Читать книгу Картофельный обряд - Дмитрий Шадрин - Страница 9
8
Оглавление…Нервно задребезжал дверной звонок. Скорик проснулся и, поднявшись с дивана, попытался прийти в себя. В дверь продолжали настойчиво звонить. «Это Палёный!» – спросонья решил Скорик и его нахлобучил и сковал холод. Но Скорик все-таки подошел к двери и даже открыл ее.
На площадке стояла Аглая. Она окинула Скорика подозрительным взглядом. Она так посмотрела на него, что Скорик почувствовал себя кругом виноватым. В груди Скорика ёкнуло, и по телу стал расползаться все тот же могильный холод.
– Что с ним? – спросил он.
– Это я у тебя хотела узнать, – Аглая вошла в прихожую. – Он сам на себя не похож. Какой-то отстраненный и пришибленный. Даже ко мне ночью не ломился. Вы с ним что делали?
Скорик смутился и пожал плечами:
– Да ничего особенного. Просто картошку сажали, – почесал затылок.
– И только? – спросила Аглая.
– И только, – Скорик с трудом выдержал ее пристальный недоверчивый взгляд.
– А откуда у него эта трещина на затылке?
Скорик вспомнил, как штык лопаты с глухим стуком вонзился в голову Паленова и внутренне содрогнулся.
– Не знаю, – буркнул Скорик и опустил глаза.
Аглая тяжело вздохнула.
– Больше не бери его на картошку, – сказала она. – А то он и так… – женщина осеклась и опять вздохнула. – Ты бы поговорил с ним что ли.
– Зачем это? – Скорик побледнел и часто заморгал.
– Может, хоть ты его расшевелишь. А то он только и делает, что сидит и молчит, как истукан. Сидит и молчит. Разве это он? – голос Аглаи задрожал, в ее глазах сверкнули слезы.
Растерявшись, Скорик поспешно заверил:
– Я поговорю с ним. Мне это… не трудно. И если что узнаю, так сразу и того… Ты даже не думай. Я так с ним поговорю, что ты…
Скорик стал сжимать и разжимать пальцы, словно ловя ускользающее слово:
– Что тебе… что с тобой… – Скорик беспомощно и смущенно посмотрел на Аглаю. – Короче я с ним поговорю.
И Аглая ушла. Скорик закрыл за ней дверь и, вернувшись в комнату, сел на край разложенного дивана и, сгорбившись, уперся глазами в темный экран телевизора. Он точно воочию увидел мертвые остекленевшие глаза Паленова и как будто бы даже услышал глухой стук лопаты, вошедшей в голову, точно в тыкву. Скорик содрогнулся, вскочил с дивана и зашагал по комнате, прихрамывая.
Скорик не заметил, как покинул квартиру и, спустившись на лифте, оказался на улице. Он захромал к первому к подъезду, чтобы навестить Палёнова.
Но, увидев его, Скорик в замешательстве остановился. Палёнов неподвижно сидел на скамейке и неподвижным взглядом смотрел перед собой на куст шиповника. Голова Палёнова была перевязана широким эластичным серым бинтом. Скорику стало не по себе. Он хотел сделать вид, что не заметил Палёнова и пройти мимо.
Но тут раздался скрежет и громыхание. По дороге тщедушный человек в очках волочил за собой ванну. Хлюпика сопровождал пьяный Виталик. Шарнирный и разболтанный, подергивая руками, ногами и головой, он шел позади скрежещущей об асфальт ванны и улыбался. От лязга и скрежета Палёнов пошевелился, повернул голову и скользнул по Скорику таким мутным потусторонним взглядом, что у Скорика мороз пробежал по коже и мозгу. Скорик принужденно улыбнулся и кивнул Палёнову. Тот отвернулся от Скорика и опять уставился на шиповник. Скорик как-то боком приблизился к Паленову и осторожно присел рядом с ним на желтую скамейку. Следом подошел шарнирный развинченный Виталик.
– Как она? – спросил он оцепенелого Палёнова, с улыбкой глядя на его перебинтованную голову.
– Кто она? – Палёнов холодно посмотрел на Виталика.
– Ну да, она… картошка, – кивнув на перебинтованную голову, сказал Виталик.
Палёнов ничего не ответил и опять уставился на заросли. Виталик похлопал Паленова по плечу, пожал руку Скорику и, развернувшись, разболтанной походкой поспешил вслед за скрежещущей ванной и тщедушным лысоватым очкариком.
Скорик проводил взглядом Виталика. Скрежет затихал и как бы сжимался. Собравшись с духом, Скорик спросил Паленова:
– Ну, ты это… как себя чувствуешь? – и с опаской посмотрел на оцепенелого приятеля. Тот что-то пробормотал, все так же глядя перед собой.
– Что-что? – наморщив лоб, Скорик вслушался, пытаясь разобрать Палёнова.
– Ненавижу… – сказал Палёнов, словно обращаясь к зарослям. И Скорик невольно откачнулся и отодвинулся от непонятного Палёнова.
– Ненавидишь? Ты это о ком? Кого это ты так?
– Колорада, – Паленов проскрежетал зубами.
– Колорада? – в замешательстве переспросил Скорик и еще дальше отодвинулся от Палёнова.
– Его самого, – сказал Паленов и опять что-то забормотал, заклокотал горлом. Скорик вытаращился на Паленова. Его так и подмывало, быстро встать и уйти. Но он как будто врос в скамейку или его парализовало.
Внезапно Палёнов дернулся и затрясся, его лицо вытянулось и исказилось.
– Что с тобой? – встревожился Скорик и посмотрел в ту сторону, куда вытаращился Паленов… По тротуару шла девочка в серых брюках и серой пиджаке. В руке она держала скрипичный футляр.
– Расти картошка большая-пребольшая, расти картошка большая-пребольшая, – торопливо забормотал трясущийся Палёнов, с ужасом глядя на девочку с футляром. – Расти картошка! А-а-а! – прокричал Палёнов, вскочил со скамейки и кинулся прочь, размахивая руками. Поднявшись, потрясенный Скорик посмотрел вслед Палёнову.
Когда Палёнов исчез за углом дома, Скорик захромал к себе домой. Он чувствовал себя так, словно и его закопали на заброшенной даче.