Читать книгу Дело о скелете - Дмитрий Тучин - Страница 46

Глава 33

Вот уже три недели, как столбик термоменра упрямо держался выше 25 градусов, и к началу лета любителям искупаться приходилось изрядно попотеть, чтобы на городском пляже найти место, куда постелить полотенце. А ведь иной раз, купальный сезон начинался не раньше середины июля. Про чердаки я вообще молчу.

Пожалуй, эта вот жара и сыграла свою роль. Тогда мы, восемь нескладых пацанов и представить не могли, что погода в состоянии влиять на судьбу. Да так оно и вышло.

…Про недостроенный кинотеатр, на берегу озера Боттенланг, в нашем районе не знала наверное только самая мелкая детвора. Но впрочем, я в этом не совсем уверен. Думаю они слышали об этом таинственном месте от тех, кто постарше. От братьев, сестер, родителей или ребят во дворе. Большинство росказней, которые вешали на уши детям, крутились вокруг привидений, сумасшедших бродяг, бездомных псов и вечно голодных, безумных крысах мутантах.

Все это было весело, конечно, однако я знал и кое-то другое.

В районе Флёдстранд – Западном, как называли его все местные – заброшенная стройка пользовалась дурной славой по причине высокого процента травм и сметрности, в том числе среди взрослых людей. К тому моменту, когда в 91 году стройку выкупил у города местный криминальный воротила Руаль Бренниган младший, прутья арматуры, торчавшие на дне лифтовых шахт, блестели словно шампура для мяса из полированной нержавеющей стали. Всякий раз, проходя мимо них я думал о жутких зверях, приходящих сюда из леса, чтобы переночевать. Представлял, как они чешутся об эти прутья своими заскорузлыми, грубыми шкурами, хотя никогда не видел ни одной из тех тварей. Зато там были кости. А иногда вещи, которых там быть не должно, потому что они словно пришли из другого мира, не свойственного грязной, забитой пылью и мусором строительной площадке: аккуратно сложенный, чистейший носовой платок; блестящая, красно-синяя детская погремушка в виде шута в колпаке; флакончик лака для ногтей. Чаще всего, однако, мы натыкались на      один и тот      же набор вещей, валявшихся так, словно кто-то специально клал их рядом, чтобы вызвать определенные ассоциации. Но в такие сказочки верили только несмышленные подростки. Женские кружевные трусики, иногда бюстгальтеры, а иногда и то и другое, в груде мусора и грязи всегда соседствовали с исползованными презервативами. Лишь спустя годы стало понятно, что здесь существует объяснимая и суровая закономерность. Как в прочем в большинстве вещей в этой жизни. Возможно дикие звери полировали прутья на дне лифтовых шахт, но не шкурами. Ведь блестели они совсем по другой причине.

В тот день, 24 мая 1986 года, я вышел во двор с мыслью найти ребят и хорошо провести время за байками, игрой в карты и, если повезет, за бутылочкой пива.

Как сейчас помню, Стани Беркович – один из наших – сидел во дворе, на скамейке, стоявшей у детской площадки с горками, турниками и всякими невообразимыми конструкциями. Он просто сидел, жевал жвачку и смотрел, как раскасневшаяся и хохочущая мелкота под строгим надзором мамаш пытается, путем замысловатых и очень сложных акробатических упражнений, покончить жизнь самоубийством. Что впрочем не удивительно. По моему это делают все – от мала до велика испытывают себя на прочность. И чем старше становятся, тем заковытистей они придумывают себе испытания.

Так вот, Стани был первый, кто оказался там, во дворе. Звали его на самом деле Станислав. Такие как он есть в любой компании. Мать его работала начальником отдела кадров на металлургическом комбинате, а отец с одим своим дружком несколько лет к тому времени держали супермаркет с продуктами и бытовой химией.

В пятнадцать лет Стани выглядел на двадцать два. Полный, под метр восемдесят ростом, черноволосый и черноглазый. Ходил он всегда в перевалочку, как взрослый, который многое знает, и давно перестал чему либо удивляться. Что тут повлияло, сложно сказать. То ли родители доверяли ему как взрослому, то ли он умело играл свою роль, но деньги у Стани водились. А потому мы, кому во дворе повезло больше остальных, с удовольствием водились ним…

Спустя немого времени начали подтягиваться отстальные. Роджер Догерти и Юхан Соринен – сын главного врача того же металлургического комбината. Они часто ходили вместе. Как и выпускники Башку Белмонти с Имосом Варгой.

Кроме Роджера и меня, почти все остальные были не из этих мест.

Дети экспатриантов. В восьмидесятые это слово, звучащее все чаще по мере индустриализации и роста инвестиций в Нуабель, постепенно превращалось (из-за сложности произношения) в более короткое, как сейчас принято говорить – экспат. Однако тогда в ходу для таких, как они было другое словечко, не слишком приятное, но в точности выражавшее отнощение местных житиелей к тем, кто несправедливо отнимал у них приличные рабочие места. Но ситуация была безвыходной, специалистов нужной квалификации в нужный       момент просто не оказалось.

Когда открывали Металлургический завод, начали строить район Флёдстранд и приглашать специалистов из других стран. Решили, раз такое дело, организовать все по высшему разряду, звали со всего мира самых лучших.       Жилые кварталы, от берега Асмуг – высохшей древней реки (на ее берегу позже построилдли "Белый Мыс") – до шоссе Независимости – строили шведы. Руководство завода понабрали со всех мест от России до Великбритании. Родители Стани – поляки; Юхан, ясное дело, из Финляндии. Белмонти португалец – его отец инженер, он вроде как следил на состоянием приборов за заводе. Имос Варга – венгр. Многие прибыли сюда где-то в начале семидесятых.