, – горничная сама стыдилась своего откровения.

– А занавески?

– Остатки с распродажи.

– А этот диван?

И тут горничная приподняла чехол, и я узрел мастерски сооруженную из ящиков для упаковки вещь.

_ А бюро? – я надеялся, что уж тут-то нечего будет возразить – сам же лицезрел милые выдвижные ящички с медными ручками, обтянутые шёлком, но:

– Три ящика из-под апельсинов она сколотила сама, – не без удивления в голосе парировала горничная.

Я рассеянно осматривался, вспомнив и про таинственный предмет под чехлом.

– Но ведь под этим чехлом точно красивый дорогой подсвечник? – не унимался я, но старушка, сморкнувшись, протянула к нему руку, – Бога ради, не трогайте! – остановил я её, – Я предпочитаю верить в лучше, иначе как жить без веры?

Нянюшка собственноручно соорудила здесь премилую обстановку практически из ничего, и мне не хотелось терять веру в дорогой подсвечник.

– Прямо как в музее! – удивился я, но горничная уверила меня, что наверху ничуть не хуже, – Ещё и второй этаж есть? Неужели хозяйка и лестницу сама смастерила?

– Нет, не смастерила – приукрасила слегка.

Лестница вела в спальню, и я решил её не осматривать, но хотелось посмотреть и мастерскую в садовой сторожке.

– Неужели и сторожку она тоже сделала сама?

– Нет, приукрасила.

– Однако она это делает мастерски. Не боитесь, что она и Вас захочет приукрасить?

Моё расположение явно пришлось старушке по душе, и она поделилась со мною ещё кое-какой информацией: домишко этот сдали молодой семье в наём совсем дёшево, но с условием, что они немедленно его очистят, как только участок будет кем-либо куплен, потому те и мирились с позорным объявлением. И как не ненавидела Мэри это объявление, гордилась своим домиком, как собственным настоящим домом и в страхе дрожала, когда речь заходила о покупке участка. А ещё горничная изрекла:

– Труднее всего хозяину не столько писать картины, сколько найти для них рамы, – и она добавила, – Я этого художника особенно не признаю, да и публика, видимо, тоже, раз его плохо покупают. И они питаются всухомятку.

Лишь один человек верит в талант этого художника, хотя, может и это плод воображения, и когда однажды хозяин захандрил, хозяйка шёпотом испрашивала у пришедшего гостя похвалы для хозяина – только Мэри и могла вернуть художнику веру в себя.

– Опасная особа, – передёрнул я плечом и принялся рассматривать картину над камином – мужской портрет в раме. Мне весьма понравилось творение.

– Это её друг, – горничной явно нравилась роль экскурсовода, – Но его здесь ни разу не видели.

Я чуть было не отвернулся от портрета, но взгляд мой упал на подпись внизу аккуратным дамским почерком: «Воображаемый портрет нашего незнакомого друга». Неужели они меня так себе представляют? Меня невыразимо взволновал этот факт.

С портрета смотрел весьма привлекательный молодой человек, не больше чем 30 лет.

– Откуда же Вы знаете, что это её друг, раз он сюда ни разу не заходил?

– Когда хозяин писал его, часто прибегал из мастерской к хозяйке и советовался с ней, какими сделать глаза…

– И что она?

– Говорила, что у него прелестные голубые глаза, тогда хозяин спрашивал о лице, она его тоже находила очень красивым, хозяин предположил, что друг этот средних лет, а хозяйка уверила, что лет 29, как-то художник поинтересовался, нет ли лысинки, а хозяйка даже вскрикнула, что никаких лысин нет.

Какое благородство у этой души – никакой лысины!

– Я заметила, как она посылает портрету воздушные поцелуи.

Милая фантазёрка! Разве я достоин воздушных поцелуев такого нежного создания?

Ох!

Любуясь портретом, я пытался придумать к нему ироничную подпись, но горничная остановила мои размышления:

– Они, похоже, друзья детства – тут хранится его подарок, – и с этими словами она вытащила из-под дивана кукольный домик. Мне тут же захотелось оставить в нём пару шутливых записок, но рука не поднялась, и вот почему: эта проданная и вновь купленная игрушка была по-новому и с теплом отделана: новые платьица на куколках, свежевыкрашенная кукольная мебель – игрушка уже могла служить новым хозяевам. Я снова посмотрел на горничную, но та была невозмутима.

– Поставьте игрушку на место, – велел я ей. Мне стало очень стыдно, что я именно так докопался до невинной тайны Мэри, и я печально побрёл прочь из их домишка. Теперь незнакомка сильнее владела моим вниманием.