Читать книгу Лебединая песня. Любовь покоится в крови (сборник) - Эдмунд Криспин - Страница 8

– У преступника бедное воображение, – недовольно проговорил Джервейс Фен. – По улицам расхаживают физики-атомщики, брюзжа на политиков, злоупотребляющих их достижениями, а он выбрал себе в жертву незадачливого оперного певца.

– Вы говорите так, потому что не знали Шортхауса, – сказал Адам. – Уверяю вас, горевать по нему никто не будет.

Они остановились у края тротуара, собираясь пересечь Сент-Джеймс-стрит. В лицо дул ветер со снегом.

Их было трое. Адам, Джервейс Фен, профессор английской литературы и по совместительству детектив, а также шеф полиции Оксфорда сэр Ричард Фримен.

– Но это все равно потеря, – продолжил Фен, когда они наполовину перешли улицу. – Насколько мне известно, покойный был хорошим певцом.

– Хорошим, – согласился Адам. – Иначе бы его не стали держать в труппе. – Он на секунду замолк. – Я смотрю, снегопад усиливается.

– Мне кажется, вы поспешно сочли это убийством, – произнес сэр Ричард Фримен. Он двигался, прямо держа спину, коротким решительным шагом. – Инспектор Мадж доложил мне, что обстоятельства указывают на самоубийство.

Фен понимающе кивнул:

– Ну если Мадж так считает, тогда… Ну, что же, самоубийство, так самоубийство… Честно говоря, данное дело меня не сильно интересует. Кто такой этот Шортхаус? Родственник композитора?

– Да, – сказал Адам, – Эдвин брат Чарльза Шортхауса. Он пел во многих его операх, но особенно ему удавался Вагнер. Эдвин пел партии Вотана в «Валькирии», Сакса в «Мейстерзингерах», короля Марка в «Тристане и Изольде», рыцаря Грааля Гурнеманца в «Персифале». А когда здесь решили ставить «Мейстерзингеров», разумеется, на партию Сакса пригласили его.

Они поравнялись с пабом.

– Хорошо бы выпить пива, – задумчиво проговорил Фен. – Но, пожалуй, рановато. – Он взглянул на собеседников: – Так вы говорите, Шортхауса повесили?

– Вполне возможно, – отозвался сэр Ричард Фримен. – Но причина смерти не удушение.

– Перелом шейных позвонков?

– Или свернута шея. Придем на место, там уже должно быть заключение медицинской экспертизы.

– Вообще-то инсценировать такого рода самоубийство не просто, – заметил Фен. Его румяное, обычно веселое лицо теперь посуровело. – Тут нужны изобретательность и сноровка. – Он застегнул на верхнюю пуговицу свой безразмерный плащ, убрал со лба влажные каштановые волосы и поправил на голове весьма примечательную шляпу. Сорокатрехлетний профессор был голубоглаз, худощав и долговяз. – Я слышал, этот Шортхаус устраивал скандалы на репетициях.

У отеля «Рандолф» они повернули на Бомон-стрит.

– Вот именно скандалы, – согласился Адам. – Лучше не скажешь. – Он посмотрел на шефа полиции: – Надеюсь, вы не возражаете, если в театре к нам присоединится моя жена?

– Жена? – удивился сэр Ричард. – Я не знал, что вы женаты, Лангли.

– Супруга Адама – Элизабет Хардинг, – пояснил Фен. – Я с ней еще не знаком, но знаю, что она пишет на криминальные темы, и какие-то ее работы читал. Рад случаю быть ей представленным.

– Жаль, что ваша супруга выбрала для исследования такую неприятную тему, – произнес сэр Чарльз. – А насчет ее присутствия, конечно, не возражаю и тоже буду рад познакомиться.

– Кстати, Джервейс, она собирается взять у вас интервью, – добавил Адам. – Ей заказали серию статей о выдающихся детективах.

– Выдающихся детективах? – радостно воскликнул Фен. – О, мои дорогие лапы[4]. Вы слышали, Дик? – повернулся он к шефу полиции. – Меня причислили к выдающимся детективам.

Сэр Ричард не ответил, потому что они приблизились к служебному входу в театр, охраняемому констеблем. Рядом музыканты с инструментами в футлярах ежились под холодным ветром. В центре группы была видна арфистка.

Один из музыкантов, увидев Адама, подошел.

– Доброе утро, мистер Лангли. Вы не знаете, сегодня будет репетиция?

Адам пожал плечами:

– Если позволит полиция, то она состоится во второй половине дня.

– Но постановку не отменят?

– Ни в коем случае. Срок премьеры, видимо, передвинут в связи с заменой Сакса.

Музыканты принялись бурно обсуждать ситуацию. Гобоист предложил пойти выпить.

Констебль отдал честь сэру Ричарду, и они вошли в театр. Миновали погруженный в полумрак пустой вестибюль и через вращающуюся дверь прошли на сцену. Издали был слышен голос инспектора Маджа. Он предлагал кому-то немедленно покинуть театр, поскольку посторонним здесь находиться запрещено. Осторожно обходя элементы декораций и осветительные приборы, они вышли на сцену, где Элизабет препиралась с невысоким энергичным инспектором Маджем, не желающим мириться с ее присутствием.

Увидев Адама, Элизабет повеселела.

– Дорогая, – произнес он радостным тоном, – позволь представить тебе шефа полиции сэра Ричарда Фримена и профессора Джервейса Фена. – Он повернулся к спутникам: – Это моя жена Элизабет.

– Очень приятно, – учтиво произнес сэр Ричард с небольшой хрипотцой в голосе и скосил глаза на инспектора. – Успокойтесь, Мадж. Все в порядке.

– Как скажете, сэр, – пробормотал инспектор не очень довольным тоном.

Фен, глядя на Элизабет, светился лучезарной улыбкой.

– Очень рад знакомству. Мы с Адамом старые приятели.

Сэр Ричард оглядел сцену и тонущие во мраке ряды партера, затем повернулся к инспектору:

– Это случилось здесь?

– Нет, сэр, – ответил Мадж. – Место происшествия – гримерная.

– Так ведите нас туда. Здесь нам делать нечего.

– Фербелоу! – позвал инспектор.

Через несколько секунд из призрачной дымки материализовался пожилой сторож и, прищурившись, вежливо поздоровался.

– Фербелоу, – сказал инспектор, – вы пойдете с нами в гримерную и расскажете сэру Ричарду то, что вам известно.

– Кто это? – вполголоса спросил шеф полиции.

– Сторож, сэр. Единственный свидетель.

Фербелоу объявил, что в кабине лифта все не поместятся.

– Ничего, – заметил сэр Ричард, – поднимемся по лестнице. Для здоровья полезно.

Они пошли. Инспектор впереди, за ним сэр Ричард, следом Фен, затем Адам с Элизабет. Замыкал шествие сторож Фербелоу. На третьем этаже они гуськом подошли к двери, где была прикреплена карточка с надписью: «ЭДВИН ШОРТХАУС».

– Надеюсь, его уже убрали? – спросил шеф полиции.

– Да, сэр, – ответил Мадж, всовывая ключ в замочную скважину. – Вскрытие, наверное, уже проведено, и скоро сюда прибудет доктор Рашмоул.

– С братом вы связались?

– Я послал ему телеграмму сегодня рано утром, сэр, – отозвался Мадж, возясь с замком. Ключ почему-то не проворачивался. – И пришел ответ. Весьма странный.

– И что там?

Мадж на секунду оставил дверь, чтобы достать из кармана телеграмму:

ПРЕБЫВАЮ В ВОСТОРГЕ НАДЕЯЛСЯ НА ЭТО МНОГИЕ МЕСЯЦЫ САМОУБИЙСТВО ИЛИ ЧТО ДРУГОЕ МНЕ БЕЗРАЗЛИЧНО ЧАРЛЬЗ ШОРТХАУС.

– Что за чертовщина? – возмущенно проговорил сэр Ричард. – Чья-то злая шутка?

– Вряд ли, – засомневался Адам. – Чарльз Шортхаус личность весьма эксцентричная. И всем известно, что он своего брата ненавидел. Поэтому вполне мог послать такую телеграмму.

– Где он живет?

– Кажется, где-то в пригороде Амершема.

– Ладно. Так что там с дверью, Мадж?

Наконец они вошли в довольно большую комнату, служившую покойному гримерной. Она была захламлена, как, впрочем, и все гримерные. Одежда висела вкривь и вкось на крючках и лежала кучами на стульях. Туалетный столик был завален фотографиями и гримом. На полу валялась истрепанная вокальная партитура «Мейстерзингеров», исписанная разными закорючками. Рядом несколько присыпанных пудрой книг. В углу пивные бутылки – две пустые и одна выпитая наполовину. На столе пишущая машинка с двумя листами чистой бумаги. Дальше раковина. Окна в комнате отсутствовали, но в правой части в потолок был врезан открывающийся с крыши небольшой световой люк. Квадрат со стороной в три дюйма.

– Я вижу, он устроил себе здесь второй дом, – заметил Фен. Затем повернулся к Адаму: – Репетиции в костюмах уже начались?

– Еще нет. Но он всегда проводил много времени в гримерной. В основном пил. Тут обязательно где-то должны быть несколько бутылок джина.

– Были, – подтвердил Мадж. – Взяли на анализ содержимого. А тело висело вот здесь.

– Да… – задумчиво проговорил Фен, – высоты тут едва достаточно, чтобы повеситься.

– В местах исполнения смертных приговоров, – отрывисто произнесла Элизабет, – существует норма – от шести до восьми футов в зависимости от веса заключенного.

Фен посмотрел на нее с уважением.

– Вы совершенно правы, но надо учитывать степень натяжения веревки. Если повезет… впрочем, думаю, слово «повезет» тут неуместно… то для того, чтобы сломать шею, достаточно и фута.

Внимание всех привлек солидный железный крюк, с которого свисала веревка. Он был закреплен на потолке примерно в семи футах от слухового окна.

– Крюк был здесь всегда? – спросил сэр Ричард, доставая трубку.

Инспектор Мадж посмотрел на сторожа Фербелоу, и тот сообщил, что раньше крюка на потолке не было.

– Следы осыпавшейся штукатурки, – добавил инспектор, – свидетельствуют, что крюк установлен недавно. Веревка, на которой висел покойный, обычная, бельевая.

– А где находился узел? – поинтересовался Фен. – Под углом нижней челюсти? – Он сидел на стуле и задумчиво ощупывал собственную челюсть.

– Как вы сказали? Узел? – Мадж удивленно поднял голову. – Да, все именно так и было. Не знаю, сам ли покойный это придумал или кто-то другой позаботился. А под петлю у подбородка была подложена тряпка.

– Кто обнаружил тело? – спросил сэр Ричард, прикуривая трубку. – И когда?

– Тело обнаружил доктор Шанд, – ответил Мадж.

– Шанд? – удивился Фен. Он стоял перед зеркалом и подрисовывал гримом себе пышные черные усы. Элизабет даже вскрикнула, когда он, шутливо нахмурившись, посмотрел на нее. – Доктор Шанд человек надежный. Но как он здесь оказался посреди ночи?

– Ради бога, Джервейс, – проворчал сэр Ричард, – перестаньте дурачиться и оставьте грим. – Он повернулся к инспектору: – Так что доктор делал здесь посредине ночи?

– Его срочно вызвал Шортхаус, – поспешно произнес инспектор Мадж.

– Как это вызвал?

– Позвонил по телефону. Но доктор не знает, кто говорил. Просто мужской голос сообщил, что Эдвину Шортхаусу срочно нужна медицинская помощь. И сказал куда ехать.

– А вот это уже интересно, – усмехнулся Фен. Он теперь старательно снимал грим с помощью крема. – И во сколько сюда явился доктор Шанд?

– В одиннадцать тридцать. Его встретил Фербелоу.

– Послушайте, – вмешался Адам, – я вчера вечером тоже был в театре.

– Что вы тут делали? – удивился Фен.

– Приходил забрать из гримерной бумажник. Забыл его там после репетиции. В бумажнике были деньги, а в последнее время из гримерных начали пропадать вещи, поэтому я решил сходить не откладывая. Не думал, что здесь может быть Шортхаус. Тем более мертвый. Какой ужас.

Инспектор Мадж замялся:

– Извините, сэр, боюсь, что я не совсем понял, кто вы такой.

– Перед вами Адам Лангли, – пояснил Фен, вытирая лицо полотенцем. – Исполнитель партии Вальтера в опере «Нюренбергские мейстерзингеры».

– И единственный в Европе первоклассный тенор с таким диапазоном, – с гордостью добавила Элизабет.

– И в какое время вы забирали свой бумажник, сэр?

– Примерно в двадцать пять минут двенадцатого.

– Ваша гримерная находится?..

– Этажом ниже.

– Вас здесь кто-нибудь видел?

– Да. Я разговаривал со сторожем Фербелоу. – Дело в том, что я… – Адам замолк, подбирая слова. – …Мне захотелось проехаться на лифте. Понимаете, есть у меня такая слабость. Это еще с детства, тогда лифты были редкостью. В общем, я спустился вниз, а затем поднялся на третий этаж и встретил Фербелоу. Выяснил, что он опасается вредных газов, которые, по его мнению, выделяют электрические лампы. И поэтому всюду держит двери распахнутыми. Входную внизу и свою здесь.

– Что за идиотизм, – пробормотал сэр Ричард.

– А кроме Фербелоу, вы еще кого-нибудь встретили?

– Нет. Снова спустился вниз и пошел в отель… Впрочем… уходя, я видел, как к служебному входу подъехал автомобиль и из него вышел мужчина. Наверное, это был доктор.

– Достаточно, – прервал его Фен. – Давайте вернемся к пребыванию здесь доктора и обнаружению тела.

Инспектор Мадж откашлялся:

– Доктор Шанд открыл дверь гримерной… – Он сделал драматическую паузу и даже на мгновение прикрыл глаза. – …И увидел Шортхауса, висящего в петле там, где я вам показал. – Инспектор снова обратил внимание на это место. – А затем немедленно позвал сторожа Фербелоу, и они вместе спустили несчастного джентльмена вниз.

Инспектор снова замолк, собираясь с мыслями, затем продолжил:

– Тут есть одна существенная деталь. Шортхаус в то время был практически жив. То есть хотя дышать он перестал, но сердце продолжало биться. Доктор Шанд мне пояснил, что такое не раз бывало, когда преступников вешали по приговору суда. В большинстве случаев смерть повешенного наступает вовсе не от удушения, а от сдавливания сонных артерий, подающих кровь в мозг, в связи с чем человек вначале теряет сознание, а смерть наступает спустя несколько минут из-за повреждения головного мозга. А когда доктор Шанд освободил сонную артерию, кровообращение восстановилось. Но оживить мистера Шортхауса было невозможно. Через несколько минут сердце остановилось.

Все молчали. Сэр Ричард попыхивал трубкой, Фен задумчиво присел на край туалетного столика. Элизабет сидела, а Адам стоял сзади, опираясь на спинку ее стула. Фербелоу у двери смущенно переступал с ноги на ногу.

– Вот как обстояло дело, – продолжил инспектор Мадж. – И прошу заметить, что, когда прибыл доктор Шанд, в комнате, кроме мистера Шортхауса, никого не было. Будучи разумным человеком, доктор тут все тщательно проверил. Но вы сами видите, в гримерной негде спрятаться. Мало того – войти и выйти здесь можно только через эту дверь.