Читать книгу Я не верю в анархию. Сборник материалов - Егор Летов - Страница 2
Егор Летов: Одиночки опаснее для социума, чем целое движение…
ОглавлениеВОПРОС: Что такое рок?
ОТВЕТ: Рок по сути – не музыка и не искусство, а некоторое религиозное действо – по типу шаманизма – которое существует, дабы утвердить определённую установку. Человек, занимающийся роком, постигает жизнь, но не через утверждение, а через разрушение, через смерть. Шаманство здесь ритм, на который накладывается импровизация. И чем больше шаманства, тем больше рока. И, наоборот, если над шаманством начинает преобладать искусство, музыка – то рок умирает.
В: Если таким образом рассмотреть историю мирового рока?
О: Получается несколько ветвей. Рок изначально – животная музыка, форма потока сознания. Сначала рок-н-ролл, затем – психоделия 60-х: ТНЕ DOORS, GRATEFUL DEAD, JEFFERSON AIRPLANE – из них вышел фактически весь панк и пост-панк. За психоделией начинается момент осмысления, формализации – KING CRIMSON и др. – рок умирает. Эта линия достигла пика к середине 70-х, и в результате – как протест – появляется американский панк – RAMONES, N. Y. DOLLS и так далее. В основном всё это возглавили люди, которые были задействованы в той же психоделии 60-х – Игги Поп, Патти Смит. И здесь нужно выдвинуть тезис: то, что общество не может уничтожить, оно хочет съесть. Так же всё происходит с панком в Англии. И не только с панком.
В: Другими словами, Англия постоянно эстетизирует американские первичные грубо-примитивные рок-импульсы? То же самое в хард-роке: в Америке IRON BUTTERLY, GRAND FUNK – особенно ранний, в Анг-лии – DEEP PURPLE, LED ZEPPELIN…
О: Тут дело даже скорее не в Англии, а в природе людей, которые живут везде. Если исходить из Достоевского, то с роком всё получается так: на каком-то этапе у Гессе появилась статья «Братья Карамазовы и закат Европы». В ней был высказан тезис: Достоевский первый пророк некоего движения, чёткого движения, согласно которому человечество делится на два типа: потенциальные самоубийцы (люди, у которых во главе угла своеволие, которые не боятся смерти – «нелюди») и все остальные. Рок в настоящем виде – массовое движение «нелюдей», в нём человек – человек только внешне, а по сути – сумасшедший. То, что сейчас происходит в мире, – своего рода критическая ситуация: энтропия растёт, и назревает апокалиптический момент, после которого либо выживут нелюди, либо наоборот. Потом ещё такой момент: если раньше всё это носило понятие моды (в рок вливались массы людей, которые, по сути, отношения к движению не имели), то сейчас всё это встало на свои места. И оказалось, что «нелюдей» очень мало. И ещё относительно рока: он, в общем-то, умер – сделал всё, что было надо. Сейчас остались только одиночки, которые у нас часто даже не знают друг друга, но они опаснее для социума, чем целое движение. И общество борется с этими одиночками – фестивалем, например, который Комарова устроила. Все фестивали уничтожают то, что было создано человеком в борьбе с самим собой.
В: А почему вы, тем не менее, хотели участвовать в этом фестивале?
О: Всё, что остаётся человеку рока – это проявлять свою сущность, природу. Всё, что может «нечеловек» – это быть «нечеловеком». Нужно понимать, что война проиграна, и быть верным своей природе – тем не менее. А природа толкает играть – причём не важно, воспримут это всё или не воспримут… Во всём этом фестивале есть большой элемент попса. И, наверное, я больше на таких фестивалях играть не буду – только в залах где-нибудь на сто человек – своих, которые чувствуют всё правильно. Я смотрел в этом фестивале концерт ВВ – великая команда, а по-настоящему понимают её единицы.
В: Как бы ты хотел существовать, чтобы это не вызывало у тебя внутреннего протеста?
О: Заниматься здесь, в этой реальности творчеством, утверждая свою правду, свою истину, свою систему ценностей. Если цитировать ИНСТРУКЦИЮ ПО ВЫЖИВАНИЮ – свой рок-н-ролльный фронт, в котором каждый на своём месте – Моррисон, Рома Неумоев и прочие.
В: В начале нашего разговора ты сказал, что рок-человек постигает жизнь через смерть. Какая здесь складывается система ценностей?
О: В моем понимании рок – это движение античеловеческое, антигуманистическое, – некая форма изживания из себя человека как психологически жизнеспособной системы. Человек – это существо, которое наделено логическим сознанием – и в силу этого не может жить ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Поэтому он погружен в прошлое или в будущее. ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС живут только дети.
В: То есть позитив здесь таков: рок и особенно панк утверждает человека, точнее, «нечеловека» – ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС?
О: Да. Если появляется абсолютное знание, человек уже не может жить. Его или трамвай задавит, или ещё чего-нибудь. И если «человеческое» искусство утверждает жизнь – продление рода и т. п., то рок утверждает самоуничтожение – как некий путь к Богу, высшее познание. Отсюда – особая шкала добродетелей: в частности, ненависть к «человеку» в себе.
В: Можно ли считать самоубийство абсолютом этой системы ценностей?
О: В общем-то, да. Хотя на самом деле правильнее, наверное, не самоубийство, а терпение – если его понимать в духе экзистенциалистов. Т. е. человек всё сознает, но всё же живёт, что-то делает. Это гораздо круче.
В: Панк в России имеет особую форму, миссию?
О: Панка в России нет. Панк у нас – атрибутика. Как на этом фестивале: всюду ходят огромные толпы людей с гребнями и пр., а сути нет… Когда я говорил с людьми из тюменского общества «Память», они заявили, что, по их мнению, всё крупное и духовное рождается в России. На самом деле у нас единого движения нет и быть не может. Единицы есть – ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ, ПУТТИ, ДК – причём они друг друга могут и ненавидеть. На Западе действительно существует реальное единое движение, а у нас всё обычно болтается на уровне символики.
В: Твое отношение к Свинье?
О: Очень плохое. Это как раз типичный представитель «человека». Рок – это когда всё до конца: живёт – так живёт, нет – так нет. А Свинья наоборот: вроде бы живёт, а вроде бы и нет… Рокер – чрезмерно живой человек, в смысле ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, как ребёнок или зверь. В этом плане замечателен Коля Рок-н-Ролл: он может сегодня говорить, что – правый, завтра – что он левый, а когда выходит на сцену, он способен полоснуть себя бритвой – так, что кровь потечёт – если почувствует, что в ту секунду это нужно. Он совершенно вне рассудка, вне инстинкта самосохранения.
В: Как в этом аспекте соотносятся панк и пост-панк? И кого бы ты к ним отнёс?
О: Панк – EXPLOITED, GBH, UK SUBS, SEX PISTOLS, у нас – ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ, ВТОРОЙ ЭШЕЛОН, мы, Манагер, АНАРХИЯ, новосибирские ПИЩЕВЫЕ ОТХОДЫ, ПИГМЕИ, ПОГО. Пост-панк – BIRTHDAY PARTY, CURE, у нас – ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ, т. е. Янка и её группа. Тут такой момент: если панк состоит из действительно естественных, животных инстинктов, то пост-панк – это люди, которые поняли, что они не могут жить ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. А хотелось бы. Поэтому пост-панк – это музыка очень больная.
В: Что ты думаешь о БГ?
О: В общем-то, умный человек. Но: зачем снимать? Конечно, хорошо для совдепа тиражировать Болана, Моррисона, но ведь иной раз – чистые подстрочники, и музыка – в ноль. «Сергей Ильич», например, снят с «CAT BLACK» Т. RЕХ вчистую. А то, что он делает сейчас, мне вообще совершенно не нравится.
В: Петя Мамонов?
О: ЗВУКИ МУ мне нравились, но когда я стал говорить с Мамоновым, то очень обломался. Он сразу понял, что я имею в виду, и ответил так: есть некие рамки человеческого, и что за ними лежит, человеку знать не дано. За ними агония, депрессия (JOY DIVISION, THE DOORS). И это плохо. Нужно быть счастливым в человеческих рамках и за них не вылезать. За выход за рамки платишь смертью. JOY DIVISION – это нечеловеческое – и поэтому это нехорошо. А Пушкин – человеческое – хорошо.
В: Очень похоже на Липницкого… Как тебе, кстати, его труды?
О: Это ужас. Русский рок пошёл от Галича – это ужас… ЗВУКИ МУ вообще, мне кажется, довольно мелкая группа – скажем, в сравнении с ДК. ДК – это действительно нечто выдающееся.
В: А ВЕСЁЛЫЕ КАРТИНКИ?
О: В общем – нравятся. Хотя они академичнее ДК, это уже шаг в сторону музыки.
В: Как правильнее осуществлять идею «неискусства» в роке: через атональность или через динамически-примитивный рок-н-ролл?
О: Всё равно… Хотя, вообще говоря, нужна свобода, а в атональности её больше. Есть свобода слажать, например, и поэтому нет страха слажать.
В: Но атональность хороша, наверное, как импульс внутри художника. А рок-аудиторию, быть может, скорее, раскачал бы сильный драйв?
О: Христос говорил: имеющий уши, да услышит. Кто слышит соль атональности, тот её и слышит. Двери её восприятия для него открыты.
В: А какую тогда роль играет драйв?
О: Абсолютную.
В: А атональность его не разрушает?
О: Нет. Атональность-то и даёт драйв. Например, EINSTÜRZENDE NEUBAUTEN.
В: Лучший альбом ГО?
О: Тривиально: мне кажется, что лучшее впереди. Сейчас в Ленинграде мы будем записывать новый альбом «Армагеддон-попс» – судя по материалу, будет, наверное, – самый сильный. А из тех, что уже записаны, лучший, наверное, – «Мышеловка». Наивный, но очень живой. Дальше у ГО какой-то мрак начинается.
В: Маркузе нравится?
О: Очень нравится. Но он – странный человек: писал, писал, а потом в последней работе вдруг сказал: всё, что я раньше писал – это поебень всё. Философ, что сделаешь… Наверное, столкнулся с маем 68-го и испугался.
В: Почему центром притяжения нашего панка стала Сибирь и особенно Новосибирск?
О: Не знаю… Наверное, такое объяснение: европейский человек (Москва, Ленинград) в основе своей всегда либо сноб, либо попсовик. А в Новосибирске был Академгородок такой. И там власти где-то в середине 60-х решили провести эксперимент: что будет, если взять всех вундеркиндов и свезти в одно место. И получилось: сразу все стали писать в защиту Синявского, женщины вставали с плакатами за секс и т. д. И потом: может быть, от сибирской наивности там движение с самого начала воспринималось не как модная атрибутика, а как идея.
В: А в Москве-Ленинграде слишком много логики?
О: Здесь важна даже не логика, а просто внешний момент. Это просто очень «человеческие» города и поэтому в мировоззрение их населения вмешивается много «человеческих» дел. Когда живётся слишком хорошо, всегда начинаешь неуёмно хвататься за «человеческое». А сибирскому человеку терять, в общем, нечего.
Москва, туркомплекс «Измайлово»,
2 декабря 1988 г.
УР ЛАЙТ № 5 (23). Стр. 37–39