Читать книгу Мой город 3: записи Эммануэль - Дмитрий Георгиевич Боррони, Дмитрий Боррони - Страница 7

Итак, эту главу мы начнем с конца предыдущий главы.

…она оглянулась, и прокричала до более грубым прокуренном от табачного дыма папирос голосом:

– Эй! Васька. Скоро там подлец будешь. – ворчала она. – А то продуктов так не было и нет, а я открываться через четверть часа должна. Что же Васька – подлец меня без продуктов оставить желаете, все с этой своей кралей гулять изволите, а на меня Вам всем начхать.

Появляется Васька.

– Да что ж это такое ей-богу, собраться спокойно не дают. А я-то на базу летал, свежее пиво и мороженое «Эскимо» раздобыл. А Вы Клавдия Ивановна вечно недовольны изволите быть.

– Ну-ну, шельма. Язык свой при себе держать надо. Мало ли куда там ходить изволите, а на работу извольте не опаздывать, или быстро заменю – шельма.

– Зря Вы так Клавдия Ивановна, я же все ради Вас стараюсь. Что плохого в том, что в палатке будет много еды и выпивки. Все довольны будут. Вы же знаете контингент какой бывает, не угадаешь иной раз что кому надо.

– И то верно. Контингент нынче пошел. Ни то что в былые времена.

– Точно.

– Ну ладно, Вась! Заноси продукты, а то мы разболтались, а полночь близка. Смотри, – показывая на Патриаршие пруды – на их отражение в воде, своей упитанный рукой сказала Клавдия Ивановна. – луна уже поднялась, выглянула своим ярко-жёлтом цветом из-за туч. – она подняла голову к небу, и сказала. – Луна! Как прекрасна она – луна. Луна в ночи. Она всегда утишает путников попавших в затруднительные положения. Она освещает им путь, дает надежду.

Вася уточнил:

– Луна, а солнце? Оно ведь тоже дарует свет и тепло.

– Это так. – согласилась Клавдия Ивановна. – Оно дарует нам свет. Свет и жизнь. – она сделав паузу, любящем взглядом посмотрела на луну, и сказала следующее. – Солнце – это дневное светило. Оно всегда дарует людям жизнь какие бы они ни были, злые или добрыми. Таковы люди по своей натуре, и никто их не изменит. Если пропадет солнце – оно погаснет, то люди просто сойдут с ума. Некому будет их охранять, дарить им жизнь.

– Это так. – согласился Василий. – Но причем здесь луна?

– Луна? – на секунду задумалась Клавдия Ивановна. Она могла ответить на этот вопрос, но ее ответ мог противоречить всем законом мироздание. Ведь солнце – единственное светило в этой галактике, его свет падает на луну, и звезды – мерцающие где-то очень далеко, в глубинах галактике. До них сотни миллиардов световых лет, и как может одно солнце освещать всю эту галактику – тайна. Впрочем, если предположить что галактика это одно большое зеркало, и лучи от солнца отражаясь на определенных предметах попросту отражает свой свет на другие космические объекты, а те в свою очередь отражают лучи солнечного света на другие объекты – с поправкой, что отраженный луч от иного объекта отражается с гораздо меньшей световой энергией чем первоначально от солнца, то становиться абсолютно понятно, как световые лучи солнечного света способны дать свет всем объектом в космосе – в этой галактике, в доме в котором мы живем. Зная все это, Клавдия Ивановна сказала. – Она никогда не погаснет. – сказав эти слова, Клавдия Ивановна ввергла Васю в смятение, но тотчас же объяснила свои слова. – Солнце может погаснуть для земли. На то есть много причин. Одна из них банальна до невозможности. – она сделав долгую паузу, тяжело вздохнув, добавила, как бы утверждая наверняка. – Тучи – вот единственное одно из реальных объяснений которое может реально произойти с солнцем. Темные тучи – кромешная тьма, и лишь одна ночная светила – луна. Она будет давать надежду людям на то, что ни все еще потеряно.

Слушая Клавдию Ивановну, Василий смотрел на небо, и представлял, что луна – одна из небесных светил мирозданья, которая дает человеку надежду на будущее. Но, вдруг, он вдруг представил, что луна окутана темными тучами. Вокруг темная мгла. Подумав об этом ему стала жутко. По его телу пробежал легкий холодок, и жуть которая уже нахлынула на него, и он ее чувствовал с головы до ног, стала более страшной и ужасающе холодной. Вася с ужасом воскликнул:

– А если Луну тоже окутают темные тучи, что тогда?

– Тогда? – на секунду задумалась Клавдия Ивановна. – Тогда все, конец. Конец всему человечеству. Конец планете – земля. – сказав эти слова она сама ужаснувшись от своих мыслей вслух, бросила. – Всему конец. Всему этому мирозданью. – затем она утвердила. – Потому что без света не может быть и тьмы. Только бесконечная пустота, и страх перед неизбежностью своей беспомощности. Беспомощности перед пустотой. – тут Клавдия Ивановна посмотрела на часы, весящие на одном из фонарных столбов на Патриарших прудах. Без десяти двенадцать. – Ну заболтались мы тут, а гости ждать не будут. – затем она торопливо бросила. – Что стоим? Философствовать в другой раз изволим, а сейчас работать надо, а то гости недовольны будут.

Сидевшие на лавке у фонарного столба, Жора со спутницами, смотрели на происходящее как бы извне. Все то что происходила этой ночью – на Патриарших прудах, все им казалось чем-то мистическим. Чем-то непонятным. Они так и не могли понять, все то что с ними происходит – реально или это лишь плод их воображения. Погрузившись в рассуждение о произведении Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита», они очевидно сами того не понимая попали в его мир. Мир, где реальность пересекается с действительностью. Мир Воланда, Фагота, он же клетчатый. Его друга – кота Бегемота. Красавицы Геллы. Азазелло. Убитом горем женщины – Маргариты. Ее Мастера, и многих других героев этого замечательного романа. Романа – который до сих пор не может ответить на главный вопрос этого романа – достойны мы того покоя, который подарил в конце своего путешествие по Москве Воланд со своей свитой. Достойны ли мы того покоя, который даровал им Иешуа Ганоцри прося об этом Воланда – силу зла. Ведь Воланд – зло. А как известно добро и зло несовместимы. Хотя по утверждению самого Воланда, который говорил Левий Матвей, что тень – это неотъемлемая часть света, и то что мир погибнет в ярком солнечном луче, если не буде тени. Возможно он прав. Ведь человек и каждый зверь прячется от палящего солнце в тень. Что если этой тени не было б, и солнце стояло б на небе недвижимо, сжигая все и вся на своем пути. Все погибло бы. Даже мертвая пустыня и та бы сгорела от палящего на нее солнце, что же говорить о ее обитателей? Они сгорели б заживо. Какая ужасная смерть. Так что зло – неотъемлемая часть добра, а добро неотъемлемая часть зла. Это было, есть и будет всегда. Вспомним хотя бы Иуду из Кариафа. Скажите – он злой человек или нет? Он предал Иисуса, продал его за тридцать серебряников. Но не предав он Иисуса, не было б Голгофы, и не было б смерти и воскрешение. И самое главное в этой истории, не было б того, что священники называют: «Принятием грехов всего человечества». Иисус спустился в Ад, и спас все грешные души, приняв их грехи на себя. Что это? не что иное, как самопожертвование. Вот главный смысл этого романа. Маргарита пожертвовала собой ради Мастера, а Иешуа Ганоцри пожертвовал собой ради всех нас – жителей земли. Но вернемся к нашим, и Эммануэль сидели на скамейке. Смотря на происходящее, они не могли поверить своим глазам. Они словно находились в ином мире, мире – где нет боли и насилия, где тишь и гладь. Мире – полной покоя и умиротворения. Им было покойно на душе. Вся суетливость и волнения сгинули без следа. Они чувствовали в своих сердцах полный покой и душевное равновесие. Что же касается Эммануэль, то она несмотря на всю тишину и гладь присущей здесь, она все же не верила тому, что все это происходит на самом деле. «Ведь все это можно только увидеть только во сне, и то под кайфом». Так считала она. Она считала, что все это не может быть на самом деле. Это всего лиши чье-то внушение. Внушение того, что она в ином мире. Мире – неподвластным ни ее пониманию, ни пониманию кого бы то ни было. Возможно она сейчас находиться совсем в другом месте, а все то что она ведет в данный момент это последствие введенного ей препарата. Препарата, который подавляет психическое сознание индивидуума человека, и замещает его другим. Пусть даже на незначительное время. Все может быть. Одно – неотъемлемая часть второго, как второе – неотъемлемая часть первого или третьего, в зависимости от того, как глубоко можно подавить сознание человека и сделать из него того объекта своего исследование, которое нужно экспериментатору. Эти и подобные эксперименты проводили нацисты, они оставили после себя жестокое наследие, этому никто не станет противоречить. Но все-таки, если увидеть их медицинские записи по поводу человеческого сознания, то возможно наука продвинулась бы намного вперед. Вот так опять то же самое утверждение: «Без зла нет добра, а без добра зла». Эта истина веков, и никто ее не опровергнет – никогда. Эммануэль тихо спросила у Люды:

– Скажите, ни ужели мы видим одно и то же? – она сделав паузу, поинтересовалась. – Вообще, где мы? Что происходит?

– Не знаю. – ответила мало что понимающая Люда. Она не знала, что ответить на этот вопрос. Сначала ей казалось, что они попросту видят то, о чем говорили, что рассказ Жоры обрел реальность, и вот-вот сейчас все исчезнет. Но она ошибалась. Ничего не исчезла, только приобрело свою форму. Форму в виде Клавдии Ивановны и ее помощника – Василия. – Очевидно, – предположила Люда. – сейчас мы находимся где-то между мирами. Настоящим или потусторонним. – она сделав паузу, добавила. – Ведь Москва, город мистики и тайн. – затем она утвердила. – В ней возможно все. – она сделав паузу, добавила. – Даже побывать в прошлом и вернуться в настоящее. – она сделав паузу, с опаской добавила. – Хотя бывали случаи, когда пересекая эту черту – запредельного, оттуда уже не возвращались.

Не на шутку перепугав Эммануэль, та с острасткой осмотрелась. В эту минуту ей показалось, что она находиться где-то в пространстве. Пространстве меж реальным миром и миром потусторонним. Миром, где живут герои романов. Мистических романов написанных о Москве. Она ощутила, что она одно из героинь этих историй. Историй – старой Москвы. Сколько она хранит тайн? Может со временим она и раскроет нам – смертным свои тайны, но не сейчас.

Эммануэль призналась:

– Знаете, я чувствую себя одной из героев романа, хоть я и сижу сейчас на лавке, как приглашенный зритель, я все равно чувствую себя неотъемлемой частью какой-то истории. – она сделав паузу, добавила. – Я пока не могу сказать какой истории, но я знаю, то есть я чувствую, что мы здесь неслучайна, и еще мне предстоит сыграть свою роль в этой пьесе жизни. Я еще не знаю какую? Но я точно знаю, что я, так же, как и Вы здесь неслучайно.

Жора поинтересовался:

– Хотите сказать?..

– Да. – не дала договорить ему Эммануэль. – Мы здесь чтобы что-то понять, что-то прочувствовать. – она сделав паузу, добавила. – Мы здесь чтобы нам что-то показали. Я пока не знаю, что именно, но скора мы об этом узнаем. – закончила Эммануэль свою речь.

Люда поинтересовалась:

– Вы в этом уверенны?

Эммануэль утвердила:

– Абсолютно.

Но вернемся к Клавдии Ивановне и к Василию. Что они делают? Да пожалуй ничего. Внеся весь товар в палатку, Вася и Клавдия Ивановна открыли окошко ларька-палатке, и посмотрев на часы, на которых было уже без одной минуты двенадцать, посмотрев на небо, на желтую сияющею радостным светом – луну, Клавдия Ивановна сказала Василию:

– Сейчас на дорожке у Патриарших прудах появятся гости.

И вот, издалека, словно из ниоткуда, появился человек. Он был высокого роста, во фраке. На голове у него был цилиндр, а в правой руке он держал клюху, а в правом глазу у него был виден монокль. Про таких говорят; «каланча». Впрочем, этим термином пользовались многие люди. Как в древности, так и сейчас. Мы про высокого человека говорим: «Он! Каланча пошел». Про маленького человека говорим: «Карлик». Каждый из нас вынужден терпеть обидные прозвища. Но разве человек виновен лишь в том, что вырос в размер «Дяди Степы» или его гены не дали ему роста, и он стал «Карликом» или как мы иногда говорим: «Он лилипут пошел». Обидно. Обидно что мы приписываем людям те титулы, которые они не заслуживают. Ну и что такова – они велики ростом или нет? Может они в чем-то превосходят нас – нормальных ростом людей. Но они этого нам никогда не скажут. Не скажут потому, что мы не умеем общаться с такими как они. Они вынуждены жить в своем мире, и лишь книги их постоянные и верные друзья. Особенно это как не печально относиться к людям малого роста. Те которые ни больше чем метр, и того меньше. Я знаю таких людей. Они живут одни. У них нет никого, кроме таких же как они. Иной раз смотря на них, мне становиться не по себе. Ведь они одни. Одни, в этом безумно-безумно-безумно огромном мире. Мире, где все подчиняется своим правилам. В мире, где правят высокие люди – властители мира сего. Жаль, что они не замечают маленьких людей. Людей, которые растворились за ненадобностью в этом большом и безумном мире будущих технологий и прогресса. Они исчезли – за ненадобностью. Ведь с такими как они так сложно. Лучше б о них забыть. Забыть и не вспоминать никогда. Но они есть, и от них никуда не деться. Маленькие люди – они никогда не выдут из тени. Они не выдут потому, что другие их даже не заметят. Пройдут мимо, и… что и? Их нет. В безумии жизни, их нет. Жаль что все именно так, так, а ни иначе. Может увидев у себя бревно в глазу, мы перестанем видеть палки у других. Жаль, может средь маленьких людей, возможно находятся бедующие профессора и академики. Жаль, мы этого никогда не узнаем. Но вернемся на Патриаршие пруды. Что происходит там?

Высокий человек шел по выложенной брусчатке дорожке. Он шел непринужденно озираясь по сторонам. Он был весел как никогда. Про таких говорят, что эти люди родились с явным желанием «жить». Да как же не хотеть – жить? Ведь что ни говори, жизнь это самое дорогое, конечно после семьи, что нам дано от природы. Ведь согласитесь, чудо же рождение женщиной ребенка. Конечно с медицинской точки зрение понятно, как все это происходит. Но с философской точки зрения – жизнь данная женщиной ничто иной как чудо. Есть даже такое выражение: «чудо-рождение новой жизни». Как мы ни ценим эту жизнь. Мы сами себя убиваем. Страшно. И что еще страшней, мы не понимаем сами того, что мы сами себя уничтожаем.

Но мы отошли от истории. Описав в подробностях кто такой – человек в цилиндре, я оставлю философское размышление, и перейду к дальнейшей истории. Человек в цилиндре шел озираясь по сторонам. Кто мог о нем что-то сказать? Пожалуй никто. Пусть же он скажет о себе сам: – Я врач. Практиковал в восемнадцатом веки во Франции. Переехал в Россию по приглашению Его высокопреосвященства Князя Разбултылкова. Великий был князь. Своих холопов так порол когда выпьет чересчур, и не дай бог в карты проиграться, пощады не жди. Да что там говорить, вот, к примеру Троекуров «Пушкина». Да тот гораздо снисходительней был чем этот. Затем я в дочку его влюбился, а тот узнал. Ей была уготовлена свадьба с неким Богачевым. У того денег было – неведома сколько. А Разбултылков был банкрот. Вот и подвернулась партия. Скорее он дочь свою продал – что за подлец. Ну я и предложил ей бежать. А он – черт, ее папаша об этом прознал. Дочь под замок, а меня к столбу, и пороть. Так и все внутренности мне и отбили. У меня случилось внутреннее кровотечение, и я умер. Его дочь, прознав о моей смерти, покончила с собой. Она утопилась. – закончил он свой рассказ.

А вот и второй гость, то есть гостья. Молодая стройная черноволосая женщина. Женщина появившийся ниоткуда. Словно из воздуха. Из спустившегося на землю пухового облако. Из пушинки небесной глади. Лёгкого пера чистоты ее души. Впрочем, эта чистота омрачалась висевшем на ее шее веревке. Веревке, которой был привязан камень. Камень ее греха. Но он не был тяжел ей. Он хоть и висел на ее шее, он был ей не в тягость, а в радость. Здесь убыло сказано о том; что есть чудо жизни. Однако, вряд ли можно судить эту женщину за то, что она сделала. Какой совершила грех. Как говорится – смертельный грех. Кто же эта женщина? Ее зовут Катерина Разбултылкова. Та самая женщина, которую хотели выдать замуж не по ее воле хотели выдать замуж, а та хотела замуж за другого: за высокого человека в цилиндре. Да видимо была не судьба. Катерина скорее всего не смогла жить с таким отцом, и после того, как ее любимого, по приказу ее отца забили и, она не выдержала этого. Своего жестокого отца она оставила одного. Одного с его демонами, с его кошмарами. Зная что даже если она от него сбежит, тот найдя ее сделает с ней все что пожелает, включая то, что он запросто мог отдать ее на забаву мужикам, а потом выгнать ее из поместья, и в этом случае ее судьба была бы предрешена, она решила покончить с такой жизнью. Последний раз сходив в церковь, и исповедовавшись, она пошла к речке, накинула на шею камень, и утопилась. Узнав о ее смерти, ее отец попросту кинул: – Туда ей и дорога – шлюха. – Вот такая история Катерины. Кто виноват в случившемся? Об этом можно размышлять бесконечно. Кто скажет, что это сделал высокий человек в цилиндре. Ведь если б он не попытался б сбежать с Катериной, то может быть она осталась в живых. Может это был жестокосердный отец? Всю жизнь после того как он овдовел – он пил. Пил по-черному. Тогда еще плохо знали болезнь – белую горячку. Помрачение рассудка. Сопровождаемой полным безумием. Да что там говорить. Безумие – это способ самовыражения человека, способного на неадекватные поступки, иногда переходящую в шизофрению. А шизофрения – это расщепление мозговых клеток, и выдающих информацию того, что на самом деле не существует. Может быть все то, о чем нам рассказал человек в цилиндре было на самом деле, и лишь последствие сделанного привело Разбултылкова в бешенство. Он неистовал в своем возмущении, и напившись до чертиков выпорол врача так, что тот умер. Затем он свой гнев перевел на Катерину – свою дочь. И та сделала что сделала. Во всяком случае никто не может сказать наверняка: кто виновен в случившемся? По моему мнению виновна только она одна – бутылка, и больше никто.

Но оставим прошлое, и перейдем к настоящему. Женщина шла по дорожке у Патриарших прудов. Она шла медленно, словно плыла над дорожкой. Вот она увидела высокого человека в цилиндре. Он шел по дорожке и смотря на небо полной луны и мерцающими звездами махал клюшкой и что-то весело насвистывал. Очевидно, как было уже написано ране у него было отлично-приподнятое настроение. Но вот он остановился, и начел всматриваться в темно-светлое, спокойное и так умиротворяющее человеческий взгляд – небо. Оно напоминала ему покой и тишину. Тишину и сладкую любовь, которую он испытал когда-то на службе Его высокопреосвященства Князя Разбултылкова к его дочке Катерине Разбултылковой. Какие те были прекрасные времена! Они были вдвоем. Вдвоем в ночи. Тогда как и сейчас светила полная луна. Ярко смеркалось звезды. Тогда, в последнюю их ночь им казалось, что весь мир перед ними как на ладони. Вот он – мир безмятежной красоты-любви. Мир покоя и душевного равновесие. Вот он – мир. Мир полной красы и соблазнов. Он смотрел на небо и ему стало почему-то грустно. Грустно потому, что он видит теперь эту красоту так редко. Лишь два раза в год или четыре. Кто знает, как часто мы видим эту красоту настоящей природы. Природы – жизни. Одного мгновение отпущенного нам на нее. Ведь согласитесь, каждую секунду смотря на что-то, мы видим это по-разному. Ничто не бывает одинаковым. Даже простая секунда. Ее не поймать. Мгновение, и нет ее. И все заново. Мы ищем эту потерянную секунду, а она все дальше и дальше от нас. Минуты, часы, столетия, века. Там где-то она. Затерялась средь простора космических просторах. Ищи, не найдешь. Упущенная секунда никогда не возвратится, лишь со временим превратиться во мгновение жизни. Жизни, которая пролетела как мгновение, и уже пора думать о смерти. И оглядываясь назад понимаешь, что так ничего мы в этой жизни не добились. Мы ничего не сделали в жизни, а сделать – уже времени нет. Вот так-то. Секунда – жизнь мгновение. Улетит не поймаешь. Это человек в цилиндре, и с моноклем знал. Сейчас вспоминая прошлое он понимал, что все потеряно. Былого не вернешь. Он тяжело вздохнул, и неожиданного для самого себя услышал сзади себя до боле знакомый ему голос. Эта был женский нежный голосок. Тот самый голосок что он уже не слышал уже много – много лет. Века веков. Прошедшие перед его глазами как одно мгновение. Женский голос сказал:

– Здравствуйте Михаил Петрович. – затем она добавила. – Как поживаете?

Человек в цилиндре застыл на месте. Его уже давно никто не называл по имени: «Михаил Петрович» именно так его звали при жизни. Михаил Петрович Катц. Михаил Петрович обернулся. Он не мог поверить, что он сейчас увидит Катерину Разбултылкову. Ту самую Катерину которую он так сильно когда-то любил, и с которой не смог быть вместе. Так как ее отец Разбултылков убил его, и довел до самоубийства свою дочь. Вряд ли можно сравнить по жестокости и жестокосердию кого бы то либо из родителей. Да и сравнивать нельзя. Это просто невозможно. За свою жизнь я видела жестокость, но жестокость родителей к своим отпрыскам – это просто какое-то безумие с их стороны. Катц трепеща оттого, что вот-вот он увидит ту самую женщину, с которой не виделся уже много – много лет. По его телу пробежал холодок маленького страха. Он боялся увидеть сейчас ни ту красавицу-Катерину – его любовь, а уже постаревшею от горя женщину. Он боялся не узнать ее. Он боялся увидеть в ней нечто, что его испугает. Он не знал, что именно он боялся? Но посмотрев на окликнувшую его женщину, и увидев, что перед ним стоит не кто иная, как та самая Катерина, он вздохнул полной грудью. От его сердца отлегло. Словно пуд неподъемного груза спала с его сердца. Он видел перед собой ту самую Катерину, которую он знал много лет. Которую он потерял много лет тому назад. С которой он не надеялся когда-нибудь встретиться снова. В его глазах она ничуть не изменилась. Не постарела. Наоборот, она стала еще красивее и прекрасней. Вряд ли кто-нибудь мог бы сказать, что ей много лет. Ей было столько лет от роду, насколько она выглядела. А выглядела она молода. Не буду говорить, насколько молодо, пусть это останется загадкой. Ведь никто не хочет раскрывать истинный свой возраст. Даже в глубокой старости мы всегда или почти всегда остаемся молоды. Молоды душой. Мы порхаем на крыльях жизни, и смеемся над теми, кто хочет нас состарить раньше нашего времени. «Человек – он ни над кем не властен, только над самим собой». И глуп тот, кто считает иначе. Лишь только смерть неизбежна. Она подкрадывается незаметно, и уводит нас в другой мир. Мир покоя и тишины. Мир любви и умиротворение. Мир – где нас ждут. Ждут наши далекие и близкие родственники. Мир – счастливый мир моего и вашего детства. Но вернемся к Михаилу Петровичу Катцу и Катерине. Катц смотрел на Катерину и не мог поверить своим глазам. Он думал, что потерял ее навсегда, а она вот, стоит перед ним, на Патриарших прудах, смотрит на него ласковым взглядом влюбленной женщины. Добродушно улыбаясь. Она видя нерешительность Михаила Петровича и его полную растерянность, ласковым нежным голоском произнесла: