Читать книгу Былины Окоротья - Егор Андреев - Страница 13
Былины Окоротья
Глава 2. Путь – дорога
Оглавление6.
Леший
Отряд шёл, и лес двигался ему навстречу. Солнце, пробиваясь сквозь листву, бросало пёстрые, подвижные мозаичные тени на доспехи гридей, на алые плащи опричников и спины лошадей. Воздух в округе полнился ароматами весны и звуками нетронутой природы.
Неугомонным молоточком простукивал стволы берёз красноголовый дятел, в орешнике ворочался невидимый взору длинноногий лось, по сплетениям ветвей огненными стрелами скакали белки. Густые непролазные кусты, по которым уже начали взбираться усы хмеля, заполняло дикое верещание горихвосток, зарянок и пищух. Презрев их жалкие вокальные потуги, над купиной, в вышине, в пышных куполах зелёных крон выводили причудливые переливы горластые скворцы. Подпевая их замысловатым трелям, ветер посвистывал в густых ветвях дубов, грабов и ольхи. Лес дышал и жил, не обращая никакого внимания на пришельцев, упорно продвигавшихся в его глубины.
Постепенно мрак густел. Высокие, корокольчатые сосны зубчатой грядой встали по краям тропинки. Их взлохмаченные ветви переплетались над головами людей в сплошной непроглядный перевес, живую кровлю, скрывшую от взоров медленно ползущие в голубизне неба облака. Густой подлесок, встретивший дружину на опушке пением птиц и обилием цветов, редел. Кустарники и низкорослые деревца, укрытые под развесистыми кронами исполинов, чахли в вечном сумраке. От былой, еле видной глазу тропки, ручьём текущей меж деревьев, не осталось и следа. Оставалось загадкой, как Кузьма находит путь, уверенно ведя их в мрачные глубины дикой чащи. Неустанно суча посохом, который он сделал из молоденькой осины, болотник, не колеблясь, спускался в забитые вакорьем логи, пробирался топкими лощинами, густо заросшими дуплистыми стволами ивняка, находил дорогу среди горбатых скал, отыскивая узкие теснины меж обомшелых, разукрашенных хохломой лишайника камней. Он шёл уверенно и быстро, и дружина следовала за ним вослед, сопровождая марш бряцаньем оружия и протяжным ржанием коней.
Преодолевая очередной каприз ландшафта, отряд нос к носу повстречался с лешим.
Они наткнулись на него внезапно, спустившись в тёмную, заросшую спиралями молодого папоротника впадину. Раздол, не больше четверти версты в длину имел крутые, размытые склоны, вытканные извивами корней. В полутьме, царившей под сенью деревьев, эти сплетения походили на свившихся в тугие, чешуйчатые клубки змей.
Постояв на краю обрывчика, образованного подмытыми до песка боками оврага, Кузьма мельтешащим, сдерживаемым шагом сбежал по косогору. Оказавшись на дне яра, заполненном талою водой и выстланном гниющим валежником, остро пахнущим прелой древесиной, он вдруг испуганно вскрикнул. Отпрянул. Повалился навзничь. Чураясь, зареченец пополз спиной назад, разрывая лаптями ковёр из палой хвои и слежавшейся листвы. Спугнутое криком Карася вороньё, хлопая крыльями, неохотно поднялось с земли. Отяжелевшие птицы расселось по ближайшим веткам, оглашая окрестности громким граем. Ведомые Пантелеем гриди, встревожившись криком проводника, ссыпались по склонами оврага. Настороженно вглядываясь в дебри леса, воины опустили древка копий. Недовольное прерванным пиром воронье, возмущённо каркая, впились в непрошенных гостей чёрными, беспокойно мигающими бусинками глаз. Однако улетать не спешили. Пернатые падальщики не хотели оставлять добычу. Выжидали.
Пантелей помог подняться крепачу, и оба уставились на что-то, скрытое от остальных навалом бурелома. Всеволод, передав поводья Ярки одному из воинов, протолкнулся между десятником и болотником. Глянул наземь, на то, что, не отрывая взгляда, рассматривали Пантелей с Кузьмой и вдруг почувствовал, как воздух покидает его грудь, с тихим свистом проходя сквозь зубы.
Существо, лежащее на палых ветках, имело в себе росту с дюжину локтей не меньше. Настоящий великан. Строением напоминая гротескного, длиннорукого человека, гигант не был им наверняка. Вытянутый и худой, с впалыми боками, покрытыми свалявшейся облезлой шерстью, он уткнулось мордой в нерукотворный проруб, образованный сплетением хворостин. Обвислый «коровий» хвост с метёлкой безвольно покоился между кривых ног. Седые космы на выпуклом затылке, разметавшись, плавали по поверхности воды, скрытой под навалом падёжа, а витые мощные рога нацелились острыми концами в склоны балки.
Всеволод, кашлянув, прочистил горло.
– Вятка, Нимир, быстро ко мне!
Кметы отделились от остальных и, подойдя к воеводе, замерли, тараща глаза на труп лешего у его ног. Один из гридей суеверно сложил на руке пальцы в знак, охраняющий от сглаза.
– Ты, Вятка, лучше всех читаешь по следам, проверь, откуда этот ёлс притопал. Нимир, прикроешь его.
Труп был свежим, и Всеволод не стал напоминать об осторожности. Без лишних слов было понятно, что тот, кто расправился с лешим, все ещё может быть поблизости
– Остальные в круг. Щиты в землю. Видогост, соглядатаев на уступы.
Даже сейчас, поглощённый страшной находкой, Всеволод удовлетворённо не без гордости отметил, что ежедневная муштра не прошла для его дружины напрасно. Воины действовали быстро и умело. Не досчитав и до пяти, он любовался чётким строем воткнутых в землю каплевидных ростовых щитов. Блестя круглыми умбонами, они образовали вокруг поляны правильное кольцо, ощетинившееся наконечниками копий.
– Тпррруу! Тпрууу! Зараза! Легче, окоянец!
Тютюря, натягивая поводья, пытался сдержать своего сивку, верхом спускаясь по откосу. Песчаный склон раздола осыпался и сползал под копытами коня, заставляя жеребца высоко задирать бабки и беспокойно крутить головой.
– А, чтоб тебя! Бзыря! Танцор чёртов!
Взгляд Калыги упал наземь. Замер. Глаза опричника широко раскрылись.
– О боги, Радогост и Боярагда, что это за стервь такая?
– Ёлс, лесовик, зыбочник, леший, борута. У него много имён. Некоторые даже называют пугалищем и предпочитают думать, что его существование всего лишь бабьи сказки, – сухо бросил Всеволод, наклонившись и рассматривая покрытые бурой коркой струпья, на спине трупа. Расхлёстанные глубокие раны, идущие группами параллельных линий, начинались у левого бока и заканчивались на середине правой лопатки, образуя сложный абстрактный рисунок из засохшей крови. В том, что это следы когтей, Всеволод не сомневался. Как и в том, что свежие, влажные выбоины на коже существа, несомненно, были работой воронья. Удивление вызывало только отсутствие на теле других отметин: следов волчьих или медвежьих зубов, укусов упырей и прочих трупоедов. Видимо пал лесовик совсем недавно и, укрытый на дне глубокого яра, ещё не успел привлечь крупных хищников. Всеволод продолжал разглядывать труп, пока в овраг спускалась остальная свита Митьки. С ними же был и Пётр. Опричники спешивались, ворчали из-за непредвиденной остановки и вразвалочку подходили к своему атаману, чтобы замереть с раскрытыми ртами. Княжич, увидев лешего, смертельно побледнел, но более ничем не выдал своего испуга. Всеволод, заметив это, одобрительно кивнул. В груди у воеводы шевельнулось чувство, очень похожее на гордость. Из мальчишки, при должном обращении, все ещё мог вырасти настоящий князь.
В отличие от глазеющих во все глаза опричников, воины из дружины, старались держаться от ёлса как можно дальше. Не стремились заглянуть на дно заполненной талой водой и вакорьем ямы, не спешили подходить к воеводе с приспешниками, образовав вокруг них пустующее пространство. Причина этого была проста. Некоторым кметам уже доводилось встречаться с ёлсами, защищавшими свои угодья. Смотрители леса безжалостно наказывали тех, кто глумился над природой и осквернял её альковы. В казармах, из уст в уста передавались слухи о безудержной ярости стражей пущи, разрывавших людей узловатыми руками, о насылаемых ими мороках, оживавших деревьях и зверье, повиновавшемся воле козлорогих. Слухи, которые заставляли даже потомственных горожан, а не только выходцев из укрытых в дебрях селений, относиться к лесному духу с уважительным почтением, почти благоговением. И вот теперь, один из повелителей леса лежал у ног людей безмолвным хладным трупом, что вызывало в сердцах и умах воинов смятение. Кто убил лесовика? Кто смог отважиться на это? И, что главное, – у кого достало сил? Подобные вопросы, несомненно, вертелись в головах у гридей, но оставались без ответа. Да и сам воевода задавался ими, ловя на себе встревоженные взгляды воинов. Меж людей пополз приглушённый, смердящий запахом суеверного страха, шепоток.
В этот самый момент на поляну вступила Врасопряха. Ведьма. Ксыр, идущий впереди неё, без особого усилия протиснулся сквозь неплотное кольцо воинов, протаривая дорогу для своей хозяйки. Волховуша, шедшая следом, кинула быстрый взгляд на труп. Склонилась.
– Нужно его перевернуть, – сказала она, не глядя на Всеволода, но вне сомнения обращаясь именно к нему.