Читать книгу По ту сторону дороги - Екатерина Андреева - Страница 10

– Нянечка, ты же нам не врешь? Ты все как по правде рассказываешь? – спросила маленькая Сэм. Ее глазки округлены от любопытства, а сама она сжалась в комочек от страха, в тайне надеясь, что все рассказы – лишь обычные страшилки.

– Конечно, Саманта, я вам правду только и говорю. Лучше знайте все о Пустоши, и больше никогда мне вопросы о ней не задавайте.

– Но какой же самый страшный секрет? – подала голос Алиса. Ей тоже страшно, но малышка храбро терпит и старается выглядеть уверенной.

– А самый страшный секрет, девочка, в том, что Пустошь не зря имеет имя. Она как живое существо: дышит, питается, растет. Многие не верят, но я точно знаю, что она еще и разумна. Да-да, она умнее, хитрее нас. Я уверена, что она даже может думать…

В далеком-далеком королевстве жили-были король с королевой. Их любили и уважали люди, они жили в мире и счастье. Но одно омрачало их покой – у короля с королевой не было деток. И решили они тогда отправиться на поиски в дремучий лес, хозяином которого был страшный и хитрый дракон. Он знал о желании Их Величеств и захотел обмануть их. Он даровал правителям маленькое дитя, ничего не прося взамен. Король и королева растили его как своего собственного, но не знали они, что ребенок, порожденный драконом, никогда не сможет превратиться в лебедя. И чуть было не разрушил он королевство, и был изгнан обратно в дремучий лес. Но вспомнит ли дракон, что это его дитя? Или обрушит злобу и заставит дикие заросли уничтожить бедного ребенка?

Вспомнит ли Пустошь, что я отсюда? Правда о моем прошлом пугала, но сейчас как будто становилась единственной надеждой. Эта сказка – моя история, за которую приходится хвататься, как за спасительную соломинку. Лишь бы только она не оказалась чересчур хрупкой и не обломилась в самый неподходящий момент.

Не знаю, сколько я уже иду. Ноги гудят и протестуют, но мне просто страшно остановиться. Кажется, пока двигаюсь, ничего плохого со мной случиться не может.

Здесь все по-другому, совсем не как в Городе, словно я попала в совершенно новый мир. Дорога мягкая, широкая, кое-где еще остались выбоины от колес машин, на которых передвигаются охотники. Даже в темноте я могу их различить, эти продавленные борозды, напоминающие о том, что позади существует целая вселенная.

Здесь другие запахи. Они немного опьяняют – слишком сильные и насыщенные: травяные, древесные, сладковато-цветочные, а еще различаю немного горьковатые. Все и не разобрать, а я ведь еще даже не вошла в лес. Тут все окутано этим парфюмом. Иногда мне хочется чихнуть, но я боюсь произвести слишком громкий шум, так что периодически приходится зажимать нос. Ничего, это просто с непривычки. В Городе никогда так не пахло. На самом деле я даже не знаю, какой у него был запах, словно его и вовсе не существовало.

А еще здесь нет тишины, которой я ожидала. Вся округа оглушается различными звуками. Что-то шелестит, ухает, чирикает, стрекочет, хлюпает. Иногда вдалеке слышится что-то вроде хрюканья или цокота копыт, пару раз откуда-то из-за холмов раздавался приглушенный вой. От него у меня мурашки поползли по коже. Но, несмотря на все это, я не видела никакой живности, даже птиц или насекомых. Будто вокруг меня жизнь, на которую мне не дозволено смотреть. Удивительно. Немного жутковато, но на самом деле мне нравится. Почему о таком нам не рассказывали? Все эти земли принято считать мертвыми, убитыми, но на деле – тут жизни больше, чем в самом Городе.

Дорога повела на подъем. Небольшой холм тянулся к сияющему небу. Оно тоже здесь другое, испещренное паутинками созвездий. Они плывут, шепчутся, обсуждают нового жителя Пустоши. Небо бездонно, наверное, как черный океан, хотя я его видела только на картинках.

Эта возвышенность – последнее место, с которого я могу попрощаться с белыми стенами. Отсюда Город еще виднеется, а после спуска он для меня исчезнет. Не хочу плакать, но хочу посмотреть. Последние метры я поднимаюсь спиной, упершись взглядом в серые очертания нашей крепости. Город выглядит странным островом посреди лесного моря. У него до тошноты правильная круглая форма, дома – как кубики, а башня – как сторожевой пес. Все замершее, словно неживое. Он кажется мне бесчувственным, холодным, равнодушным ко всем, кто находится снаружи, и даже к тем, кто прячется внутри. Какой странный вид! Но это все равно мой дом. Там осталась моя семья. Я словно могу почувствовать их тепло. К горлу подступает ком, уже который раз за последнее время. Пытаюсь прошептать «прощайте», но получается только «до свидания». И я навсегда отворачиваюсь. Но то, что раскинулось подо мной, то, что прятал за собой холм, заставляет меня невольно отпрянуть. Мне становится дурно, я боюсь, а точнее, просто не могу пошевелиться.

Эта часть Дороги бежит вперед и снова упирается в небольшую возвышенность, и все это место напоминает кладбище, заброшенное поле бойни. Раскуроченные машины, уже покрывшиеся рыжим налетом, валяются по разные стороны, перевернутые или застрявшие в канавах, с разбитыми глазницами окошек и выгнутыми боками. Маленькие железные уродцы. А рядом с ними разбросаны человеческие кости, число которых вряд ли кому-либо удалось подсчитать. Они повсюду: наполовину засыпанные землей, песком, увязшие в этой желто-коричневой кашице. Постепенно Пустошь погребает их в самой Дороге. Кое-где виднеется брошенное оружие, но вряд ли оно уже когда-либо сможет стрелять. А посреди всего этого высится белый знак на деревянном столбике. Красная надпись на нем гласит: «Время четвертое с начала нового мира. Победа священного Закона. Вовеки пусть процветают Объединения!»

Так это кладбище периода Охоты? Я никогда по-настоящему не задумывалась, как проходили операции по преследованию изгнанников. Все это не представлялось мне таким… таким отвратительным. Все было проще. Охотники уезжали, чтобы защитить Город от возможного нападения со стороны Теней, они предупреждали реальную катастрофу. Так мы всегда считали, так нас учили в школе, так нам говорили дома. Но здесь это выглядело обыкновенной бойней. Сколько крови впитала земля?

Неудивительно, что Пустошь отвечает тем же, мы сами подкармливаем ее. После того, как были построены стены и созданы Объединения, Советами были приняты новые исчисления времени. Каждые пятьдесят лет начали составлять один период, получавший в хрониках свое особое название, отражавшее его отличительную особенность: времена Объединения, Благополучия, Чистки, Охоты и нынешнее – Безмятежности. И сейчас, в четырнадцатом году этого пятого периода, подобные меры не должны считаться нормальными. А что если все продолжается до сих пор? Я знаю, что охотники иногда выезжают за стены, но продолжают ли они так же безжалостно уничтожать людей? Ноги не удержали меня, и я опустилась на землю. Около Дороги трава и деревья были когда-то выжжены, и сейчас они понемногу затягивали свои раны зеленой вуалью. Но сколько времени понадобится этому месту, чтобы скрыть трагедию? Даже отсюда я вижу, что черепа не одинаковые, краем глаза замечаю совсем маленькие, но не хочу смотреть в их сторону. У меня немного кружится голова, не представляю, как смогу пройти через этот участок пути.

Не знаю, сколько прошло времени с момента моего ухода от ворот, но вокруг все постепенно приобретает серый оттенок. Откуда-то издалека медленно вылезает солнце. Не хочу двигаться, хочу дождаться рассвета, который убедит меня, что все будет хорошо.

Меня слегка знобит и клонит в сон. Ни тело, ни сознание не могут больше выносить меня. Думаю, скоро они сообща от меня избавятся. Ох, как же тяжело соображать! Но нужно просто потерпеть. Это время между луной и солнцем самое тяжелое, самое тихое, самое дурманящее. Я забиваю себе голову всякой ерундой, борясь со сном. Мне плохо, иногда даже мерещится, что вокруг собралась толпа призраков, и я понимаю, что нахожусь где-то посередине между явью и бредом. Наконец, румянец расползается по небу, и сразу становится легче. Я никогда еще не видела такого рассвета! Да, как самому рано пробуждающемуся жителю Города, мне приходилось уже наблюдать всю прелесть утреннего солнца с высоты башни, но здесь все как будто было по-другому. Шире и ярче. Розовые всполохи разожгли голубизну, проявившуюся из-под серебристой тени, оранжевый огонь подпалил горизонт. Все алело и зачаровывало; лес покрывался золотой пыльцой, и туман, клубившийся где-то между деревьев, испуганно отступал. Ни ветра, ни звука, ни движения.

Солнце вселило в меня немного смелости, и я спешно пошла через место бойни. Точнее, не пошла, а почти побежала. Иногда я замечала, что на костях что-то ползало, но даже не собиралась приглядываться. На середине пути мне уже стало плохо. Ну почему я не спортсмен? Снова какой-то зверь разрывал мне грудную клетку. Ладно, быстрый шаг – это тоже неплохо. Краем глаза я подметила валявшиеся на земле старые пистолеты и проржавевшие ножи. Я чуть замедлилась. Вокруг только Пустошь, суровая и безжалостная, и ни помощи, ни спасения мне в ближайшее время не отыскать. Оружие было необходимо. Несмотря на страх и отвращение, я все же заставила себя поднять длинный нож с этой дороги мертвецов. Пусть он и сияет коричнево-рыжей расцветкой, но все же может пригодиться. Наконец, снова холм, и все осталось позади. Меня тошнило, перед глазами плавали черные круги, но, тем не менее, я чувствовала облегчение и даже радость, покидая это старинное кладбище. Я решила пройти еще немного вперед, прежде чем позволить себе кратковременный отдых.

Припасов мне дали, если растянуть, примерно дней на пять. Довольно щедро. Так же у меня была веревка (и как, интересно, она мне поможет?), фонарик (включить его не получилось), спички (очень даже неплохо), бинт и обеззараживающее средство. Конечно, не густо для человека, которого отправили в Пустошь, но, скорее всего, весь этот набор лишь дань милосердию, ведь никто на самом деле не верит, что я выживу. Я не имею ни малейшего понятия, куда иду. Просто мне кажется, что надо двигаться. Единственный мой план – это найти других изгнанников, но даже не представляю, как мне это удастся. Я надеялась, что люди, приходившие за Бэном, оставили часть своих друзей в лесу, и те еще не успели сбежать. Может, я смогу отыскать их.

За день не произошло ничего странного или пугающего. Пустошь пока не кажется мне такой уж жуткой. Может, все страшилки про нее полная чушь? Очень хотелось бы верить. Единственная проблема – невыносимая жара. Никогда бы не подумала, что здесь может настолько раскалиться воздух. Как будто в пустыню попала. Дышать тяжело, иду я медленно, и все мои мысли только о воде. Боюсь, что при такой погоде мои запасы жидкости расточатся слишком быстро, и тогда придется углубиться в лес, чтобы найти хоть какой-нибудь ручеек. Я не охотник и не следопыт, и я без понятия, как буду это делать. Не хочу думать о завтрашнем дне или о вчерашнем. Все, что есть – это сейчас. И различные звуки из леса напоминают мне о том, что не стоит терять бдительности. Пустошь пока присматривается ко мне, но очень скоро, я знаю, она решит поиграть.

Вечер. Ночь. Утро. Второй день я передвигаюсь вне стен Города, и (с ума сойти!) я все еще жива и все еще сохраняю остатки своего разума! Не могу не радоваться, хоть и боюсь поспешного ликования. Но, черт возьми, я ведь действительно еще дышу! Сжимаю в кулаке мордочку деревянной лисицы, а потом быстро подношу ее к губам. «Спасибо, Трой!» – проносится в голове. Я верю, верю, что это его сила помогает мне двигаться дальше. При воспоминании о доме становится больно. Как ни стараюсь, я все еще не могу отпустить его, хотя так было бы правильнее.

Вид Дороги постепенно начинает мне надоедать, она однообразная и непрерывная, да еще и солнце поджаривает макушку. Кажется, вчера мне слегка подкоптило лицо, потому что под глазами и на носу беспрерывно жжет. Я часто кидаю взгляд на тени между деревьями, но все-таки не иду туда. Лес до сих пор кажется огромным пугающим существом, и мне пока сложно привыкнуть к его соседству. А еще сегодня я чувствую странный запах, совсем легкий, едва заметный, но он все-таки есть. Немного напоминающий металл и в то же время какой-то газ. Вокруг ничего не изменилось, но этот запах продолжает преследовать меня. Не хочу даже думать о том, откуда он берется. Хотя, наверное, стоило бы.

Ха! Третий день, а меня еще никто не съел и даже не покусал. Конечно, тело мое все пытается от меня избавиться, но я держу его в узде. Ноги гудят невыносимо, я почти не сплю. Здесь, вдали от Города, лес стал шуметь еще громче, и все эти звуки постоянно напоминают, что я здесь не одна. Иногда мне мерещится, что кто-то наблюдает за мной из-за деревьев, но я знаю, что это просто солнце плавит мой мозг. По крайней мере, хочу в это верить. Я постоянно выбиваюсь из сил, постоянно хочу есть и пить, спина просто разламывается, а мне так и не удалось заметить и следа присутствия в этих землях человека. По-настоящему становится страшно, что я могу остаться одна. Скорее всего, люди есть где-то в лесах, но там можно быстро потеряться, так что пока есть возможность, лучше пойду по Дороге. Этот дурацкий запах стал сильнее, он словно лезет мне в рот, и уже сложно сдерживать подступающую тревогу. В прошедшие два дня кружили какие-то птички, мушки, а сейчас я действительно осталась совершенно одна. Все вдруг куда-то исчезли.

Нужно научиться доверять своим ощущениям, если хочу здесь выжить, и сейчас они наперебой твердят мне о чем-то. Сейчас начинает казаться, что запах – вовсе не газ, а электричество. Я рассматриваю небо – оно чистое, ясное, не предвещающее грозы. Но что-то все равно не так. Ша однажды рассказывала о том, что в Пустоши природа живет по своим законам и что бури тут могут быть на удивление пугающими и жестокими. Надеюсь, эти слова – лишь глупые домыслы.

Полдень. Я вся мокрая от пота, воды осталось только до завтрашнего утра, и то, если буду очень экономной. Не могу заставить себя двигаться. Сил не осталось, и мне становится все хуже от тишины и полного одиночества, мои ноги подкашиваются, и я тяжело опускаюсь на землю.

– Знаете что, – произношу вслух, – идите вы подальше со своим Законом! Вот здесь его нет, и я могу говорить все, что захочу, могу делать все, что пожелаю. Вы все самодовольные тупицы! Посмотрела бы на ваши лица, если бы вы сейчас сидели здесь на этой Дороге! – я злобно кричу куда-то в пространство.

Меня пробирает обида, я не могу понять, как они смогли выкинуть молодую девушку в дикие земли. Неужели в них нет ни капли жалости? Лицо Анны Сесилии Брон всплывает перед глазами, и я невольно морщусь от отвращения. Слышала, ее дочь чуть старше меня. Что бы сказала Брон, если бы ее ребенок оказался на моем месте? Я с гневным криком кидаю первый попавшийся в руку камень в кого-то невидимого. Получите, получите все! Мои руки работают беспрерывно, я бросаюсь мелкой галькой, пылью, пытаясь отомстить за саму себя. Но это быстро проходит, и моя голова опускается на подтянутые колени. «Я не вынесу, не вынесу!» – проносится в голове. Мне хочется застыть в этой позе навсегда, превратиться в камень и больше никогда ничего не чувствовать. Пустошь, если ты в силах, пожалуйста, сделай это со мной! Но она безмолвна. Ей глубоко плевать на мои желания.

В этот момент что-то заставляет меня разогнуться. Какое-то предчувствие, ощущение, внутренний щелчок. Я настороженно оглядываюсь и в поисках опасности поворачиваюсь назад. Мои волосы на затылке мгновенно становятся дыбом, а ужас накатывает с невероятной быстротой. Святой Закон, что это? Оттуда, издалека, на меня, на всю Пустошь движется огромная фиолетово-черная стена. Она напоминает гору, растянувшуюся в обе стороны и отчего-то пришедшую в движение. Внутри нее что-то периодически сверкает, словно клацает белыми клыками, и эта волна ползет быстро, иссиня-черными клубами, как щупальцами, скользя по земле. Я хватаю вещи и срываюсь с места. Лучше не оборачиваться, лучше не оборачиваться! Через пару секунд в спину ударяет резкий порыв ветра, и я едва не спотыкаюсь из-за него. Теперь он дует, не переставая, сильный и холодный, закручивающий пыль в воздухе и царапающий ею мои лицо и руки. Я бегу все быстрее, не замечая боли, спиной ощущая, как волна надвигается все ближе. Солнце теряет свою яркость, этот поток темноты, наверное, высасывает из него жизнь. Я думаю, что все дело в Дороге, ведь все говорят, что она чувствительна к людям. И, надеясь спастись, ныряю в чащу леса.

Я несусь, не разбирая пути. Ветки хлещут меня, как кнуты, ветер завывает между высоких стволов. Сучки́ и листья кружатся все яростнее и то и дело попадают мне в голову. Не могу описать, как мне страшно! Ветер все сильнее, свет почти исчез, все воет и шумит, деревья стонут и трещат, белые разряды освещают лес, как вспышки фотоаппарата. Вдруг с холодным ужасом понимаю, что я ошиблась, свернув с Дороги. Здесь слишком много деревьев, буря может свалить их прямо на меня. Но уже поздно. Я не могу остановиться и все бегу, надеясь заметить хоть какое-либо укрытие. Но я не быстрее бури.

Она заглатывает лес, и сильный безжалостный порыв ветра подбрасывает меня вверх и вперед. Я кричу от страха и боли. Меня кидает прямо на деревья. Все, что получается, так это закрыть голову руками. Меня поднимает невысоко, но этого достаточно, чтобы с силой врезаться в толстый ствол. Правый бок и плечо пронзает болью. Ветер несет мое тело через лес, потом снова роняет и снова заставляет подлететь над землей. Не понимаю, как я еще жива. Мне что-то впивается в ногу, и я издаю истошный вопль. Штаны почти сразу становятся мокрыми от крови, и первые мгновения я не могу вдохнуть от шока. Я пытаюсь уцепиться то за один, то за другой ствол, но они и сами раскачиваются как качели. Руки изрезаны, пальцы немеют от напряжения, когда меня пытаются оторвать от дерева. Над головой гудят и стреляют молнии, без грома, без дождя, чистые электрические кинжалы. Но я ничего не различаю даже при этом свете, вокруг лишь смесь темноты и зелени. Рядом слышится треск. Пару деревьев заваливает наземь. То ли это вина молний, то ли ветра. Не могу знать. Только бы на меня ничего не свалилось! Резкий новый порыв отрывает меня от ствола и с новой, еще более разозленной силой швыряет куда-то в сторону. Я не могу дышать, боль пробирает до костей, мне страшно, я боюсь, что могло сломаться ребро. Рядом еще что-то скрипит, я вижу, как погибает дерево. Оно валится, слегка задевая мое плечо верхними колючими ветками. Это было слишком близко. Яркая вспышка разрывает тьму, наверное, самая яркая из всех, и в землю там, где находится Дорога, вдруг начинают бить сотни зарядов. Словно ее обстреливают с небес. А я все-таки не зря убежала оттуда! Мне страшно, что если молнии попадут в лес, то он вспыхнет, как фитиль. Я зарываюсь под ветками поваленного дерева и закрываю глаза. Меня трясет, как в конвульсиях, и мне не хватает сил даже чтобы вспомнить какую-нибудь молитву. В Объединениях запрещено поклоняться Богу, но сейчас мне особенно хочется верить в то, что он есть. Свет слепит даже сквозь закрытые веки, но все вдруг резко прекращается, и даже ветер стихает. Неожиданно раздается оглушительный грохот. Это даже не гром, это целое его войско, я непроизвольно вскрикиваю, закрываю уши, и снова воцаряется тишина. Мне чудится, что это очередной подвох, но ничего не происходит. Подождав еще несколько минут, я решаюсь выползти из-под ветвей, оставляя на их иголках несколько клочков своих волос. Небо все еще затянуто мглой, но молнии виднеются уже далеко впереди, и, я уверена, там же бушует ветер.

Я устало заваливаюсь на бок. В моей ноге торчит кусок деревяшки, все руки избиты в кровь, одежда во многих местах разодрана так, словно ее зубами рвал зверь, по лицу тоже что-то стекает. Мой рюкзак сильно помотан, но все же цел. Удивительно! Я знаю, что нужно вытащить из ноги эту дрянь, но никак не могу решиться. Мое сердце стучит в неровном диком ритме, дыхание частое и прерывистое, я хватаюсь за деревяшку обеими руками и резким движением вырываю ее. Кричать еще громче, наверное, невозможно. Кровь смачивает штаны, я даже немного писаюсь от боли. Достаю бинт и обеззараживающее средство, разрываю штанину и лью его прямо на рану. Тело будто на куски разрывает. Мне дурно, меня тошнит, я едва соображаю. В горле собирается горечь. Руки почти не двигаются, но мне удается кое-как приладить к ране повязку, не понимаю даже, завязала ли я узел. Меня рвет, перед глазами все плывет, и я падаю на траву без сознания.