Читать книгу Флот и Фолкленды. Схватка за острова. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года - Е. А. Грановский - Страница 6

На борту «Генерала Бельграно» часы показывали 16:01 (аргентинский хронометраж расходится с британским на три минуты), только что произошла смена вахты, когда его поразили две британские торпеды. Первая разорвала корпус в районе машинного отделения №2, три секунды спустя вторая пришлась между якорным клюзом и погребами башни главного калибра №1. Торпеды имели комбинированный взрыватель. Журнал боевых действий подводной лодки не содержит сведений об установках глубины хода. По характеру полученных «Бельграно» повреждений современные аргентинские исследователи делают вывод, что торпеды шли на глубине меньше осадки корабля и взрывы были контактными.

Третья торпеда, по всей вероятности, прошла перед носом крейсера, но дальше на ее пути оказался эсминец «Ипполито Бушар». В 16:05 на нем отметили сильный подводный удар по левому борту. По воспоминаниям очевидцев, при этом корабль содрогнулся и слегка накренился на борт, как происходит при полном залпе 127-мм орудий. Позже при осмотре подводной части корпуса в нем обнаружилась большая вмятина и течь. Командир эсминца счел, что корабль получил попадание неразорвавшейся торпеды. Впоследствии эта версия была подвергнута сомнению, поскольку за четыре минуты с момента попаданий в «Бельграно» торпеда не могла преодолеть четыре морских мили, отделявшие эсминец от крейсера, а вероятность попадания на такой дистанции крайне мала. Возможной причиной сотрясения назывался гидродинамический удар от взрыва на крейсере21. Сейчас высказывается версия о срабатывании неконтактного взрывателя торпеды на некотором удалении от эсминца.

На «Бельграно» основной урон причинила первая торпеда, ударившая в районе 106-го шпангоута. Произошедший там взрыв имел настолько большую силу, что были пробиты все четыре палубы корабля, в верхней образовалась двадцатиметровая дыра. Очевидцы отмечают, что после попадания торпеды крейсер сильно тряхнуло, словно он наскочил на песчаную мель, после чего резко остановился. Машинное отделение №2 было полностью разрушено, все находившиеся в нем погибли сразу. В смежном машинном отделении №1 погасло освещение и произошла остановка механизмов. Примыкавший с другой стороны зарядный погреб башни главного калибра №4 взрыв не затронул, основное его действие было направлено вверх. Над машинным отделением располагались кают-компании субофицеров и капралов, столовые, а также барное помещение, именуемое «Содовый фонтан». По несчастливому стечению обстоятельств там оказалось полно людей, только что сменившихся с вахты. Взрыв разрушил эти помещения. Потери в личном составе были огромными. Называется число 272 убитых. Остальные, сильно обожженные и раненые, потом с ужасом вспоминали, как прокатившийся по отсекам огненный шар поглотил их товарищей.

Площадь образовавшейся пробоины оценивалась в девяносто квадратных метров. Забортная вода могучим потоком хлынула через нее внутрь корпуса, затапливая отсеки энергетической установки. Корабль практически сразу лишился электроснабжения, для борьбы за живучесть в распоряжении экипажа остались только малопроизводительные переносные средства. Начавшийся пожар из-за быстрого затопления отсеков развития не получил, однако внутренние помещения наполнились удушливым дымом.

Взрывом второй торпеды, попавшей в районе 15-го шпангоута, была оторвана носовая оконечность почти по первую башню главного калибра. В носовых отсеках, к счастью, никто не пострадал, там в этот момент никого не было. Орудийные башни испытали сильное сотрясение, но люди внутри них и погреба боезапаса остались невредимы. Расчет башни №2 осуществлял в этот момент проворачивание оружия, в результате обесточивания она осталась развернутой на правый борт. Носовая переборка устояла и выдерживала напор воды. Кстати, это был не первый за время службы под аргентинским флагом случай потери крейсером носовой оконечности. Аналогичное имело место 15 марта 1956 г. при столкновении «Бельрано» с однотипным кораблем «9 де Хулио»22.

«Я почувствовал, как крейсер сотрясается и скрипит так, как никогда не было ни на одном корабле, – описывает момент попадания торпеды капитан 1 ранга Бонсо в своей книге о гибели „Бельграно“. – Ощущение сравнимо с резким рывком вверх, а затем падением на большую песчаную отмель, в которой утопаешь, будучи не в состоянии двигаться. Несколько секунд до второго взрыва, как будто чтобы осознать, что это не привидевшийся кошмар и что в нас попали две мощные торпеды. За звуками взрывов, сухими, резкими и оглушающими – последовал сильный едкий запах, наполнивший корабль, в то время как он начал стремительно крениться на левый борт. Моей инстинктивной реакцией было выкрикнуть проклятие, которое, несомненно, олицетворяло бы огромную ненависть к тем, кто сделал эту работу, и неуверенность в следующих нескольких мгновениях».

Из полученных пробоин с левого борта корабля в море стали растекаться два больших нефтяных пятна. «С мостика они представляли собой еще более жуткое зрелище, – пишет Бонсо, – напоминая острую кровопотерю при ранении, как будто живое тело истекало кровью».

Капитан 2 ранга Педро Галаси вспоминает, что спал в своей каюте, когда торпеда поразила корабль. Спросонья ему показалось, что это учебные стрельбы из орудий ГК. Но корабль стал ощутимо крениться, а затем его встряхнуло сильным взрывом. Галаси понял, что их торпедировали, и поспешил на мостик, где уже вовсю командовал капитан 1 ранга Бонсо с мегафоном в руках. Поступающие доклады о полученных повреждениях были неутешительными. Для выяснения возможности восстановления электропитания отправился начальник дизель-электрической секции электромеханической БЧ капитан 3 ранга Xорхе Шоттенхайм. Он доложил, что ситуация безнадежна: взрыв торпеды повредил распределительные щиты в машинных отделениях, из двух вспомогательных дизель-генераторов кормовой полностью разрушен, а носовой нельзя соединить с распределительным щитом, находящимся в затопленном отсеке. Запустить главные водоотливные помпы было невозможно, вспомогательные не справлялись, поступление воды приняло неконтролируемый характер. Крен быстро увеличивался. Через десять минут после попадания он составлял 13°, а в 16:20 достигал 21°. В сложившихся обстоятельствах капитан 1 ранга Бонсо в 16:23 приказал оставить корабль.

Характер полученных «Бельграно» повреждений напоминает произошедшее с однотипным крейсером «Хелена» 5 июля 1943 г. в морском бою в заливе Кула. Там тоже была оторвана носовая оконечность, аналогично без угрозы потери кораблем плавучести, а основной удар пришелся немного позади миделя, но торпед туда попало сразу две и более мощных – знаменитых японских 610-мм Тип 93. Аргентинский крейсер же фактически погиб от одной 533-мм торпеды, что ненормально для корабля такой величины даже с учетом его солидного возраста и физического износа конструкций. Кроме того, встает вопрос о причинах возникновения «огненного шара»23. Официальный отчет и воспоминания командира крейсера обходят данную тему. Все это заставляет задуматься относительно степени соблюдения на корабле инструкций по живучести и противопожарной защите.

Источником образования «огненного шара», по-видимому, являлось дизельное топливо, хранившееся в днищевой цистерне между 106-м и 110-м шпангоутами, под отсеком кормового дизель-генератора, почти в аккурат по месту попадания торпеды. Соляр не принадлежит к категории легковоспламеняющихся жидкостей, но его пары при высокой концентрации могут стать причиной взрывного горения. Однако для столь масштабного и разрушительного воздействия требовалось выполнение еще одного условия – чтобы непроницаемые двери, люки и горловины отсеков нижних палуб были, что называется, нараспашку. Этому способствовало нахождение корабля в пониженной боевой готовности. Не исключено также, что кроме проходов с литерами «Y» и «Z» открытыми оказались некоторые двери и люки с литерой «X», которые в море надлежит держать всегда задраенными.

Еще одной причиной быстрого распространения воды по кораблю было практически полное отсутствие борьбы за живучесть из-за возникшей в нижних отсеках паники. Ощутив нарастание крена и задымление, члены экипажа крейсера без приказания оставляли свои боевые посты и спешили из нижних помещений наверх. Чтобы избежать давки, пришлось даже дополнительно открыть часть водонепроницаемых дверей и люков, выходящих на верхнюю палубу. Многие были без верхней одежды и обожжены. Первым выдавали накидки пончо, вторым оказывалась медицинская помощь.

После отдачи приказа «Abandonen la nave»24, который передавался голосом через рупор и вестовыми, поскольку корабельная громкоговорящая связь не работала, на поиски раненых во внутренние помещения направились санитары. Оставление тонущего корабля проходило достаточно организованно, без смятения и суеты. Очевидно, этому были посвящены многочисленные тренировки. На «Бельграно» имелось семьдесят два спасательных плота вместимостью 20—30 человек, установленных по обеим сторонам главной палубы в больших барабанах из стекловолокна. Эти надувные спасательные средства фактически представляли собой утепленную плавучую палатку, позволявшую провести до нескольких суток в открытом море. Они имели высокие борта, крышу, защищающие от непогоды и позволявшие сохранять тепло внутри, внутреннее освещение, были снабжены запасами провизии и воды, а также оснащены средствами связи. Личный состав, выстроившись вдоль бортов, занимал места возле расписанных за ним спасательных средств. Те, чьи плоты оказались уничтожены, распределялись на соседние. Плоты автоматически надувались при спуске на воду, однако перебраться на них при сильном ветре и пятибалльном волнении было непросто. Кому-то это удавалось сразу, другие оказывались в ледяной воде и изо всех сил гребли к ближайшему ярко-оранжевому «островку». Несколько плотов было потеряно в ходе посадки личного состава. На один из них обрушился брашпиль с обрывком якорной цепи, другие напарывались на торчащие рваные куски искореженной носовой оконечности крейсера. Некоторые плоты оказались переполнены, другие, наоборот, пустовали.

Как рассказывает капитан-лейтенант Хуан Хосе Хесус Гомес Менье: «Старшины сбросили контейнер с плотом в море, он надулся, и люди стали занимать места на нем. Сам я остался помогать моему командиру, который отвечал за эвакуацию личного состава в носовом секторе. Мы с ним поместились на последний из остававшихся там плотов. Возможно, он был последним из всех, потому что нам приходилось взбираться на него с борта накренившегося корабля. Но нам не удавалось отвалить от борта, хотя мы пытались грести. Нас прибивало к носу или, вернее сказать, к тому, что от него осталось. В конце концов пришлось прыгнуть в воду, потому что зазубренным металлом плот порвало на части. Я поплыл и стал забираться на другой спасательный плот, и кто-то помог мне в этом. Там нас набралось двадцать семь человек, и я был старшим по званию офицером».

«Все старались отплыть от корабля возможно дальше, – вспоминает наш соотечественник Алехандро (Александр) Беликов, служивший на крейсере в чине младшего лейтенанта25, – так как мы опасались, что при погружении в воду крейсер сделает глубокую воронку и затянет нас на дно океана. Поначалу, от пережитого страха и опасности, я даже не почувствовал холода, хотя вода имела около 2 градусов температуры по Цельсию. Я доплыл до плота, но не мог на него взобраться. У меня уже не было сил, все члены окоченели. Меня втащили на плот мои моряки».

Командир крейсера, как подобает, покинул корабль последним. К 16:40 эвакуация личного состава завершилась, а крен уже превышал 40°. Оставшись в одиночестве на накренившейся палубе, Эктор Бонсо обозревал полным отчаяния взглядом агонию его корабля, не в силах двинуться с места. Но оказалось, он был не один. Субофицер Рамон Баррионуэво не стал спасаться, пока командир не будет в безопасности. Он крикнул: «Вперед, команданте!», затем оба спустились с правого, задранного вверх борта и прыгнули в воду. Оказавшись во власти волн, капитан быстро потерял субофицера из вида и встретился с ним снова больше суток спустя на борту авизо «Франсиско де Гурручага». До ближайшего надувного плота пришлось проплыть около сотни метров, Бонсо сильно замерз и обессилел, пока десяток крепких рук наконец не вытащили его из воды. Примерно в 17:00 ему доложили: «Корабль тонет, сеньор».

«Генерал Бельграно» лег на борт и затем, опрокинувшись, ушел под воду. Один из офицеров, ст. лейтенант Мартин Сгут, имел при себе фотоаппарат и запечатлел последние минуты крейсера. Двадцать восемь моряков считаются погибшими в ходе эвакуации, и таким образом общий счет потерь экипажа достиг трехсот человек. Остальные, наблюдавшие с плотов, как тонет их корабль, в этот трагический момент пели национальный гимн. «Трудно будет найти члена экипажа, – пишет Бонсо, – который не пролил бы слезу, которая может быть гневом, волнением, бессилием, печалью, долгом… Слезы, которые тоже были голосами, но больше походили на эхо, чем на крик горячего горла. Как то, что было слышно среди боли: „Да здравствует Родина! Да здравствует „Бельграно”!».

Координаты места гибели крейсера – 55°24′ ю. ш. 61°32′ з. д. Вскоре после того, как его корпус скрылся под водой, на нем произошла серия взрывов (именно их на «Конкэроре» приняли за сброс эсминцами ГБ), настолько сильных, что некоторые находившиеся на плотах были сбиты с ног. После этого тишина нарушалась только воем ветра, грохотом волн и стонами раненых. Сопровождавшие крейсер эсминцы ушли. Шторм усиливался. Скоро над морем сгустилась ночь.

Действия двух эсминцев после торпедирования крейсера – это отдельная тема. В сочинениях некоторых аргентинских авторов можно прочесть, как «Пьедрабуэна» доблестно преследовал британскую АПЛ, осыпая ее глубинными бомбами. На самом деле «Ипполито Бушар» и «Пьедрабуэна» не стали ни контратаковать подводную лодку, ни спасать экипаж крейсера. Другая крайность выражается в обвинении их командиров в полной некомпетентности и даже трусости. При этом не учитываются фактические, в противоборстве с современной атомной субмариной стремящиеся к нулю, противолодочные возможности старых эсминцев. Совершенный лодкой Рефорд-Брауна энергичный маневр уклонения и отрыва явился слишком большим и незаслуженным комплиментом их боевых свойствам. В отношении же другого упрека, военным морякам со времен гибели крейсеров «Абукир», «Кресси» и «Хог» было хорошо известно, что немедленно идти на помощь получившему удар из-под воды кораблю – не всегда правильное, хотя несомненно очень благородное решение. А командиры «Бушара» и «Пьедрабуэны» еще и имели приказ на этот счет26. Конечно, тут можно возразить, что корабли охранения были обязаны остаться спасать экипаж сопровождаемого ими крейсера, но, как отмечалось, из-за нечеткого доведения командиром отряда их задач капитаны 2 ранга Вашингтон Барсена и Орасио Грасси не считали, что эскортируют «Бельграно». Случайное или мнимое «попадание невзорвавшейся торпеды» в «Ипполито Бушар» явилось дополнительным веским подтверждением намерения противника уничтожить всю аргентинскую корабельную группу. Все это, однако, не снимает с них ответственности за то, что спасшимся с крейсера пришлось целые сутки, а некоторым почти двое, провести на плотах в холодном штормовом море.

По свидетельству очевидцев, в момент торпедной атаки эсминцы, шедшие на значительном удалении от «Бельграно», не имели с ним четкого визуального контакта. Видимость была ограниченной из-за шторма, взаимное расположение кораблей определялось с помощью изредка включаемого радара. Из-за этого «Пьедрабуэна» оказался на 1000 ярдов (5 кбт) впереди назначенной ему позиции в походном ордере и для того, чтобы восстановить ее, совершил полную циркуляцию. Как потом рассказывал один из его офицеров, это позволило избежать попадания торпеды, выпущенной, он не сомневался, непосредственно по его кораблю.

Торпедирование крейсера осталось с «Пьедрабуэны» и «Бушара» незамеченным, хотя не понятно, куда смотрела сигнальная вахта, не увидевшая высоко взметнувшегося огненного шара взрыва, и о чем думали акустики, которые должны были зафиксировать взрывы торпед. Более того, гидродинамический удар от детонации полутонны взрывчатки в тротиловом эквиваленте на расстоянии четырех миль ощутим даже без всякой гидроакустики. Так или иначе, на эсминцах пребывали в безмятежности вплоть до момента предполагаемого попадания неразорвавшейся торпеды в один из них. Посчитав свой корабль подвергшимся подводной атаке, командир «Бушара» капитан 2 ранга Барсена объявил противолодочную тревогу и известил по радио остальные корабли. Отозвался только «Пьедрабуэна». Эсминцы включили радио- и гидролокаторы. При этом на «Бушаре» ГАС сразу же отказала. Радиосвязь с крейсером установить не удалось. С него сигнальными ракетами и прожектором передавали нечто, казавшееся полной бессмыслицей, из чего можно сделать вывод, что таблица условных сигналов на эсминцах отсутствовала. Кто-то из офицеров «Бушара» доложил командиру, что у крейсера, похоже, оторвана носовая часть, но тот отклонил это предположение.

Капитан 2 ранга Грасси, принявший командование уцелевшими кораблями отряда, связался по радио с командующим FT 79: «Крейсер „Бельграно“ дрейфует, координаты 55º18′ ю. ш. 61º47′ з. д., связи нет, визуально на ровном киле, не наблюдается ни взрывов, ни дыма. Неизвестно, получил ли он торпедное попадание. Срочно прошу воздушную поддержку для оценки ситуации, поскольку считаю сближение нецелесообразным из-за угрозы подводной лодки». Возражений не последовало. По сигналу с «Пьедрабуэны» эсминцы увеличили ход и, следуя противоторпедным зигзагом, вышли за пределы опасного района, удалившись от крейсера на 20 морских миль. В 16:35 визуальный контакт с ним был потерян, а в 17:02 «Бельграно» исчез с экранов РЛС. Видя это, Грасси в 17:07 приказал изменить курс, чтобы попытаться отыскать крейсер, но не решился подойти к месту его торпедирования ближе чем на 13 миль. «Бельграно» к этому моменту уже затонул, однако на «Пьедрабуэне» посчитали пустоту на экране радара следствием атмосферных помех. Не обнаружил эсминец и спасательные плоты, оказавшиеся слишком малыми объектами для его устаревшего радиолокатора либо уже снесенные ветром и волнами за пределы радиогоризонта. После этого «Пьедрабуэна» еще дважды, в 19:22 по приказу с «Бентисинко де Мажо» и в 20:15, получив радио от адмирала Ломбардо, решившего лично вмешаться в поиски крейсера, поворачивал в направлении места трагедии и приближался к нему на дальность 5—10 миль, – безрезультатно. После того, как командующий FT 79 доложил ситуацию в штаб CTOAS, в район пропажи «Бельграно» с якорной стоянки у о. Эстадос было направлено авизо-буксир «Франсиско де Гурручага» (кап.3р. А. Васкес) для осуществления спасательных мероприятий, а с авиабазы Рио-Гранде поднят самолет «Нептун» №2-P-112 (кап.3р. Э. Прони Лестон) для противолодочной поддержки.

С утра 3 мая, когда потеря крейсера стала очевидным фактом, аргентинский флот приступил к проведению поисково-спасательной операции, в которой были задействованы эсминцы «Ипполито Бушар», «Пьедрабуэна», авизо «Франсиско де Гурручага», госпитальное судно «Баия Параисо» и пять самолетов27, действовавших с аэродромов Ушуая и Рио-Гранде. Руководил ею командующий FT 50 капитан 1 ранга Э. А. Мартини с ФКП в Рио-Гранде, а непосредственно в море – капитан 2 ранга О. Р. Грасси. Однако отыскать терпящих бедствие удалось только через несколько часов, т. к. плоты были снесены на 40 миль на юго-восток и частично рассеяны, а поисковые действия осложнялись штормовой погодой, плохой видимостью и тем, что радиооборудование спасательных плотов оказалось слишком сложным для использования. Около 08:30 были приняты две радиопередачи на аварийной частоте, сообщавшие координаты места гибели крейсера, однако запеленговать местоположение самих передатчиков не удалось. В 09:10 самолет «Нептун» №2-P-111 (кап.3р. Х. У. Перес Рока), вылетевший в 06:15 из Рио-Гранде, обнаружил большое нефтяное пятно. Также в ходе этого вылета самолет доложил о предположительном обнаружении подводной лодки противника. Поскольку АПЛ «Конкэрор» в то время находилась много западнее, контакт, очевидно, был ложным. Самолет сбросил радиогидроакустические буи и начал прослушивание, однако с командного пункта приказали продолжить поиск людей с потопленного крейсера, не отвлекаясь на преследование лодки. Первые плоты были найдены в 13:20 в точке с координатами 55º55′ ю. ш. 60º31′ з. д.

Надувные спасательные средства дрейфовали группами, а некоторые даже были связаны между собой линем, но другие оказались отнесены далеко в сторону. «На плоту, – продолжает свой рассказ А. Беликов, – моей первой целью было обсохнуть и как-то согреться. Страшный холод пронизывал нас всех. Мы знали, что ни есть, ни пить в первый день не имеем права. Считалось, что для первых 24 часов необходимый запас калорий у нас сохранился еще с времени пребывания на крейсере. Наша дальнейшая судьба была нам совершенно неизвестна… К страшному нашему горю около девяти часов вечера, когда температура воды упала до 20 градусов ниже нуля [так в тексте], поднялся сильнейший шторм. Ветер вздымал волны шестиметровой высоты. Наш плот, как ничтожную щепку, то подбрасывало вверх, то стремительно ввергало вниз. Такой качки представить себе невозможно! Мы все оценили прелести морской болезни… Я судорожно сжимал в руке особый нож, которым должен был прорезать крышу плота, в том случае если нас перевернет вверх ногами. Когда рассвело, мы увидели себя совершенно одинокими. Вокруг ни души! Ни одного плота! Перед нами лишь разбушевавшийся океан, покрытый белой морской пеной после ночной бури. Что делать? Разве смогут нас найти? Неужели суждено нам всем погибнуть в этой бушующей стихии? Проходили часы… Холод и отчаяние охватили всех нас. Вдруг послышался мотор самолета. И пилот нас заметил! Аргентинский противолодочный „Нептун“ приветствовал нас, балансируя крыльями».

Получив радиодонесение от самолета, аргентинские корабли, преодолевая шторм и выжимая максимум из изношенных машин, направились в указанный район и около 16:00 приступили к спасательным работам.

Капитан 2 ранга Галаси и начальник секции движения электромеханической БЧ капитан 3 ранга Норберто Бернаскони дрейфовали на одном плоту. Когда в сумеречной мгле показались серые очертания приближающихся кораблей, Галаси торжествующе выбросил в море стальной шлем, который они все это время использовали, чтобы справлять малую нужду. Бернаскони зажег сигнальный фальшфейер и стал им размахивать. В отблесках пламени он мог видеть окружавшие его взволнованные лица и другие плоты, раскачивавшиеся на крутых волнах, а вскоре опознал пришедший им на помощь корабль – «Пьедрабуэна». Лучше поздно, чем никогда. В этот момент над плотом нависла другая опасность – попасть под форштевень эсминца, но тот лихо застопорил ход, выбросив веревочные трапы, по которым они из последних сил карабкались на спасительную палубу.

До наступления полной темноты «Бушар», «Пьедрабуэна» и «Гурручага» приняли на борт большую часть моряков «Бельграно». Однако другим предстояло пережить вторую страшную ночь в бушующем холодном море. Авизо «Гурручага», переполненное спасенными, утром 4 мая ушло в Ушуаю. На замену ему прибыло судно «Баия Параисо» (кап.2р. Х. И. Гарсия), имевшее вертолет «Алуэтт». Благодаря его использованию стало возможным обследовать больший район. Также к поискам терпящих бедствие на море подключились суда других стран: 4 мая – гидрографическое судно ВМФ Чили «Пилото Пардо», 5 мая – советские большие морозильные рыболовные траулеры «Белокаменск» и «Жуковский». Однако они уже мало чем могли помочь, поскольку к середине дня 4 мая все уцелевшие моряки потопленного крейсера были спасены28. Или, вернее сказать, других выживших, несмотря на прилагаемые усилия, обнаружить не удалось, а находимые плоты оказывались пустыми либо с мертвыми телами. Тем не менее надводные корабли продолжали поиски до вечера 7 мая, самолеты – до 9 мая.

Советское участие в этих событиях описывается с статье журналиста Олега Дзюбы, опубликованной в 2007 году и после многократно пересказывавшейся в различных описаниях:

«С траулеров ушли радиограммы в Минрыбхоз СССР, его руководство связалось с МИДом. Потом последовали переговоры с Форин оффисом, занявшие около суток. Наконец, разрешение было получено, и несколько советских судов двинулись от острова Новая Скоттия29 и острова Мордвинова, близ которых вели промысел криля, к водам над затонувшим крейсером. Быстрее других к месту торпедирования подошел севастопольский БМРТ “Белокаменск”. “Надежд у нас почти не было, – припомнил по моей просьбе бывший технолог траулера, кандидат биологических наук Василий Терентьев, – температура воды не поднималась выше семи градусов, суточное промедление должно было наверняка сгубить уцелевших после торпедирования. Так и оказалось…” Рыбаки смогли высмотреть среди волн только пятерых аргентинцев в красных спасательных жилетах. Никто из них признаков жизни не подавал30. Лица моряков были обезображены клювами чаек, птицы расклевали им глаза и губы. Тела убрали в морозильную камеру и еще несколько часов бороздили океан, пока из Москвы не пришел приказ прекратить поиски и отправиться в ближайший порт Аргентины. Сойти на берег, впрочем, Москва не разрешила. Трупы перегрузили на борт подошедшего катера и потом наблюдали в бинокли с рейда, как причал заполнили едва ли не все жители городка Рио-Гальегос».

В результате проведенной поисково-спасательной операции были спасены 770 членов экипажа «Бельграно», дрейфовавших на пятидесяти плотах. В море им пришлось провести от 23 до 44 часов31. Еще 23 человека скончались от полученных ран и переохлаждения, не дождавшись спасателей. Всего из 1093 человек экипажа крейсера погибло 323, что составило около половины всех людских потерь Аргентины в Мальвинской войне. В числе погибших были двое гражданских – братья Леопольдо и Эриберто Авила, вольнонаемные служащие, работавшие барменами в «питейной зоне», по которой прокатился огненный шар взрыва. Как и летчики, сбитые 1 мая над Фолклендами, все жертвы этой трагедии удостоились медали «За смерть в бою», которой согласно национальному закону №22607 и декрету №577/83 от 15 марта 1983 г. посмертно награждались погибшие в боях за Мальвины. Спасенных членов команды корабля доставили в Ушуаю, а оттуда самолетами на север. Многие из них нуждались в госпитализации.

Гибель крейсера «Генерал Бельграно» продемонстрировала низкую боевую устойчивость корабельных соединений ВМФ Аргентины к воздействию атомных подводных лодок противника, а также значительное военно-техническое превосходство британцев и явилась тяжелым моральным ударом для аргентинского флота. Все это способствовало успешному решению британским флотом задачи завоевания господства на море.

Как высказался командующий TF 317 адмирал Джон Филдхаус: «Без сомнения, это было лучшее, что мы когда-либо делали. Это вырезало сердце аргентинскому флоту, и после нам приходилось иметь дело только с их военно-воздушными силами. Это было очень значительным преимуществом». Коммандер Рефорд-Браун за потопление крейсера был награжден орденом «За выдающиеся заслуги». Однако в политическом аспекте достигнутый АПЛ «Конкэрор» боевой успех поставил Великобританию в сложное положение, создав много проблем ее министерству иностранных дел и пресс-службе премьер-министра. Лондону инкриминировали непропорциональное применение военной силы и срыв мирных инициатив Белаунде Терри. При том, что в Буэнос-Айресе и до того не особо стремились договариваться по Мальвинам, считая острова неприступной крепостью, которую британцам никогда не отбить, теперь, получив столь болезненный удар, хунта тем более не могла сесть за стол переговоров, поскольку любые мирные договоренности воспринимались бы в стране как заключенные под силовым давлением и уязвляли аргентинскую национальную гордость, что грозило выходом на улицы толп патриотически настроенных граждан с требованиями выдворить Галтьери из Каса Росада. На потопление «Бельграно» он отреагировал со всей суровостью, заявив в телевизионном интервью, что Аргентина потеряла 400 человек и готова потерять еще 4000 или даже 40 000, чтобы отстоять Мальвины. Попутно Великобритания была обвинена в агрессии и противоправных действиях. Здесь аргентинская пропаганда постаралась на славу, а ее вброс живо подхвачен в недружественных британцам странах и оппозиционными силами в самой Британии. В аргентинской литературе 1980—1990-х годов тема совершенного Великобританией военного преступления стала лейтмотивом в описании данного эпизода. Страсти не улеглись и после того, как в 1994 году аргентинское министерство обороны признало потопление крейсера «незапрещенным актом войны без криминальной ответственности», общественность и родственники погибших продолжали негодовать, и в 2000 году Аргентина обратилась в Европейский суд по правам человека, предъявив британским властям обвинения в незаконных действиях, разбое и умышленном убийстве людей, также в преступлении против мира, однако получила отказ за истечением срока давности.

Сторонники британской позиции считают, что топить за пределами 200-мильной зоны было не только можно, но и нужно, причем наиболее яростные апологеты атаки «Конкэрора» – что все три аргентинских корабля. По бытующему мнению, потеря Аргентиной крейсера стала главной причиной, почему ее надводный флот в дальнейшем «не отваживался выходить в море», и тем самым «одна атака одной подводной лодки обеспечила Великобритании победу в войне». В действительности дело обстояло несколько сложнее. Как следует из материалов комиссии Раттенбаха, решающим фактором, сковавшим волю руководства ВМФ Аргентины к активным действиям на море, была убежденность в использовании противником данных космических систем разведки США в сочетании с пониманием своей неспособности бороться с британскими подводными атомоходами.

Тема спутниковой разведки обстоятельно рассматривалась в первой книге в главе «Подготовка Великобритании к войне». Повторим ключевые моменты. Во-первых, хотя в аргентинской и отечественной литературе использование Великобританией данных американских спутников считается неоспоримым фактом, на настоящий момент по-прежнему нет документальных подтверждений. Во-вторых, технический уровень космических систем разведки того времени не обеспечивал полноценного применения получаемой с них информации для оперативно-тактических целей в режиме реального времени. Выступавший в 1986 году с лекциями в Буэнос-Айресе адмирал Г. Д. Трейн, бывший главнокомандующий ОВС НАТО на Атлантике, разъяснил, что в 1982 году американские средства спутниковой разведки не располагали такими возможностями.

Командование ВМФ Аргентины, предполагая использование противником разведывательной информации из космоса, поначалу оценивало эту угрозу достаточно взвешенно, однако после атак на крейсер «Генерал Бельграно» и авизо «Альферес Собраль» (тяжело повреждено ракетами с британских вертолетов в начале суток 3 мая севернее архипелага), посчитало положение безнадежным, решив, что противник неотступно следит за всеми перемещениями аргентинских кораблей. И именно это, а не потеря крейсера как таковая, послужило основной причиной отвода главных сил аргентинского флота и в дальнейшем отказа от их участия борьбе за Фолкленды.

В первой книге цитировались показания главнокомандующего ВМФ Аргентины адмирала Хорхе Анажи комиссии Раттенбаха. На вопрос, когда им был отдан приказ о прекращении использования надводного флота в боевых действиях и произошло ли это после потопления «Генерала Бельграно», адмирал ответил:

«Не сразу после „Бельграно“, а после „Собраля“. …Днем 2 мая я узнал о потоплении „Бельграно“. В час тридцать 3 мая я узнал о нападении на „Собраль“. 3 мая в девять пятнадцать я отправил депешу командующему на ТВД Южная Атлантика, в которой сообщил командующему надводным флотом, сухопутным войскам и военно-воздушным силам: „У противника есть спутниковые разведданные о передвижениях в дневное и ночное время наших надводных боевых единиц“. Из Пуэрто-Бельграно мне предложили снять палубную авиацию с авианосца, чтобы она действовала из Рио-Гранде. Я им сказал, что согласен». И далее:

«Вопрос: В отношении подводной угрозы, которая предполагалась постоянно с 10 апреля, Вы не считаете что риск появления подводных лодок довольно логичен в боевых действиях на море?

Ответ: Да, это логично пока у них нет спутниковой информации, в противном случае это означает отправлять людей на верную смерть.

Вопрос: То есть невозможно было противостоять при наличии подводных лодок?

Ответ: Нет, невозможно. Со спутниковой информацией. Без спутниковой информации – другое дело».