Читать книгу Вторая заповедь, или Золотой венец прокуратора - Егор Убаров - Страница 5

«Прокуратор долго не мог заснуть. Влажная и жаркая иерусалимская ночь, казалось, вцепилась в тело Пилата всеми своими влажными щупальцами. Но вот ему удалось ненадолго уйти в полудремное забытье. И тут вдруг, как гром среди ясного неба, раздались гулкие тяжелые шаги. Каменные балаты пола дворца ловили эту тяжелую поступь и отбрасывали ее громовые отзвуки до самых отдаленных комнат…

– Кто? Кто здесь? – воскликнул разбуженный Прокуратор.

– Это я, игемон, не волнуйтесь! – раздался знакомый безликий голос помощника.

Пилат неуверенной рукой поднял подсвечник, отводя его то влево, то вправо перед собой, силясь разглядеть фигуру говорящего. Загадочные блики огня выхватили из темноты странный рисунок – силуэт сгорбившегося под тяжелой ношей человека.

– Афраний, что с вами? Кого вы сюда притащили?

– Я сделал все, как вы приказывали игемон! Я… я спас его!

– Кого вы спасли, черт бы вас побрал совсем?

Оторопевший от ужаса человек, который как тяжелый куль, почти без сознания возлежал на спине помощника, силился изобразить на лице нечто, похожее на учтивую улыбку…

– Это же он! Он – Иуда из Кириафа, игемон! А вот и его кожаный кошель с сребрениками. Их ровно тридцать… как вы и говорили. Больше при нем не было ни гроша, мы хорошенько его обыскали!

Человек на загривке Афрания согласно закивал косматой черной шевелюрой.

Пилат на секунду обомлел. Затем собрался с силами, твердой рукой поставил подсвечник обратно на прикроватный мраморный стол и так же твердо, спокойно и тихо произнес:

– Вы идиот, Афраний! И вы… уволены!»

…

«– Да я бы на его месте и сам так сделал, Сергеич! Приказывал спасти Иуду христопродавца? На тебе, прокураторское величество, получи и распишись!

– Согласен с вами, Егор Алексеевич. Пилату в романе вообще свойственна манера выражать свои мысли и даже приказы языком Эзопа. А это весьма темная материя, со своими подводными камнями. По-видимому, Афраний все же обладал редким даром угадывать суть "пожеланий" Прокуратора. Ошибок и разночтений здесь быть никак не могло, мой друг. Любой внимательный читатель имеет возможность не раз убедиться в этом, знакомясь с текстом загадочного повествования о давней палестинской истории в авторской версии художника Михаила Афанасьевича Булгакова.

И все же, как нам известно, сюжетная линия романа пролегла совсем по иному руслу, коллега. Весьма не весело и абсолютно не карикатурно и…без единого намека на фарс.

И, увы, не только романа…»

(Ваня Бессонов «Понять Прокуратора»)

«Вам не показалось, дорогой коллега, что некоторые абзацы так называемых "палестинских" глав романа "Мастер и Маргарита" порой чрезмерно изобилуют… неудобочитаемыми строками, рублеными фразами, некоей тавтологией и… безыскусно подобранными сравнениями. Вернее – вообще без них! И даже без какой-либо попытки внятно донести суть описываемых явлений до читателя?! Эта же необъяснимая странность касается и диалогов и размышлений героев! Прилагательные и даже глаголы – совсем не емкие и, по сути, не только не ведут к раскрытию всего сюжета в целом, но и воспринимаются нами, читателями, вовсе как… лишние, чуждые на страницах произведения.

Вот, например, Пилат обронил случайное слово или высказал туманный намек на какое-либо обстоятельство. Мы начинаем задумываться над этими строками, в надежде получить ответы из дальнейших глав повествования! Но эти ожидания так и остаются… неудовлетворенными.

Автор романа уже никогда не возвращается к этим "случайным" проговоркам. Он как будто даже уже и забыл об этих строчках, оставляя нам мизерные надежды на расшифровку непонятных (или понятных лишь ему одному?) сентенций…

В такие минуты читатель вправе с досады даже попенять писателю за такое легковесное и несерьезное отношение его, писателя, к элементарному читательскому интересу. Ведь прочитав и услышав от Автора "А", мы вправе обрести и…"Б"! Объективный и логический завершающий аккорд! В конце концов, это даже элементарная дань учтивости по отношению к объективным принятым правилам общения с читателями литературного произведения. Разве не так, коллега?

Так что же это? Результат сильной внезапной спешки писателя, учитывая трагические и скорбные обстоятельства последних лет жизни самого Михаила Булгакова? Но отчего… и по какой причине? Всех предыдущих десяти лет оказалось крайне мало, чтобы привести конструкцию фраз в оптимальные художественные рамки? Мастер попросту не озаботился такими мелочами? Не правда ли, странно, Георгий?

Как это все не вяжется с изумительно подробной манерой изложения мельчайших деталей повествования в "московских" главах. Здесь мастерски и скрупулезно писателем прописано все: от диалогов и до мотивов тех или иных поступков героев! Додумывать и догадываться о каких-то "тайных" скрытых мотивах сюжетной линии для нас нет здесь уже никакой необходимости.

Так может быть наиболее вероятна и вполне объяснима совсем другая версия: воодушевленные романом счастливые литературоведы и ценители творчества Мастера Булгакова, излишне вольно и искусственно объединили некоторые части текста романа, подготавливая его к широкой печати?! Не понимая и даже не догадываясь о важной значимости для смыслов всего произведения, некоторых фраз и, может, даже… отдельных слов?!

Вот и выходит так, господин журналист, что такая весьма популярная характеристика романа, как "компиляция" – все же имеет под собой реальное основание! Если только не забывать о том важнейшем факте, что этот эпитет относится вовсе не к смыслам самого романа, а к манере исполнения отдельных глав и их частей в процессе редакции и подготовки к изданию.

Да, мой друг, тут есть о чем серьезно подумать и чем озаботиться, принимая на себя нелегкий труд, не только проанализировать данное произведение, но и еще попытаться дать нашу с вами оценку главному замыслу романа Михаила Афанасьевича!

Поверьте мне, Георгий, что факт такой необъяснимой на первый взгляд неаккуратности автора, как раз и объясняет множественные разночтения сути романа!

Ведь волшебным "золотым ключиком", соединяющим главы и части произведения "Мастер и Маргарита" в единое целое и воссоздающим утраченные, казалось, навсегда "смысловые мосты", обладают… увы, немногие, коллега!»

– Вы правы, профессор! Можно ли адресовать все справедливые читательские упреки в недосказанности самому автору – Михаилу Булгакову? Создается такое впечатление, что перед выходом из печати над текстом рукописи кто-то основательно «поработал». Вплоть до ощущения примитивного изъятия из романа части фраз и целых абзацев?! И эта некоторая повторяемость слов и частей речи – тому свидетельство.

Но ведь произведение «Мастер и Маргарита» написано не учеником начальных классов гимназии! И вот получается, что, как только читатель начинает хоть что-то ясно понимать и стараться увидеть продолжение логической цепочки, тут… действие или реплики внезапно обрываются. Или даже… продолжаются, но уже как будто в новом варианте?! Логика событий, тайного сговора и неясных намерений Пилата и Афрания – нарушены!

– Роман готовился к печати вдовой писателя, Еленой Сергеевной, а также группой молодых талантливых ценителей творчества писателя и даже… одним прославленным советским поэтом. Но вероятно, что к этому приложил руку и кто-то еще, не названный…

Вот поэтому я и думаю, что кажущиеся искусственно воздвигнутые недоразумения в тексте – они и есть последствия вполне обдуманных действий участников-составителей, а может, и кураторов от литературы с самого «верха». Были таковые в наши приснопамятные советские времена.

Вы спрашиваете: с какой целью роман был препарирован столь странным образом? Да с той самой, чтобы любая, вполне логическая и подтвержденная недвусмысленными цитатами героев версия, все же никак не смогла бы быть доказательной! Ведь отдельные, ранее явно имевшиеся в романе звенья возможных вероятных версий, они – просто отсутствуют. А ориентироваться лишь на свои личные ощущения – дело весьма неблагодарное и отдает излишней самоуверенностью! Позволить себе самостоятельно править автора? – Такой чрезмерный «фанатизм» адептов романа никак не уместен в конкретном случае! Ведь фамилия автора на обложке романа – Булгаков Михаил Афанасьевич – большая личность, умница и тонкий знаток скрытых человеческих страстей.

– И все же в ваших словах чувствуется некий намек, профессор…

(«Ночные беседы с Профессором», записки журналиста)