Читать книгу Ледник - Дмитрий Романов - Страница 9

Утром Зина ничего не помнила. Она всегда быстро пьянела, и память отрезало. Всё сливалось в пьяном забытьи. Прошлую ночь ей виделась Киселиха, и бутыль самогона, подпрыгивающий на столе. Зина переживала, как бы бутыль не упал и не разбился. Так же перед лицом подпрыгивал Никанор, но краем уха Зина слышала, что он упал и разбился…

Каждый день Зина думала о Летягине. Она не принимала их разрыв. Не верила. Ужасное стечение обстоятельств. Во всём виновата жена. Не будь Ржавого гвоздя – они были бы вместе и любили друг друга.

Зина торопила дни и выжидала. Должно пройти время и всё утрясётся – так говорил он. Каждый день ждала, а вдруг приедет – обещал ведь. Седьмое ноября красной меткой полыхало. На праздники Зина собиралась навестить родных.

Плачущая дождями осень – убивала. Зина каждый раз вздыхала, смотря на непроглядное небо. Сколько раз хотела сорваться и поехать. Да пошла бы пешком! А вдруг он приедет, а её нет…

Не удержалась и сорвалась в начале октября. Когда узнала, что Колька Феоктистов поедет за запчастями в Ручьёвск – напросилась.

– Оно тебе надо? Трястись полдня.

– Тебе какая разница? Или помешаю?

– Да, нет. Садись. Хоть потрещим в дороге, всё веселее.

– И я о том же.

И Зина запрыгнула в кабину грузовика.

Ехали молча. Поначалу Зина поддерживала пустую беседу, а затем бросила. Перед глазами мелькали голые берёзовые рощицы, сменявшиеся жёлто-багряными перелесками. На смену им выступал тёмный и глухой ельник и вновь перелески, рощи.

От унылого пейзажа за окном, становилось ещё тоскливей. Единственное утешение – скорая встреча. Зина мечтала, как она подкрадётся сзади и закроет ему руками глаза. Завтра же она пойдёт с утра в прокуратуру. Интересно, кто у него в секретаршах?

Приехали под вечер.

– Тебя где высадить?

– Вот здесь.

Зина сошла на центральной улице и пошла в сторону прокурорского дома. С неба сыпал редкий снежок.

Она встанет у палисадника и будет смотреть на тёплый свет его окон. А вдруг выйдет. Он выходит во двор покурить.

Тёмные улицы.

Зина тяжело дышала от быстрой ходьбы. Она с надеждой смотрела вперёд. Пальцы застыли, вцепившись в ручку сумки. Сейчас… вот за поворотом. Сердце застучало, Зина замедлила шаг: окна дома, где он живёт – темны! Остановилась. Да нет… возможно они в гостях. Или он на выезде, уехал в комитет, а жена в гостях. Да мало ли.

Быстрым шагом она прошла мимо окон, невозможно смотреть в эти чёрные дыры.

Родной дом уютно горел огоньками, а в душе холодела тревога.

– Зина?! Вот не ждали! – вскрикнула при появлении сестры Лида. – Что ж ты не предупредила? Как ты? Мамы ещё нет.

– Да подожди ты. – Зина присела на лавочку возле порога и расстегнула ворот пальто.

– Что с тобой? – Лида присела рядом, взяла за руку сестру.

– Подожди ты. Дай дух перевести.

– С тобой точно всё нормально? – Лида с подозрением осматривала Зину.

– Да нормально всё. Скажи. Скажи, где он? – Зина сжала руку сестре. – Он здесь?

– А, ты об этом… – Лида освободилась из цепких Зининых пальцев. – Они уехали.

– Как уехали? Насовсем?

– Стало быть насовсем. Его говорят, перевели обратно в Красноярск.

Комната зашаталась. Её повело.

– В Красноярск говоришь, – зашептала Зина.

– Ну да, туда. Он ещё в сентябре уехал. А эта на той неделе машину с вещами загрузила и отчалила.

– Отчалила… на той неделе. – Зина встала и, не раздеваясь, прошла в комнату.

– Зина! Что за причуды? Пора бы забыть.

– Забыть говоришь. – Зина вернулась из комнаты. – Ты ничего не путаешь?

– Ты о чём? Зина, куда ты?!

Небо прорвало. Снег липкий крупный. И сразу посветлело.

Ноги несли сами. Она отдала бы всё, только бы Лидка соврала. А может сестра перепутала и ничего толком не знает? Скорее всего!

Бежала, а сама боялась смотреть вперёд. Не дай бог увидеть опять эти чёрные окна! Они уже так смотрели, чернея…

Тёмный брошенный дом.

Зина торкнулась в калитку, скрипнув, та отварилась. Весь двор укрыт выпавшим девственным снегом. Зина не посмела ступить по нему.

Присев на лавочку у ворот, она подрагивала, но не от холода.

Белая земля из-под ног уплывала.

Зина никогда не была на море. Она читала про него и разные страны в книжках. Шлюпка с путешественником, выброшенным в огромный океан, покачивается на волнах, и сидящий в ней человек всегда надеется на чудо. Только вот чудес на свете не бывает.

Зина взяла горсть снега и прижала к лицу.

На обратном пути Феоктистов спросил:

– Неудачная поездка?

– С чего ты взял?

– Невесёлая ты. Что-то случилось?

– Случилось… – Зина смотрела на темнеющий день за окном. Куда она едет, зачем? И как вообще жить? Может выйти и пойти по лесу? Идти, идти, лечь под какую-нибудь ёлку, заснуть и не просыпаться… – Останови!

– Тебе по делу?

– Какая тебе разница? – рявкнула Зина. – Что вы все в душу лезете? Останови, сказала!

– Не остановлю! Тут кругом лес! До Перегудова доедем и подышишь.

– Останови! Кому сказала?! – Зина в бешенстве дёргала ручку двери.

– Ручку мне ещё сломай! – орал Феоктистов.

На кочке тряхануло, Зина подпрыгнула и пришла в себя.

Она отвернулась от Феоктистова и всё смотрела в окно.

Доехали до Перегудова, но Зина и не собиралась выходить. Она прижалась щекой к стеклу и водила пальцем.

– Ничего, сейчас полегчает! – подмигнул Феоктистов.

Он принёс кипяток, заварил чай, плеснул Зине водки. В кабине запахло консервами и луком.

Зина выпила водки и рассмеялась.

– Закусывай давай! – приговаривал Феоктистов.

Зина ела, пила и смеялась.

Среди ночи Киселиху разбудили.

– Бабк! А бабк!

Кряхтя и помаргивая сонными глазами, старуха поспешила к двери.

– Господи, кто ещё?

– Бабк! А бабк! – кричала Зина с порога.

– Да что ты, шальная, разгорланилась-то?!

– Бабк! Ставь чайник и заводи шарманку! – Зина тряхнула бутылём с водкой. – Гуляем!

* * *

Дела Киселихи пошли в гору. Теперь она не только торговала спиртным, но устраивала и хмельные вечеринки, где главной звездой была Зина. Старуха раскусила квартирантку. Как злой демон, она использовала Зинины слабости и тайные желания. Коварный психолог Киселиха смекнула, что попала на золотую жилу и при хорошем обращении из Зины можно верёвки вить и получать большую прибыль, – охотников, желающих подружить с пылкой барышней, хоть отбавляй. Тут главное не продешевить. Теперь деньги старуха брала не только за выпивку, но и за стол, а для особенных, хороших клиентов в доме стелилась постель.

Беспечная и всегда пьяненькая Зина и не подозревала, что с её кавалеров хозяйка берёт деньги. Довольная таким раскладом дел, порою, Киселиха ворчала, выражая недовольство. Злилась, что дружила Зина часто не с теми, с кем положено (вот хоть бы с Никанором Васильевичем), а с теми, кто приглянулся, но с менее денежными.

– И что ты куражишься-то? Никанор – бухгалтер зернобазы! Большой человек! Как сыр в масле бы каталась. Дура!

– Тоже мне, большая шишка! Видала я таких! У меня в любовниках сам прокурор ходил!

– Ходил! – передразнивала Зину Киселиха. – Где ж он сейчас ходит твой прокурор? Под юбкой у жены?

– Не твоего ума дела! Наливай, давай! Что держишь?! – стучала кулаком по столу квартирантка.

В конце зимы над Зиной сгустились тучи: за пропуски и опоздания, а также невнимательность и халатность ей грозило увольнение.

Сообразив, что для квартирантки нельзя остаться без работы, Киселиха, скрепя сердце, решила освободить Зине своё место. «Уж лучше ей, чем кому попало, всё копейка в дом», – размышляла Киселиха, пыхтя у ведра с тряпкой. Сгибаться было уж невмоготу.

Проработав полгода секретарём в никольском сельсовете, Зина была переведена в уборщицы.

Опьяневшая от той свободы, что свалилась в Никольском, Зина и не заметила, как быстро катилась вниз.

Она видела, как смотрели на улице все эти «примерные наседки». В ответ задирала голову и, распрямив плечи, проходила мимо с презрительной улыбкой. В доме Киселихи, оставаясь одна, истерично хохотала и тихо рыдала, вцепившись зубами в подушку. Вечером оживала вновь, горланила песни за столом, сверкая глазами, и женатым гостям уделяла внимание больше, – подсаживалась на колени, держа на отлёте папиросу. Их она любила страстно, яростно – это чтоб привязать, чтоб сохли по ней, убегая от правильных жён.

Худенькое тело Зины стало плотным, как у женщины. Туфли на огромных каблуках не снимались. Широкое, скуластое лицо раздулось, покрытое толстым слоем пудры и румян. Размалёванные красной помадой губы, складываясь в букву «о», выпускали папиросный дым. И только по маленьким серым глазам, смотрящим порою с грустью и надеждой, можно было узнать прежнюю Зину.

Со временем взгляд остыл, как остыла Зинина душа. Что знала, о чём мечтала, чем жила в родительском доме – забылось. Зина не видела ничего предосудительного в своём поведении, на все попытки неравнодушных поначалу к её судьбе людей помочь, отмахивалась, раздражённо передёргивая плечами. В пьяном бреду скулила за столом:

– Чего лезут, чего им надо? Что я им сделала?

Подливая в рюмку самогон, Киселиха приговаривала:

– Да это ж всё от зависти да злобы… Ты меньше внимания обращай. Конечно, живёшь припеваючи – вот и злятся, сволочи.

– Да уж, припеваючи, – бурчала под нос Зина, а голова медленно опускалась на стол.