Читать книгу Лебединая песня. Любовь покоится в крови (сборник) - Эдмунд Криспин - Страница 14

На обратном пути Джервейс Фен остановил машину в Хай-Уикоме закрепить крыло автомобиля. Механик с помощником, как и положено в таких случаях, осматривали машину со всех сторон, охали, обменивались малопонятными фразами. Затем объявили о наличии у «Лили Кристин» еще нескольких поломок, требующих немедленной починки. Но Фен на провокацию не поддался, и в результате, пока пили чай, крыло закрепили, и они двинулись в путь.

– Но не надо думать, что Чарльз Шортхаус такой наивный, – произнес Адам, продолжая прерванный разговор. – Он совсем не дурак.

– Не дурак, – согласился Фен. – Но только в своей сфере деятельности. Я давно заметил, что композиторы в том, что не касается музыки, разбираются не лучше, чем любой простой смертный. Да и в музыке не всегда. Возьмем, например, Чайковского. Этот гений почему-то не находил ничего интересного в произведениях Брамса и того же Вагнера, признавал только Бизе. Нет, к намерению Чарльза убить брата следует отнестись серьезно. И не очень доверять рассказу о том, как он провел вчерашний вечер.

– Вы думаете, Чарльз соврал?

– Ну, не обязательно соврал. Вполне возможно, сказал правду. Ведь маэстро сознавал, что о его пребывании в Оксфорде как раз в то время, когда погиб брат, станет известно. И позаботился сообщить нам об этом заранее, тем самым отвести подозрение.

– Но если он хотел избежать подозрения, зачем надо было рассказывать о своем намерении убить брата?

– Возможно, это такой изощренный блеф, – ответил Фен. – А я допускаю, что он на самом деле замышлял убийство. Эти братья стоят друг друга. Чарльз Шортхаус готов безжалостно расправиться с любым, кто станет на пути продвижения его произведений. Он относится к психотипу так называемых мономаньяков. Это разновидность паранойи – навязчивая, чрезмерная увлеченность одной идеей или субъектом. Впрочем, и Вагнер был такой, хотя их даже сравнивать неприлично. Но конечно, важны не намерения, а сделал ли он это на самом деле.

– Надо найти приятеля, с которым Чарльз сидел в «Булаве и скипетре», – сказал Адам.

– Да, сразу начнем искать Уилкса, как только приедем. Вы ведь тоже остановились в этом отеле?

Адам кивнул, напрягаясь перед приближением к очередному перекрестку.

– Любопытно было услышать, что Чарльз Шортхаус не весь вечер провел со своей спутницей. А вдруг это она осуществила его замысел?

Адам пожал плечами:

– Вряд ли ей было под силу подвесить такую глыбу, как Эдвин Шортхаус.

– Это, конечно, верно, – согласился Фен, – но такой версией пока пренебрегать не следует. Я по-прежнему не представляю, как это было сделано. У меня были кое-какие предположения, но чем больше я размышляю об этом, тем менее они мне кажутся убедительными. В любом случае, теперь нам известна причина, почему Эдвин Шортхаус находился в своей гримерной так поздно вечером.

– Вы думаете, он ждал брата? – засомневался Адам. – А мне кажется, этому есть более простое объяснение.

– Какое?

– Дело в том, что года два назад, когда мы играли «Фальстафа» в Кембридже, квартирная хозяйка Эдвина категорически запретила ему держать в доме спиртное, и он хранил свои запасы в театре. Здесь могло быть то же самое.

– Мы это скоро выясним, – сказал Фен. – Где он остановился?

– В Холивелле. Номер я не помню, но дом узнаю, когда подъедем.

– Мне казалось, что такой человек мог себе позволить жить в отеле.

– Конечно, мог, – отозвался Адам, – если бы не его скупость.

– Какое же скопление смертных грехов вмещал в себя этот бедолага, – проговорил Фен, рассеянно поглядывая на дорогу и приводя этим Адама в смятение. – Я сегодня должен обязательно увидеться с Пикоком и поговорить с Джоан Дэвис о Стейплтоне и его девушке. Женская интуиция тут может быть очень полезна.

В пятнадцать минут шестого они пересекли мост и свернули на Холивелл. Предположение Адама насчет квартирной хозяйки оказалось верным. Крупная меланхоличная женщина, явно религиозная, в разговоре с ними, перевирая, цитировала Библию относительно того, где находится душа после смерти. Было ясно, что она весьма невысокого мнения о своем покойном постояльце и у нее нет сомнения, где будет пребывать его душа. Как только заговорили о спиртном, она тут же заявила, что в ее доме ему не место. Это подвигло Фена на бесплодный спор о первом чуде, совершенном Иисусом во время брачного пира в городе Кане, близ Назарета, когда Он претворил воду в вино. Но она осталась непреклонной. Это немного задержало их отъезд.

– Вы оказались правы, – заметил Фен, когда они двигались обратно по Брод-стрит. – Ну, слава богу, одной проблемой меньше.

– И как вы собираетесь найти этого Уилкса? – спросил Адам.

– Поищу в барах, – ответил Фен без тени сомнения.

– Вы с ним хорошо знакомы?

– Слишком хорошо. Мы с ним коллеги. Он пожилой, но очень шустрый. Дошел до того, что принялся воровать у меня виски.

Им повезло. Они нашли Уилкса сразу, он ждал открытия бара в «Булаве и скипетре».

Фен представил Адама и сразу перешел к делу:

– Вы действительно провели вчерашний вечер в обществе композитора Чарльза Шортхауса?

– А вам-то что, с кем я провожу время? – сразу огрызнулся Уилкс. – Нехорошо совать нос в чужие дела.

– Человека убили. Я веду расследование.

– Ах вот оно что.

– Ну и как насчет вчерашнего вечера? Вы встречались с Чарльзом Шортхаусом?

– Да, – ответил Уилкс. – Он был со своим дьяволом с юбке.

– Каким еще дьяволом? – притворно удивился Фен.

– Дьявола зовут Торн, – раздельно произнес Уилкс. – Это фамилия такая, Торн. И носит ее пигалица, похожая на гиену.

– Понятно.

– Приехали они где-то в половине одиннадцатого. Мы пили кофе. А в одиннадцать эти двое подхватились и куда-то сбежали.

– Что значит сбежали?

– А то и значит, – ответил Уилкс. – Сидели, сидели и вдруг засуетились, наверное, была причина. Так ведь просто не станешь срываться с места. Вернулись не раньше половины двенадцатого.

– Ушли и вернулись вместе?

На это Уилкс ответил снисходительным кивком.

– Они как-то объяснили свое отсутствие?

– Позвольте вспомнить. – Уилкс задумался, блуждая взглядом по вестибюлю. – Да. Шортхаус по секрету признался мне, что собирался убить своего брата.

Фен усмехнулся:

– Но вы, разумеется, восприняли это как шутку?

– Да нет, он, когда говорил, мне показалось, не смеялся.

– Ну, не обязательно смеяться. Шутить можно и с серьезным видом.

– Не знаю. Может, он и вправду это сделал.

– Он не он, но кто-то сделал определенно. – Фен встал. – Ладно, удачно вам сегодня напиться.

– Выходит, у Чарльза Шортхауса и Беатрикс Торн нет алиби, – сказал Адам, когда они отошли на некоторое расстояние.

– Так же как у Стейплтона и Джудит Хайнс, – заметил Фен.

На пути к лифту их догнал посыльный и передал записку.

– Боже, – воскликнул Адам, – оказывается, сегодня назначена репетиция. В театре беспокоятся, почему меня нет. – Он посмотрел на часы. – Я уже опоздал, но постараюсь скоро быть там.

– А где ваша жена?

– Наверное, где-то здесь. Пожалуй, я перед уходом пойду посмотрю, как она.

Адам подошел к стойке:

– Пожалуйста, ключ от семьдесят третьего номера.

– Миссис Лангли взяла его, сэр, примерно час назад.

– Значит, она наверху. – Он повернулся к Фену: – Давайте зайдем на минутку.

Они поднялись в лифте, Адам постучал в дверь. Никто не отозвался.

– Странно. Неужели она ушла куда-то с ключом?

Он постучал снова, и через несколько секунд оттуда донеслось:

– Кто там?

– Дорогая, это я.

– Ты один?

– Нет, со мной профессор Фен. А ты что, не одета?

Дверь распахнулась. В проходе стояла Элизабет, часто дыша, бледная.

– О… Адам…

Он ее обнял.

– Что случилось, дорогая?

Пытаясь подавить слезы, она с трудом улыбнулась:

– Понимаешь… кто-то хотел меня отравить.