Читать книгу Дело о скелете - Дмитрий Тучин - Страница 53

Глава 40

Когда в начале декабря (за три недели до пожара) в двери появился гвоздь, мать и отец Тильды подозревали друг-друга в том, что один из них решил таким образом подготовиться к Рождеству и Новому Году.

В первые часы о скандале речи не шло.

Отец спросил за ужином, зачем маме понадобился крючок для носка, если обычно они клали подарки под елку. Да притом, в коробках, значительно превосходящих чулок по размерам.

"Слава богу, дубовая дверь, стоившая целое состояние – как подержаный, трех-пятилетний малолитражный автомобиль – не дала трещин. Потому что иначе, её пришлось бы менять. А тогда, к сожалению, чтобы уложиться в запланированный бюджет (это выражение отец использовал при каждом удобном случае) новогодние каникулы они должны были провести дома."

Так или иначе, к рождеству вопрос решился сам собой. Мастеру, из службы эксплуатации дома, проковырявшемуся около двух часов удалось выяснить, что: рабочее тело гвоздя имеет по всей длине четыре ряда заусенцев, как у рыболовного крючка. Сказал он так же, что видит такое чудо впервые, и перед тем как удалиться посоветовал использовать его как крючок для рождественского венка или, если позволяет толщина двери, вбить до конца. Но гвоздь, разумеется, оказался слишком длинным. Мама расстроилась, написала жалобу и решила после каникул добиться компенсации на основании того, что вахтеры вечно спят в своей будке и пропускают на территорию двора кого попало.

Тильда посмотрела на часы над входной дверь в прихожей. Фигурные черные стрелки, похожие на два туречких меча, слились в одну линию указывая остриями на цифру «6». Секунду-две она колебалась. Потом с явным разочарованием спрятала каталог в тайник и аккуратно вставила назад дощечку. Бабушка должна вернуться с минуты на минуту.

Не сказать, что она сильно боялась Варвару Сароян. За все то время, пока жила с родителями, Тильда была у нее в гостях – в этой самой квартире – отсилы три-четыре раза. Приходила сюда, как правило, по настоянию мамы, без большого желания. Так сказать, отдать дань уважения старшему возрасту. Но посиделки, начинавшиеся, как правило с неловкого молчания, заканчивались – как любилии говорить телеведущие в новостях – на позитивной ноте.

Тильда успела поправить волосы и немого прибраться в комнате, как на площадке за дверью зазвенели ключи. Один из них с хрустом вонзился в замочную скважину и провернулся с такой проворностью и силой, которые никак не вязались с хрупкой женщиной, готовой (и очень даже готовой) пересечь вековой рубеж.

Редким был тот день, когда бабушка одевалась во что-либо не столь мрачное, как угольно-черную рясу до земли и черный платок. Так она выглядела и сейчас, когда красный столбик термомерта за кухонным окном вот уже пару недель держался выше двадцати пяти градусов.

Черные, как смола, бездонные глаза блеснули на бледном, лунопододном лице, когда Варвара возникла на истоптанной циновке. Тильде стало не по себе от этого тяжелого, толкающего взгляда, но лишь до того момента, когда бабуля заговорила.

– Ну как ты моя милая? – спросила она.

      Грудной, совсем не свойственный старухе, бархатистый голос сделал свое дело. Тильда вышла из оцепенения, подошла ближе и приняла протянутую ей матерчатую сумку с продуктами.

– Хорошо бабушка. – сказала Тильда. Она попыталась улыбнуться, потупила взгляд. – Что это у тебя?

Варвара Сароян посмотрела на мусорный пакет у себя в руке. Сквозь тонкую, темно серую пленку просвечивала большая картонная коробка: на желтом фоне белый кролик с длинными ушами и надпись у него над головой, красными, пляшущими буквами: «Кукурузные хлопья». Чуть сбоку, всем знакомый значок фирмы проиводителя.

– Решила вот помочь одному человеку. Думаю, здесь найдется все, что мне нужно. – сказала она, повернулась, пошла мимо Тильды вглубь коридора, и добавила на ходу. – Поставь нам чаю, доченька. Я сейчас, я быстро. Приготовлю и сразу приду.

      Тильда смотрела бабушке вслед, пока женщина не скрылась в глубине своей комнаты.

      Что она собиралась приготовить?

      И какое это имело к ней отношение?

Она присела за кухонный стол. В голове крутились мысли о статье про пожар, в котором погибли родители. Тильда замерла, подперла руками голову и прислушалась.

Кое о чем она уже начала догадываться, и ответ казался слишком невероятным, чтобы быть правдой.

Время от времени домой к бабушке приходили незнакомые люди. Иногда по нескольку человек сразу. В прихожей, возле вешалки для одежды, для них специально стояла скамейка. В эти дни, квартира становилась похожей на больницу, где пациенты ждали своей очереди на прием к врачу. Они держали в руках связки желтых церковных свечей и пасхальные куличи, присыпанные разноцветной карамелью. Кто-то из них приносил бутылку с водой. Этот набор всегда оставался неизменным, кроме очень редких случаев, один из которых Тильда наблюдала, когда ей понадобилось пойти в ванную.

Бабуля как раз закрывала дверь за только что вошедшим очень солидным человеком, в очень новом и, наверное, жутко дорогом костюме. Коричнеый портфель, который он нес в руке, блестел, как будто его точлько что купили. И точно так же блестели его ботинки и очки в золотой оправе. Даже ткань костюма светилась, как наэлектризованная. И еще он принес с собой запах одеколона, который заставил Тильду подумать про пачку сигарет, плитку горького шоколада и апельсин. Подобных людей она видела только по телевизору, когда речь шла о заседании правительства.

Забравшись в ванную, Тильда припала ухом к двери и услышала, как бабушка спросила:

– Ну, все принес, милый мой?

– Да, – ответил он. Голос прозвучал сильно и властно. Но       то, что этот солидный человек добавил следом, прозвучало гораздо тише. Почти шепотом. – Волосы, ногти. И еще, вот это…

Тильда прижалась к двери еще сильнее. Она почти не дышала, и сердце гулко билось у нее где-то в горле, пока с той стороны невидимые руки разворачивали, судя по характерным звукам, бумажный сверток.

– Молодец. – ответила бабушка. Она сказала что-то, очень-очень тихо. А

потом,      добавила откуда-то из конца коридора, – Ну,      пошли,      не стой как вкопаный. Не бойся. Бабка все сделает чисто.

Тильда выпала из воспоминаний и вздрогнула, когда       Варвара Сароян все в том же мрачном одеянии появилась на пороге кухни. Без траурного платка она смотрелась гораздо моложе своих лет, но правда состояла в том, что никто в здравом уме не дал бы ей больше 50.

Пожилая женщина подплыла к столу, грациозно, как будто парила над землей. Только подол ее длинного платья шелестел по деревянному полу.

– Ну как дела, детка моя? – спросила она.

Варвара села рядом, заглянула в лицо Тильды и нежно погладила ее по затылку. Жар нахлынул девочке на лицо – таким ласковым был бабушкин взгляд. И таким приятным, успокаивающим было тепло, исходящее от ее ладони. Как будто сотни крохотных иголочек кольнули кожу, в том месте, где рука прикасалась к ее голове.

– Хорошо, бабушка. – ответила Тильда. Краем глаза она заметила, как чайник на плите извергал из себя мощную струю пара, достававшую чуть ли не до потолка. Знала, что нужно подняться и выключить его, но почувствовала странную слабость в теле, и дремоту, как поздним вечером, когда с минуты на минуту ей предстояло лечь спать.

– Вот и славно, доча моя. Вот и славно. – ответила бабушка, низким, бархатистым голосом. Теперь он звучал где-то далеко и одновременно отовсюду. Он заполнял все сознание, как белый пушистый свет. – Это потому, что ты уже готова. Ты готоооова, деееетка моя.

– К чему, бабушка. К чему я готова? – спросила Тильда. Губы ее едва слушались. Ей показалось странным, что эти слова она как будто дадже и не произнесла. Что она их просто подумала…

– К чему готова, того не миновать.

Второй рукой Варвара принялась медленно описывать круговые движения перед лицом Тильды, которая глубже и глубже куда-то проваливалась. Словно летела спиной назад в безграничном, мягком пространстве.

– Ты просто спи детка, моя. Просто спи. Спи. Спи.

И эти слова были последними, что Тильда услышала теплым вечером 21 июня 1986 года.

На следующее утро, она пребылала в прекрасном настроении. Изредка, правда, в ее сознании мелькали отголоски сна, приснившегося ей этой ночью.

Все было так необычно и интересно.

Картины, что она видела, появлялись будто во вспышках света.

Она лежит на столе. Абсолютно голая.

Внутри прямоугольника горящих, потрескивающих свечей.

Варвара склонилась над ней. Волосы у бабули густые, распущенные, пышные, разбросаны по плечам.

Миска в руках и пучок голубиных перьев, перевязанных красной ниткой.

Янтарная, маслянистая жидкость, капает с этой кисточки, и она мажет ее всю, с головы до ног.

Она ведет ею, между маленьких грудей, по животу, спускается ниже.

Сладкая истома.

Электрический ток волной поднимается от того места между ног, куда на мгновение и не глубоко проникает влажный скользкий помазок.

Скрипит дверца шкафа, гте-то справа. Нет… слева.

Бумажный сверток.

В свертке горшок с цветком: тонкий, как нить, длинный стебель. Шипы на нем. Много шипов: они как зубочистки, белые, шлифованые, идеально ровные.

Бутон похож на сомкнутые, подведенные веки с накрашенными ресницами.

Лепестки, на стебле, оживают и тянулся к бабушке.

И последнее: Острая боль в мизинце левой руки.

И жгучий холод.

И темнота.

Тильда открыла глаза и потянулась. Абсолютно непринужденно, обидный инцидент на стройке, и происшествие с родителями, превратились за одну эту ночь в два грустных, выдуманных эпизода из книжки. К чувству бодрости во всем ее теле примешивалась твердая, но необъяснимая уверенность в приближении праздника. В полной своей безопасности.

Она знала, что теперь так будет всегда…