Читать книгу По ту сторону дороги - Екатерина Андреева - Страница 9

Глава 8

Оглавление

Бедная девочка потеряла путь,

Бедную девочку к дому не вернуть.

Бедная девочка вовсе не бедна,

Ведь эта девочка Город подвела.

Не вспомнят о девочке семья и друзья,

Потому что Город предавать нельзя!

Неизвестный автор (из рекомендованной литературы для младших классов)


Кажется, я все-таки умерла. Туман свел мое сознание с ума и сожрал мое тело. Только бы Сэм и ша не вышли из комнат! Я с трудом могу думать и едва могу шевелиться, голова гудит, словно меня запихнули внутрь музыкальной трубы. Какие-то обрывки произошедшего, отдельные пазлы никак не соединяются в единую картину. Я даже не уверена, что дышу, не уверена, что налетевшие на меня монстры не вырвали когтями мое сердце. Сжимаю и разжимаю пальцы, боль током прокатывается по руке, и тогда я понимаю, что еще жива. Не знаю, радоваться мне этому или нет. Не могу пошевелиться, что со мной сделали? Нужно открыть глаза, неизвестность еще страшнее. Что-то всплывает в памяти. Вспоминаю, как ударилась об пол, как сверху нависли гиганты с физиономиями троллей. Только бы не тронули Сэм и ша! С трудом открываю глаза, и их сразу режет неестественно яркий свет, белый, пронзительный. Стон вырывается сам по себе, и вдруг рядом раздается знакомый голос:

– Очнулась, наконец.

Где я его слышала раньше? Поворачиваю голову и пытаюсь привыкнуть к освещению. Темный силуэт посреди белых стен. Почему все такое яркое? Дергаю руками, ногами, что-то держит их. Теперь я могу разглядеть – меня связали ремнями, туго впивающимися в кожу, как опасного дикого животного. В панике пытаюсь освободиться, дергаюсь. Эта ограниченность движений лишает меня спокойствия и уверенности. Ощущаю себя подопытным кроликом.

– Перестань возиться!

Резко оборачиваюсь на говорящего, насколько мне позволяют путы. Дмитрий. Мой Аполлон сидит на стуле и устало, но недовольно смотрит на меня. Это знакомое лицо вселяет в меня надежду.

– Дмитрий, привет! – мне стало немного легче. – Что происходит? Помоги мне, пожалуйста!

В его глазах мелькает что-то новое для меня, пугающе холодное и отстраненное, и я с ужасом понимаю, что он не поможет, никто не поможет. Грудь сдавливают подступающие слезы, но я сжимаю кулаки и сдерживаю их.

– Так вот где ты работаешь. На ОБ, значит, – я не смотрю на него, лучше не видеть этого лица, лучше изучать эти странные лампы, этот высокий потолок.

– Да, Лис. Уже давно. И я никогда даже и предположить не мог, что встречусь здесь с тобой при подобных обстоятельствах.

– Зачем я здесь?

– Ты знаешь.

– Нет.

– Ты укрывала беглого преступника и собиралась передать его пособникам. Не волнуйся, все они мертвы теперь. Их показания нам не нужны.

Меня обдает холодной волной. Так просто он говорит о чьей-то смерти, мне становится противно.

– Я ничего не делала, – глупо бормочу я.

– Не нужно, Лис. Не делай все сложнее. Нам известно все. Только я никак не могу понять, зачем ты так поступила? Я всегда считал тебя умной и порядочной девушкой.

– Мне просто стало жаль раненого человека, – уже в который раз я повторила ту же фразу.

– Какая глупость! – в его голосе послышалось презрение. Как? Как Аполлон мог превратиться в такую гадину?

– Ты сама виновата во всем, – продолжал Дмитрий. – А я просто делаю свою работу. Те, кто живет в Пустоши – наши враги, и так будет всегда. Ничто не изменится, и мы защищаем Город от них. Это самое важное правило Объединений. Жаль, что ты его не поняла. Тебя допросят, а потом вынесут вердикт.

Он уже собирался уйти, но я воскликнула:

– Кто рассказал вам? Откуда вы узнали?

– Тот, кто помнит свой долг, и кто будет чтить его, несмотря ни на что. Трой поступил благородно, он спас и тебя, и всех нас!

Дмитрий вышел, а я начала задыхаться. Не верю! Трой не сдал бы меня никогда! Ложь! Бред! Невозможно! Меня захлестывало от паники, слезы лились сами по себе. И эта лампа светила прямо в лицо, словно хотела выжечь мои глаза, и этот ее чуть гудящий звук, и это одиночество. «Трой! – я закричала почти неосознанно. – Трой! Где ты? Забери меня! Пожалуйста, забери меня!» Мне хотелось, чтобы он услышал мой вопль, пришел и сказал, что все будет хорошо. Внезапно дверь хлопнула, и на мгновение я даже поверила, что это он. Но я ошиблась.

– Потише, девочка, зачем же так надрываться? – худая женщина с обветренной сухой кожей, обтянувшей узкое лицо, с черной копной волос, собранных в пучок, в строгом костюме и с черно-кремовой кошкой на поводке, следящей за мной голубыми глазищами. Домашние животные в нашем мире – признак богатства, их содержание требует невероятных средств. Я узнала эту женщину, все в Городе знали это лицо, но та все равно представилась:

– Анна Сесилия Брон, – улыбнулась она, – руководитель отдела безопасности. Я немного пообщаюсь с тобой и затем сообщу тебе вердикт по поводу твоей дальнейшей судьбы.

Все ее движения были изящны, говорила она плавно, но я не сомневалась, что лидер ОБ – это жесткий и расчетливый человек. Тот, кто и нужен на подобную должность.

– А как же суд? – вырвалось у меня.

– Ну, если это так принципиально, то считай, что ты уже на нем. – Я сглотнула, а ее улыбка так и продолжала раздражать мой взгляд. – Твое имя Алиса Кастерли?

– Да.

– А вот и нет.

– Простите?

– Имена твоих родителей Эрик и Наоми Кастерли?

– Да.

– Неправда.

– Да о чем вы? Я не понимаю!

– Имя твоей сестры Саманта Кастерли?

– Да, но что…

– Очередная ошибка.

– Перестаньте!

– Только я могу тут что-то требовать, девочка. Лежи тихо и жди, когда я задам вопрос, – в ее голосе послышались стальные нотки, и я поежилась от дурного предчувствия. – У Эрика и Наоми Кастерли, бравых охотников Города, была только одна дочь – Саманта. А ты – другая кровь.

«Другая кровь!» – слова Сэм всплыли откуда-то из глубины памяти, то, как она кинула эту фразу мне в лицо. И вот сейчас то же самое. Я приемная? Не может быть! Сестра и ша знали? Здесь все пытаются обмануть меня!

– Это ложь, – мой голос прозвучал уверенно.

– Твои родители, биологические я имею в виду, Дэвид и Катерина Макклейн. Они были Тенями и всю свою жизнь провели в Пустоши. Насколько мне известно, они и родились там, так же, как и ты. Во время охоты Дэвид и Катерина были убиты четой Кастерли, и Наоми проявила жалость, – она бросила на меня многозначительный взгляд, – и забрала младенца к себе. Она боялась, что никогда не сможет иметь детей. Тебя вбили в систему, метки на твоей руке не было, ведь ты никогда не жила в Объединениях, так что никаких проблем не должно было возникнуть. Хотя я предупреждала их обоих, что таковые однажды произойдут, ведь у тебя изначально подпорченная кровь. Ну, вот и доказательство моей правоты! Ты на допросе в отделе безопасности и обвиняешься в позорнейшем и удручающем преступлении. Хорошо хоть, Эрик и Наоми этого не видят.

Меня словно бросили в кипяток, а потом резко в холодную воду, казалось, что я разваливаюсь на атомы и больше никогда не смогу соединиться вновь. Одни мои родители убили других моих родителей, а потом сами погибли в Пустоши? Мне не удалось сдержать нервный смех. Это слишком много для одного человека. На мгновение показалось, что меня вырвет.

– Так, Алиса. Мы разобрались с твоей личностью, давай поговорим о том, что ты натворила.

– Почему вы не можете просто оставить меня? – я еле шевелила губами.

– Итак, я хочу получить лишь пару ответов. Зачем ты позволила изгнаннику войти в дом?

– Он истекал кровью, умирал, вам же, наверняка, уже все известно, – устало повторила я.

– Да, разумеется. Это всего лишь формальности. Он тебе что-нибудь рассказывал про Пустошь или об изгнанниках?

– Они могут ходить во время Тумана.

– Да, это уже не новость.

– Это все.

– Надеюсь, Алиса, ты понимаешь, что находишься не в том положении, чтобы скрывать что-либо. Ложь только все усугубит. Ты говоришь правду?

– Он больше ничего мне не говорил.

– Что ж, ладно. Почему ты решила впустить в дом его сторонников?

– Они хотели уйти обратно за стены.

– И ты могла позволить бежать преступникам?

– Я не слышала, что бы они что-то нарушили.

– На них метка, этого уже должно быть достаточно. Ты все прекрасно понимала, но готова была их отпустить.

– Я просто пожалела…

– Не стоило.

– Мне уже говорили.

– И правильно делали. Я полагаю, ты намекаешь на своего друга Троя? – меня передернуло, и это не укрылось от взгляда Брон. – Не думай о нем плохо, Алиса. Юноша хотел спасти тебя. Он боялся, что Тени станут пытать вас, попробуют выяснить любую возможную информацию о нашей системе, ее слабостях. Так и было бы. Он умолял помочь тебе, сказал, что ты добрая и наивная девушка и не смогла справиться со своим милосердием. Мальчишка был так напуган, но неужели он, будущий охотник, не догадывался, куда тебя приведут? Он способный юноша, но, кажется, не очень хорошо разбирается в работе системы и… в людях. Но ничего, мы это поправим.

Слезы попадали мне в рот, мне никак не удавалось сдержать их. Трой, какой же ты дурак!

– Он не вытащит меня, да? Вы меня убьете?

– Мы не тираны и не убийцы, Алиса, но за ошибку придется расплатиться. Если все мы будем безнаказанно следовать своим слабостям, то куда же это приведет наш мир? Туда же, где он был до появления Объединений. Скажи, девочка, если бы был шанс вернуться назад, ты бы помогла тому человеку, зная о том, что ждет в будущем?

– К чему рассуждать, если это невозможно?

– Ты не уверена? Как бы ни были плохи твои дела сейчас, ты не знаешь, смогла бы ты смотреть на него, умирающего. Дурное решение, дурной поступок. Ты предала Город.

Я до боли сжала кулаки и ничего не смогла ответить. Я никого не предавала, никого…Я просто…

– Еще один вопрос, Алиса. Когда патруль вошел в дом…

– Вломился…

– Что?

– Он вломился в дом.

– Не придирайся. Дверь Саманты была закрыта с наружной стороны, а комната вашей няни забаррикадирована тумбой, это ты сделала? Зачем?

– Не хотела, чтобы они случайно увидели Теней.

– То есть, они были не в курсе? Но как они не заметили его в собственном доме?

– Они боятся ходить на чердак из-за глупых суеверий. К тому же, расскажи я об этом сестре, она бы точно вызвала стражей. Смерть родителей заставила ее возненавидеть Пустошь и всех, кто там существует, а про ша и говорить нечего.

– Ну, мы это еще проверим, – она встала, разговор был окончен.

Советник внимательно посмотрела на меня, и я приготовилась услышать ее вердикт. Я почти ничего не чувствовала, слишком устала.

– Это недопустимая ситуация, а Закон не прощает ничего. Мне жаль, Алиса, но ты подвела память Эрика и Наоми Кастерли, а изменить прошлое мы не в силах. Тебе сделают метку, и система забудет о тебе навсегда!

Ее каблуки застучали по полу, а я в ужасе приподнялась:

– Постойте, что?! Только не метку! Лучше сразу убейте меня!

– Я же говорила тебе, – она на секунду задержалась в дверях, – мы не убийцы.

– Нет, нет, пожалуйста! – Я думала, что никогда больше не смогу чувствовать страх больший, чем в прошедшую ночь, но ошибалась. Сейчас я снова кричала в ужасе. Они отправят меня в Пустошь, выставят за стены! – Лучше убейте меня! Прошу вас, только не метку!

Брон уже вышла, а в комнату заскользили белые силуэты, которые везли за собой какой-то аппарат, грохочущий на круглых ножках и напоминающий уродливое пузатое чудовище.

– Нет-нет-нет! – я отчаянно пыталась вырваться из ремней, это причиняло дикую боль, но мне было не до нее.

– Держи крепче! – раздался чей-то властный голос.

Я почувствовала небольшую свободу, видимо, они развязали одну руку, чтобы сделать метку. Это был единственный шанс. Я попыталась ударить и приподнялась, но меня с силой прижали обратно. Кажется, я кого-то укусила, и мне со злостью дали затрещину. Это на мгновение выбило меня из колеи, щека пламенела, а голову намертво прижали к кушетке. Не могу вздохнуть. Не могу пошевелиться. Помогите! Трой, где ты? Мне больно, больно! Я не могу совладать со своей паникой. Воздуха, как же не хватает воздуха!

– Дерется, как звереныш! – чей-то противный голос.

– Делаем без анестезии?

– Да, она слишком бойкая, можем не успеть.

Я едва понимала их разговор, но страх накатывал почему-то еще сильнее.

– Так, мы готовы, начинаем?

– Да, мы держим.

Словно ток проходит сквозь тело. Я задыхаюсь от собственного крика. Я умру. Это конец.


Приходить в сознание тяжелее, чем когда-либо. Голова раскалывается на кусочки, горло сильно першит, тело какое-то не мое, будто его превратили в нечто вязкое и расплывающееся. Я жалею, что очнулась. Мое сознание еще в темноте, но боль уже отбивает чечетку по всей левой руке, а я даже ей и не шевелила. Гудение вокруг или внутри черепа, не разобрать, чувствую, как разгораются огнем лоб и щеки. В памяти мелькают чьи-то лица, склонившиеся надо мной, слышатся обрывки разговоров, и мне становится противно от всех этих людей, от Города, от системы, от всего этого мира. Я не хочу даже открывать глаза. Кажется, если этого не сделаешь, то метка Тени, метка изгнанника волшебным образом испарится с моей руки. Но этого никогда не случится. Мне становится страшно за Сэм и ша. Сестра еще слишком юная, а няне в ее почетном возрасте подобного точно не выдержать. Смогу ли я увидеться с ними в последний раз, прежде чем меня выставят за стены?

– Алиса? – голос раздается словно из другой комнаты, но я чувствую, что его обладатель здесь, совсем рядом. – Ты очнулась? – он звучит как-то робко, неуверенно, хотя совсем недавно Дмитрий говорил в другом тоне.

Я разлепляю глаза, в комнате полумрак, но так даже лучше, дурацкая лампа больше не выжигает мне глазницы.

– Кивни, если понимаешь, что я говорю.

Неохотный кивок. Я пытаюсь различить его лицо. Странно, выражение мягкое и жалостливое. Хочу что-то произнести, но из горла вырывается только сдавленный хрип.

– Не спеши. После… – он запинается. – После процедуры твоему телу нужно восстановиться, да и, вероятно, ты голос сорвала. Я должен перевести тебя в другую комнату. Давай, помогу подняться.

Он кладет одну руку мне под спину, другой хватается за плечо, очень осторожно и нежно, я чувствую и понимаю это, но все равно раздраженно хочу отдернуться. Однако получается лишь слабое непонятное движение. Дмитрий даже не обращает на него внимания, хотя я уверена, он не мог не заметить. Его ладони широкие и теплые, я улавливаю от него легкий запах мыла или чего-то подобного. Не понимаю, почему я замечаю столько разных мелочей. У него серьга в ухе, которой раньше, кажется, не было, или же я просто ее не видела? А еще у него странный цвет обуви, какой-то серо-зеленый. Противный.

– Ботинки – дрянь, – хриплю я, и Дмитрий на мгновение столбенеет. Это явно не то, что он ожидал от меня услышать. Он усмехается:

– Знаю. Подарок отца, ношу только ради него.

Дмитрий помогает мне сесть, и я невольно испытываю чувство благодарности за то, что он продолжает меня держать. Голова слегка кружится, а к горлу подступает тошнота. Не уверена, что смогу сейчас и шаг сделать. Он улавливает мое состояние и предлагает:

– Немного посиди, может, станет легче. Не торопись, – его заботливый тон злит меня, но сил, чтобы показать это, нет совсем.

– Когда она… Когда меня… – не могу произнести вслух.

– Завтра ночью, – его голос дрогнул. Как странно! – Алиса, мне, правда, жаль!

– Да ну? Недавно ты так не считал, – как же больно говорить! Горло словно режут перочинными ножами.

– Лис, я… Я думаю, что ты сделала ужасную ошибку, и не понимаю тебя. Но… но такого вердикта не предполагал. Тебе даже нет двадцати трех, такое наказание немыслимо! Я не ожидал, правда, Лис. Будь мое право решать, я бы не поступил таким образом. Мне очень жаль!

– Думаешь, твое сочувствие мне чем-то поможет? – огрызнулась я. – Да пошел ты со своей жалостью!

Я вырвала руку, но покачнулась, и Дмитрию снова пришлось ухватить меня. Сил нет совсем, словно всю мою энергию выкачали из тела. В груди нарастала боль, и я, наконец, решилась посмотреть на левое запястье. Три пунктирные линии, окрашенные несколькими каплями крови, еще не переставшей сочиться из раны. Так уходит моя привычная жизнь, капля за каплей, она покидает меня. Мое тело нервно затрясло, а я как загипнотизированная продолжала смотреть на эту метку.

– Лис… – не говори со мной! Я тебя ненавижу, ненавижу вас всех! – Алиса, прости…

И тут моя боль вырвалась наружу вместе с потоками слез. Я даже не заметила, как оказалась на плече Дмитрия, и как он робко приобнял меня. Он гладил меня по волосам, но ничего не говорил, за что я снова ощутила к нему невольную благодарность. В моем случае все было кончено, и лживые слова о том, что все наладится, были уже ни к чему.

– Ты хочешь попросить что-нибудь? – вдруг произнес он. Я отстранилась и задумалась лишь на мгновение:

– Да. Сэм и ша ничего не знали. Удостоверься, чтобы с ними все было в порядке.

– Хорошо.

– И могу я с ними попрощаться? С Бетти еще и… с Троем?

– Думаю, можно устроить. Встречи вроде как не запрещены.

– Спасибо! – я попыталась выдавить из себя улыбку.

– Здесь не за что благодарить. Но Лис, ты уверена, что хочешь увидеться с Троем?

– Да, уверена.

– Только постарайся понять его.

– Не надо. Сама разберусь.

– Конечно! – он усмехнулся. – Пора идти.

Я аккуратно встала, Дмитрий поддерживал меня. Но всего через несколько шагов я повалилась, едва сохраняя себя в сознании. Он вздохнул и подхватил меня на руки. А дальше – светлые коридоры, голоса, шаги и снова забытье.


Ненавижу приходить в сознание. Обморок – это словно издевка над твоей памятью, твоими чувствами. В первые секунды кажется, будто ты просыпаешься от долгого кошмарного сна, и, стоит открыть глаза, как снова окажешься в своей маленькой комнатке в родном доме. Но потом… Потом реальность окружает тебя, и ты многое готов отдать за то, чтобы вновь уйти в темноту. Там хотя бы нет боли. Там нет ничего.

Я нахожусь в небольшом помещении, стены которого фосфоресцируют ровным белым цветом, а воздух пропитан вонью каких-то лекарств. От одного вида на все это меня начинает мутить. Здесь есть раковина и толчок, подобие кровати, на которую я умудрилась сесть, и больше ничего, кроме гудящих лампочек. Дверь, скорее всего, заперта, даже не буду пробовать. Какой смысл? Убежать мне в любом случае не удастся, да и в Городе прятаться не получится. Одна дорога – в Пустошь, но мне и так туда любезно подарили билет в один конец. Интересно, если бы я солгала, сказав, что изгнанник сам залез в мой дом в ту ночь, они вынесли бы другое решение? Сильно сомневаюсь. Очевидно, что Бэн прожил в доме несколько дней, а для этого у них нет оправдания. И о чем я только думала? Как вообще допустила подобное?

Мои мысли прервал резкий щелчок в двери, и в комнату вошла молодая женщина с подносом. Он поставила его прямо на кровать и бесцеремонно склонилась надо мной.

– Открой рот, – я подчинилась. Женщина что-то осветила своим маленьким фонариком, потом проделала то же самое с моими глазами. – Левую руку, – медсестра грубо потрогала мою метку, что-то проверяя, и мне не удалось сдержать восклицание боли. – Почти прижилась. Ешьте, через двадцать минут поднос заберут, – и она вышла из комнаты.

Не знаю, что ела, вкус не чувствовался, да я и не обращала внимания. Нужно было просто постараться запихать в себя как можно больше. Мне понадобится энергия, чтобы выжить в Пустоши. Но хочу ли я пытаться на самом деле? Поднос забрали, кажется, минута в минуту, и оставили меня снова одну. Ни слова, ни жеста. Как бы одиночество не свело с ума раньше, чем меня выставят из Города.

Подобная процедура с едой и осмотром повторилась еще через несколько часов. Я попыталась что-нибудь спросить, но меня крайне грубо заставили молчать. Кто у них тут вообще работает! Прошел, наверное, еще час, когда в комнате появился незнакомый мужчина.

– У вас есть право на разговор с посетителями. Пять минут.

Я вздрогнула от волнения, и когда мужчина отстранился, то в комнату вошли Сэм и ша. Хотя сестра скорее влетела и набросилась на меня с объятиями. Да я была и не против, совершенно не против. Ша опустилась рядом и приобняла нас обеих. Мое сердце сжалось, и мне едва удалось удержать внутри истерические рыдания. Я никогда их больше не увижу, не хочу, чтобы они запомнили меня плачущей. Ох, святой Закон, я действительно их больше не увижу, как же мне не разорваться от боли?

Сэм отстранилась, ее лицо опухло, а глаза немного покраснели.

– Лиса, что же делать? – прошептала она. – Мы вытащим… точно… отец Троя влиятельный.

– Да, и работает в отделе безопасности. Не нужно, Сэм, я знаю, что ничего не исправить.

– Прости, Лиса, прости!

– Да за что же? Это только моя вина, ведь я пустила его в дом, верно? Глупо отрицать. И вас подвергла опасности. Они говорили с вами?

– Да, – ответила ша, – но все хорошо. Из-за того, что наши двери были заперты всю ночь, они сразу подумали только на тебя. Нами почти не интересовались. Ох, дитя мое, я им тут все конторы обойду, выпотрошу их всех, пока они не вернут домой нашу девочку!

Я по-доброму усмехнулась:

– Не навлекайте на себя еще больше проблем. Они еще уважают память Кастерли, вас не тронут. Пока.

– Но к тебе разве они не могут проявить это уважение? – возмущалась няня.

– Ша, ты же знаешь, что нет. И ты, Сэм, тоже. Я люблю маму и папу, несмотря ни на какую правду, но мои биологические родители из Пустоши. У меня дурная кровь, – я издала нервный смешок.

– Алиса… – простонала сестра.

– Почему вы не сказали мне?

– Зачем? – прошептала ша. – Разве мало было плохого? Ты же помнишь, ответов иногда лучше не знать.

– Но эта правда – часть меня самой. Ну да ладно. Сейчас это все ни к чему.

– Мы все равно твоя семья, верно? – как-то испуганно спросила Сэм.

– Разве может быть иначе? У меня только одна сестра, прости, что так подвела тебя!

– Алиса! – она снова бросилась мне на шею и расплакалась. Я с трудом проглотила застрявший ком. Пришлось крепко сжать кулаки, чтобы ногти впились в кожу, причиняя боль.

– Бетти не смогла прийти, – тем временем произнесла ша. – Ее родители испугались подобных связей. Но она в ужасе и сказала, что будет очень скучать.

– Если удастся, передайте, что и я буду.

– Это немыслимо, это жестоко! – снова отстранилась Сэм.

– Ну, я же сильная у нас, правда? Я справлюсь. Вы меня еще увидите, – глупая ложь, от которой я не смогла удержаться. Я не вернусь, Пустошь сожрет меня.

– На выход! – раздался грозный голос, и меня будто пронзило током.

– Нет, подождите! – закричала Сэм и вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Она выглядела сумасшедшей, и я не хочу знать, каким было мое лицо в тот же момент.

– Пусть небо хранит тебя! – успела прошептать ша и крепко сжала мою ладонь, прежде чем ее потащили к выходу.

– Я не могу… не могу… – рыдала Сэм. Мужик что-то громко кричал, и я боялась, что от злости он сделает моей сестре больно.

– Прощай, Сэм! – я быстро чмокнула ее в лоб и сама расцепила ее пальцы. Саманту потащили за дверь.

– Алиса! – последнее, что она успела выкрикнуть, затем хлопок и тишина.

Сюда не проникало ни звука. Я встала, села. Дыхание сбилось, как от быстрого бега. Слезы, снова слезы, которые готовы были расплавить мое лицо, задушить меня, но почему-то не делали этого. На ум вдруг сразу пришла целая тысяча вариантов того, что я могла бы и хотела сказать своей семье. Но почему они не появились в голове чуть раньше? Ша воспитывала нас с детства, мы многим обязаны ей. Я обязана. А Сэм, моя сестренка, она всегда была частичкой моей души, хоть порой мы забывали об этом. Теперь все, что для меня осталось от них, – это только воспоминания. Надеюсь, им удастся сохранить дома хоть какие-то мои вещи. Может, это эгоистично, но я все же не хочу, чтобы меня совсем забывали. Я боюсь этого.

Прошло всего каких-то несколько минут, как дверь снова щелкнула, и на пороге появился тот же мужчина. Он оценивающе оглядел меня, громко хмыкнул, а затем произнес:

– Пущу еще одного на пять минут, если больше никаких истерик!

Трой! Я быстро закивала, вытирая дорожки слез кулаком. В отличие от Сэм, он не вбежал в комнату, а медленно вошел внутрь, его лицо обледенело, под глазами залегли темные круги. Трой выглядел больным. Он бросил быстрый взгляд на мою метку, и я испугалась, что сейчас он отшатнется от меня как от прокаженной и уйдет навсегда. Мне даже страшно было пошевелиться. Дверь за ним закрылась, и мы остались наедине.

– Что я сделал с тобой! – прошептал он, продолжая стоять на месте.

– Трой… – я не знала, что хотела сказать. Его вид ужасал меня, и мысли о том, что он меня предал, казались такими нереалистичными, что я даже не могла разозлиться.

– Я убил тебя! – он говорил как в бреду, и из его уст эти слова звучали еще хуже, чем в моей голове.

– Ты… ты верил в то, что делал. Ты не ожидал…

– Лиса! – наконец, он посмотрел на меня, и я содрогнулась. Он был похож на сумасшедшего. – Я предал тебя, зачем ты пытаешься меня оправдать?

– Ты знал, что мне сделают метку?

– Нет. Я думал, что максимальным наказанием будет недельная изоляция, отработка на благо Города и снижение баллов, пусть и серьезное. Это все можно пережить, а ты бы получила урок, так я думал. Тем более твоих родителей все знали, у вас с сестрой должна была остаться защита их именем. Ведь и простые люди отреагировали бы! И я… Лис, я считал, что Тени станут пытать вас. Я не мог этого допустить. Я не оправдываюсь, просто объясняю. Я не ожидал всего этого. Мой отец… я попытался вытащить тебя, но он взбесился. Тебя записали в предатели Города, и он и думать о помощи не хотел. Мне нечего сказать, Лиса, я пытался спасти, а в результате… Что теперь с тобой будет?

– Не надо… Не продолжай! – я попыталась сделать глубокий вдох и успокоиться.

Неожиданно Трой опустился передо мной, он склонил голову, уставившись на собственные колени. Я остолбенела. Никогда мне еще не приходилось видеть друга в подобном состоянии. Он никогда еще не казался таким сгоревшим изнутри. Я не понимала, что чувствую. Злюсь на него, ненавижу? Но он же мой друг… Это просто невозможно.

– Алиса, прости, – его голос звучал сдавленно, но Трой не плакал. Я запустила руки в его волосы и прижалась лбом к его лбу.

– Что сделано, то сделано, Трой. Я понимаю, о чем ты думал. И никогда не буду считать тебя предателем, никогда не смогу! В эту точку я привела себя сама, когда кивнула тому человеку, когда уговорила Сэм залечить его рану, когда спрятала его на чердаке. Я хочу, чтобы ты выбрался из ямы, которую сам себе копаешь. И присмотри за моей семьей, пожалуйста! Я вам тоже буду помогать из… из другого мира.

– Ты не умрешь там! – Трой поднял голову, заставив меня отстраниться. В его глазах теперь светилась уверенность, он снова стал напоминать человека, которого я знаю.

– Мне не выжить в Пустоши, мы ведь оба это знаем!

– Послушай, лисенок, изгнанники ведь как-то живут. Целыми поселениями. Жители верят, что их почти не осталось, но это не так. Охотников до сих пор отправляют за стены, но они очень редко возвращаются с успехом. Только этого парня в последний раз и поймали, да и он сбежал. Нужно просто найти их, поняла? Тебе дадут немного провизии и всякой мелочи, без оружия, конечно. Иди на запад, прямо от Города, и как можно быстрее. Тени примут тебя и помогут. Нужно выжить, Лиса, обязательно!

– Трой, мне страшно! Я не смогу!

– Нет, сможешь. Ты же всегда была смелой.

– Нет, я трусиха. Я только хорошо притворялась.

– Вот и продолжай, – он усмехнулся. – А я и там буду с тобой.

– Что?

– Возьми, – он зажал что-то в моей ладони. – Просто на удачу и на память. Пообещай мне, лисенок, ты дойдешь до изгнанников и начнешь новую жизнь.

– Не могу, Трой, – я издала мученический стон.

– Сдаться можно в любой момент, а пока есть силы, просто попытайся. Что ты потеряешь? Прошу, обещай мне!

– Хорошо. Даю слово. Я попытаюсь.

– Отлично!

– Трой… – мои руки дрожали, мысли ворочались с трудом, я как будто застряла между сном и реальностью.

И тут он вдруг поцеловал меня. Не думала, что однажды буду целоваться с моим лучшим другом, раньше это казалось немыслимым, неправильным. Я замерла и не смогла ответить на его поцелуй. Я ощутила себя странно. Мне ни разу не приходило в голову, мог ли он воспринимать меня иначе? Ни разу за всю жизнь я даже не задумалась над этим. Трой отстранился. И тут опять этот чертов щелчок.

– На выход!

– Верю в тебя, лисенок, – последний взгляд в глаза, поцелуй в нос, и его вытолкнули за дверь.

Ужас наполнил меня с новой силой. Я разжала ладонь, пальцы закостенели от слишком сильной хватки. У меня в руке лежал последний подарок Троя: к темной веревочке цеплялась выделанная из дерева мордочка лѝса. Я улыбнулась – мне пришлось упрашивать его сделать такой подарок столько времени, и вот он, наконец, его преподнес. На обратной стороне выцарапано лишь одно маленькое слово «помню». Этого я не просила, но теперь, стоило только прочитать его, как показалось, что это Трой говорит в моей голове. Помню! Мое новое заклинание, как знак того, что даже если система стерла меня, я не перестала существовать. Кто-то еще будет помнить обо мне. Я сжала в руке подвеску и закричала от злости и бессилия. Нужно наплакаться вдоволь, потому что потом, боюсь, у меня не будет такой роскоши. Я пнула ногой в дверь, забарабанила кулаками, но никто даже и не подумал отреагировать на это. Тогда я стала бить и пинать все, что видела в этой мерзкой комнате, я не могла остановиться. Я продолжала орать и плакать, пока не упала от слабости. Ноги больше не держали меня. Что теперь будет? Я не хочу умирать.


Мы плавно едем по дороге. Машина почти не издает шума. По двум сторонам от меня сидят два охотника: у одного очень грубые черты, словно кто-то срезал ему лишнее, а второй, наоборот, лицом напоминает младенца. Довольно странная внешность! Мне всегда так хотелось увидеть охотников вблизи, вот и получила! В следующий раз стоит быть поосторожнее со своими желаниями!

Моя новая одежда вся черная и удобная. В руках я тереблю лямку рюкзака. Он полупустой, но это хоть что-то. Меня подташнивает от волнения, но в целом я сохраняю подозрительное спокойствие. Наверное, нет больше сил переживать, а может, меня просто чем-то опоили, чтобы я не вздумала орать посреди ночи на весь Город. Не знаю, плевать. Пошли они все в далекую даль!

Машина мягко тормозит, и мужчина с лицом ребенка первым выходит из салона.

– Вперед! – командует он и на всякий случай нацеливает на меня автомат.

Интересно, что, он думает, я могу сделать? Я издаю нервный смешок. Почему-то мне становится ужасно весело. Когда я вылезаю, мужик тыкает мне в спину:

– Двигай!

– А то что, убьешь меня? – почему я не могу успокоиться? Мне так смешно. Вот дура!

– Надо будет, убью. А теперь шагай!

Ладно, господин злой ребенок, шагать, так шагать. Нужно прийти в себя, в Пустоши нельзя терять разум. Они переговариваются с охраной. Чисто формальность, те уже давно предупреждены. Раздается легкий шум, ворота начинают открываться слой за слоем. Не знала, что у них несколько уровней. Теперь мне не смешно. Вообще не смешно, и даже не страшно. Слово «дико» куда лучше описывает все мое состояние. Проход открыт, и нам представляется весь пейзаж ночной Пустоши. Я не двигаюсь, я не могу. Не могу! Но в спину опять тычут и подгоняют. Конечно, они хотят поскорее отгородить себя от ее дыхания, от ее глаз, хотят спрятаться за высокими стенами. Я послушно двигаюсь вперед. Ощущение, будто во сне или как у восставшего мертвеца. Точно, я зомби. Только безвредный. Еще несколько шагов, и я там навсегда. Как же страшно! Надо сделать что-нибудь, надо бежать обратно! Но повернусь, и меня ждет смерть.

И вот я там. Ворота сразу зашумели, и я обернулась. Последний раз окинула взглядом Город, и створки захлопнулись, мой путь отрезан в буквальном смысле. Я все еще не могу повернуться к Пустоши, к Дороге лицом, но чувствую их взгляды на себе.

– Проваливай! – звучит сверху.

Я знаю, что охрана, стражи ворот наблюдают за мной, ждут, когда я исчезну за горизонтом. Может, все-таки остаться здесь и подождать, когда меня пристрелят? Но я обещала Трою. Его лицо встает у меня перед глазами, деревянная лисица жжет кожу, и я поворачиваюсь. Дорога тянется в темноту, по обеим ее сторонам замерли заросли бескрайних лесов, и я иду. Не уверена, что сейчас на самом деле воспринимаю действительность. Мне страшно, как никогда раньше, но я иду, а в голове настойчиво стучит: «Помню, помню, помню!» А это все равно что живу!


По ту сторону дороги

Подняться наверх