Читать книгу Роковое увлечение - Екатерина Липс - Страница 4

К вечернему посещению оперного театра Моник готовилась весьма усердно. То, как терпеливо она укладывала волосы, отказавшись от помощи прислуги, то, как сумела побороть свое волнение, было достойно похвалы. Ведь ни много ни мало, после потрясения, пережитого при встрече с кузиной, ее ждал первый выход в свет. Конечно же, Мишель оценил силу духа своей новой пассии и со своей стороны постарался внушить Моник уверенность перед важным для нее событием.

Оперный театр был восхитителен. Высокие своды фойе вызывали у посетителей особое ощущение – осознание, как мал человек и как велико искусство. Массивные люстры прекрасно освещали помещение, комнатные цветы оживляли интерьер. Все вокруг блестело, сияло роскошью и богатством. Опрятно одетые лакеи открывали двери перед гостями. Посетителей было много: дамы в дорогих вечерних туалетах, мужчины – настоящие джентльмены в черных, идеально сидящих смокингах. Все были элегантны и неторопливы.

Мишель в сопровождении прекрасной незнакомки появился перед самым началом спектакля и вызвал оживленное обсуждение среди знакомых. Моник держалась уверенно, с достоинством, хотя у нее в груди и кипели страсти, и девушка до сих пор чувствовала горечь от беседы с Франсуаз. Однако никто из присутствующих не заметил ее внутреннего напряжения. Моник улыбалась, но говорила мало, боясь сказать что-то не то. Но именно такое поведение делало ее образ еще более загадочным и очаровательным. Мужчины разглядывали ее с интересом, не скрывая восхищения, женщины перешептывались. Мишель был доволен тем, что все, кто не знал его спутницу, принимали ее за даму высшего света.

Опера произвела на Моник огромное впечатление, затронув самые глубокие, а значит, и самые тонкие чувства, встревожив и поразив юную душу. Девушке так много хотелось сказать Мишелю, стольким с ним поделиться, но она очень искусно сдерживала свои порывы, так что со стороны казалось, будто она в опере не первый раз и все здесь для нее давно привычно. Даже герцог удивленно поднял бровь и шепнул своей спутнице на ухо во время аплодисментов:

– Я поражен твоим самообладанием!

Моник в ответ загадочно и кокетливо наклонила голову набок. Мишель действительно был поражен, ведь он ожидал, что она допустит какую-нибудь оплошность и ему придется спасать положение. Но все же в глубине души герцог был уверен в этой необычной девушке. Больше всего Моник боялась, что ее выдаст Ален, но тот не сделал этого. Девушке даже показалось, что ему немного скучно и он хочет поскорей покинуть театр и удалиться по каким-то своим, быть может, даже любовным делам. Когда Ален наконец исчез, у Моник стало спокойней на душе. Мишель в свою очередь решил не испытывать судьбу и также поспешил удалиться вместе со своей спутницей.

Всю дорогу домой девушка делилась с ним впечатлениями, не в силах более сдерживаться.

– О, это было невероятно, восхитительно! Я еще никогда не видела и не слышала ничего подобного. Какие декорации! Сколько труда и искусства! А костюмы, Мишель, костюмы, они прелестны, созданы со вкусом и шиком. Какая зрелищная постановка… Но голоса, голоса поразили меня больше всего! Слушая партии, я замирала, мне казалось, будто я в сказке, нет, скорее в каком-то чудесном сне. Мне понравились все актеры, они как на подбор очень талантливы и профессиональны. Я бы очень хотела еще раз побывать в опере…

Моник не могла остановиться, ей нужно было выплеснуть переполнявшие ее эмоции. Как бы хорошо она ни справлялась с собой на публике, теперь ей было уже не под силу скрывать за маской холодной сдержанности чувства, кипевшие в ее горячей молодой груди. Мишель снисходительно улыбался одними лишь глазами; он наблюдал за этой самобытной девушкой с каким-то доселе неизвестным ему восхищением. Буйная волна ее эмоций не раздражала, не пугала, не отталкивала его, напротив, он любовался Моник. Любовался и восхищался тем, как тонко ее душа воспринимает искусство, как искренне эта девушка делится с ним своими глубокими, сильными переживаниями. Как редко доводилось герцогу встречаться с такой искренностью, такой силой духа, характера, с чистотой и естественностью. Его прежние пассии походили друг на друга поведением и проявлением чувств, как в обществе, так и наедине. Мишелю казалось, что эти женщины постоянно носили маску, словно у них вовсе не было сердца и души, способных искренне чувствовать и страстно любить. Герцог вдруг отчетливо осознал, что получает огромное удовольствие, любуясь переполненной эмоциями Моник, и его сердце забилось быстрее; он почувствовал себя счастливым, чего не случалось с самого начала войны.

– О, я, наверное, утомила тебя своей болтовней? – осеклась девушка, не поняв перемены, отразившейся на его лице.

– Нет, напротив. Мне очень приятно, что этот вечер принес тебе столько впечатлений, что ты так глубоко прониклась оперой, тем более что я и сам очень ее люблю.

Моник застенчиво опустила глаза – ей было немного неловко за свое поведение. Но смущение продлилось лишь несколько секунд, а затем она подняла свой чарующий взгляд и, кокетливо взмахнув веером черных бархатных ресниц, спросила:

– Мы поедем в оперу еще раз?

Мишель искренне улыбнулся и легким кивком подтвердил свое согласие.

Этот вечер был особенно прекрасным. Погода была чудесной, но Моник, утомленная переполнявшими ее эмоциями, очень хотела спать. Вернувшись в отель, девушка сразу же крепко и сладко уснула. Мишель же, напротив, долго не мог сомкнуть глаз. Он сидел в кресле с бокалом вина, вспоминая прекраснейший вечер. Вдруг впервые за все это время мужчина всерьез задумался о том, какое место в его жизни занимает эта девушка. Хоть он и был очарован ее голосом в вечер знакомства, но не собирался заводить с ней серьезных отношений, желая лишь развлечься. Однако потом с каждой новой встречей Мишель все больше и больше открывал ее для себя, чувствуя интерес, удивление и восхищение. Когда Моник встревожилась, потеряв работу, он воспользовался ее состоянием, а получив желаемое, должен был удовлетвориться и остыть, но вместо этого почему-то все сильнее нуждался в ее улыбке и в долгих откровенных беседах. Волшебное перевоплощение в настоящую леди окончательно сбило Мишеля с толку. Отношения, начавшиеся для него как легкий флирт, уверенно и стремительно перерастали в серьезные. Герцог впервые в жизни поверил в то, что в мире существует любовь. И теперь гадал: может быть, это именно она, любовь, лишает его сна, пытаясь завладеть его сердцем? Мишель все думал и думал, желая понять самого себя. Пил вино и улыбался, говоря себе, что на этот раз не он, а его поймали в любовные сети.

Погода испортилась, уже несколько дней было пасмурно и хмуро, а сегодня как назло целый день шел дождь. Моник развлекала Мишеля, Алена и еще нескольких знакомых своим чарующим пением. Но все же сидеть дома им не хотелось. Герцог выпроводил гостей, а сам поспешно стал куда-то собираться. Девушка удивилась, но не стала его расспрашивать, а удалилась в спальню.

– Ну же, Моник, я думал, ты уже готова! – недовольно произнес Мишель, входя туда через некоторое время.

– К чему? – спросила девушка.

– Ах да! – проговорил мужчина, словно опомнившись, и продолжил: – У себя в имении я в такую погоду чаще всего сижу у камина, курю сигары, придираюсь к прислуге и, честно говоря, грущу, ведь на прогулку отправиться нельзя, дороги размыты, и одежда быстро промокает под дождем, даже зонт порой не спасает.

– А я люблю гулять под дождем, наверное, потому, что у меня нет слуг, к которым можно было бы придираться! – И Моник добродушно рассмеялась.

Мишель же нахмурился, но потом тоже расхохотался. Девушка молча ждала, спрашивая себя, что же он собирался ей сказать. Тишина, воцарившаяся в комнате, заставила мужчину произнести:

– Все очень просто. Раз нам сейчас ничего не мешает, почему бы не прогуляться? Я очень люблю слушать шум дождя.

– О, мне тоже нравятся эти чарующие звуки. Ты предлагаешь прогуляться в Парке источников?

– Да, крытые галереи будут сейчас как нельзя кстати.

– Хорошо, я сейчас соберусь!

Девушка поспешила переодеться, скрывшись за ширмой, любезно купленной для нее Мишелем в ателье, где она произвела на Моник неизгладимое впечатление.

– Кстати, Моник, эти галереи семьсот метров в длину, так что надень что-нибудь поудобнее, дабы прогулка тебя не утомила.

Прохаживаться по галерее и слушать шум дождя вместе оказалось куда веселее и интереснее, чем поодиночке. Мишель и Моник приятно провели время. Прогулка затянулась. Девушка даже почувствовала, что немного замерзла и у нее устали ноги, ведь они с герцогом несколько раз прошлись то в одну, то в другую сторону.

В отеле, конечно же, было тепло и уютно. После прогулки у молодых людей разыгрался аппетит, и они с удовольствием поужинали у себя в номерах. Моник и Мишель долго беседовали на разные темы. Когда совсем стемнело, Моник неторопливо направилась в спальню, чтобы приготовиться ко сну. Герцог довольно скоро к ней присоединился. Он вошел тихо, лишь тихий звон выдал его: в руках он держал бутылку вина и два бокала.

– Вино? – удивилась Моник. – Но мы ведь недавно поужинали.

– С тех пор прошло уже достаточно времени, а кроме того, это не простое вино. Это бутылка из запасов моего деда.

– Деда? – переспросила девушка, не веря своим ушам (за все время их знакомства Мишель всячески избегал разговоров о своей семье), и поспешила добавить, дабы не спугнуть его желание побеседовать на эту тему: – У вас есть виноградники?

– Да, но ими уже много лет никто не занимается. Отцу никогда не было до них дела. Его интересовали лишь лошади… К слову, у меня большая конюшня. Мать недолго терпела тяжелый характер супруга. В конце концов их отношения стали просто невыносимыми и мои родители расстались. Матушка почти сразу же вышла замуж за его кузена. Отец не очень-то огорчился из-за этого. Он слыл ловеласом, но на самом деле не любил, наверное, никого. Мать оставила меня с кормилицей в имении первого мужа. Зачем начинать новую семейную жизнь, таща за собой прошлое? Быть может, мать боялась, что я стану точной копией своего отца, не знаю… Внешностью я, конечно, пошел в него, но характером скорее в деда… Нет, сейчас мы с ней в добрых, хороших отношениях, просто я выпил лишнего и болтаю глупости…

Рассказ Мишеля изумил и тронул Моник до глубины души. Она хотела о многом его расспросить, кое-что уточнить, но, боясь растревожить старые раны, вместо этого сказала:

– Я знаю, что ты любишь лошадей, ты часто об этом говорил. Выходит, эта страсть у тебя еще с детства?

– О да, отец часто брал меня с собой на конюшню, показывал, как нужно ухаживать за лошадьми, учил кататься верхом и даже объезжать молодых жеребцов. Кроме того, мы с ним часто бывали на скачках, наш Чемпион почти всегда оправдывал свое имя…

– Вы были близки с отцом?

– Ну, насколько это было возможно, в крайнем случае, он был мне ближе, чем мать.

– А виноградники, неужели вам не хотелось их возродить?

– О Моник, все это непросто, да и виноградарство никогда меня особо не увлекало.

– Но вино-то ты любишь?

– Да, вино люблю, коварная ты женщина, – улыбнулся Мишель, допивая бокал.

Моник хитро улыбнулась в ответ и пригубила из своего бокала, затем внимательно взглянула на его содержимое и глаза ее вспыхнули, – так бывает, когда рождается идея. Мишель не видел этого – он уже укладывался в постель.

Дождливая погода продержалась в Виши еще пару дней, а затем распогодилось, и последующие дни радовали отдыхающих солнечными лучами. Пребывание молодого герцога в курортном городе подходило к концу. Слуги начали подготавливаться к отъезду. Несколько последних дней Мишель не давал Моник передохнуть. Они то и дело посещали спектакли и балы, а также другие местные развлечения, не пропускали и вечеринки, так любимые золотой молодежью. Герцог и его возлюбленная танцевали до утра, а затем, утомленные, спали до обеда. Эти несколько дней были особенно насыщены событиями и, как следствие, – впечатлениями. Моник была в восторге. Мишель будто бы спешил продемонстрировать ей все здешние красоты с высоты своего социального положения. Ей даже стало казаться, что он делает это нарочно, чтобы зарядить ее положительными эмоциями и тем самым компенсировать их неизбежную разлуку.

И вот настал день отъезда. В это утро молодые люди проснулись в объятиях друг друга. Моник крепче прижалась к Мишелю, стараясь получше запомнить его, запах его тела, фигуру… Он ласково провел рукой по ее спине, затем заботливо поправил одеяло и улыбнулся так нежно, что у девушки сжалось сердце. Она вдруг поняла, как сильно привязалась к этому очаровательному, душевному, заботливому человеку. Моник полюбила его еще в те дни, когда они не спеша прогуливались по тенистым аллейкам, прячась от яркого солнца, рассуждая на разные темы, находя все больше и больше схожих интересов, незаметно сближаясь и познавая друг друга. Эмоции, которые она испытала, посетив оперу, музеи, балы, в ее сознании навсегда были связаны именно с ним. И не важно, что в какой-то миг у нее мелькнула мысль использовать герцога как своеобразный мостик, дорогу в другую жизнь, манящую своими богатствами. Теперь все это отошло для нее на второй план, уступив место чистой, глубокой, искренней любви, способной на самопожертвование. Душу Моник терзали тревога, отчаяние, страх. Она не хотела слышать слова, которые герцог вот-вот должен был произнести. Он извинится, поблагодарит ее за приятно проведенное время и обязательно изобразит в ярких красках ее будущее, определенно с кем-то другим. Нет, пусть уж лучше он молчит. Недосказанность даст ей возможность домыслить, придумать, обмануться, быть может, умышленно. Пусть лучше во время их расставания царит многозначительная тишина. Пусть у нее, Моник, останется хотя бы призрачная надежда. А может, нет? Может, лучше сразу, сейчас расставить все точки над «i» и больше не терзать себя?

Моник молча встала с постели и пошла за свою любимую ширму. Мишель тоже поспешил одеться. Девушка решила потихоньку собрать перед завтраком свои вещи. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что одна из служанок уже укладывает их. Но Моник тут же решила, что герцог дал такое распоряжение, дабы не затягивать их расставание. Служанка, покорно и аккуратно выполнявшая свою работу, не заметила смятения вошедшей в комнату девушки и молча продолжала начатое. Ни о чем не спросив, Моник поспешила выйти на балкон. Там о чем-то жарко спорили Мишель и Ален, утопая в клубах сигарного дыма, который, впрочем, тут же развеивал легкий летний ветерок. Герцог заметил девушку и шагнул ей навстречу. Он взял ее за руку и, усадив в плетеное кресло, стоявшее возле низенького круглого столика, произнес как бы между прочим:

– Вот и закончились волшебные дни и ночи в Виши, как это ни печально. Теперь меня ждет утомительная дорога. И все же… я увезу отсюда приятные воспоминания о великолепно проведенном времени. Кроме того, мне удалось раздобыть здесь редкую птицу, которую я намерен взять с собой!

Ален удивленно поднял брови и оглянулся по сторонам, ища клетку со сказочной птицей, доселе не попавшей в его поле зрения. Молодой герцог тем временем сел напротив Моник, поднес ее нежную тонкую руку к губам, но прежде чем поцеловать, спросил:

– Ты поедешь со мной, моя сказочная птичка с чарующим, ни с чем не сравнимым голоском?

Девушка растерялась: она никак не ожидала такого предложения, хоть и хотела, надеялась, мечтала о нем. Мишель застал ее врасплох, и она не смогла скрыть от него бурю эмоций, предательски заигравших на ее красивом личике. Ален тоже очень удивился, но на его лице читалось непонимание и даже неодобрение. Моник взяла себя в руки; ее взгляд изменился: она сияла от счастья, но при этом довольно сдержанно ответила:

– Быть может, мне лучше остаться здесь и вернуться к тому образу жизни, что я вела до нашего знакомства? – Произнося эту фразу, девушка задержала взгляд на Алене, как будто бы наблюдая за его реакцией и дразня его, но затем, взяв герцога за руку, пристально посмотрела ему в глаза и решительно добавила: – Нет, все-таки я поеду с тобой… При одном условии!

Ален изумленно вытаращил глаза. Мишель немного ослабил узел галстука, как будто тот душил его. Видя реакцию мужчин, Моник поняла, что они ожидали от нее безумной радости и беспрекословной готовности следовать за любовником хоть на край света, но никак не условий.

– Прости, Мишель, я не хочу надоесть тебе, но если это все-таки произойдет, мне хотелось бы иметь какие-то гарантии… Счет, я говорю об открытии счета на мое имя. Если мы расстанемся, я смогу хотя бы самостоятельно добраться домой. – И она обезоруживающе, невинно улыбнулась.

Мишель, нахмурив брови, задумался. Ален торжествующе усмехнулся – он был уверен в провале Моник, – и отошел к парапету, любуясь открывающимися отсюда видами. Герцог поднял взгляд и пристально посмотрел в серые глаза девушки. Выждал несколько секунд и произнес:

– Хорошо. Раз уж я не сумел заслужить твоего доверия, придется мне его купить.

С этими словами он увел Моник за собой. С губ Алена тут же исчезла торжествующая улыбка, и он недовольно махнул рукой вслед удаляющейся паре.

Моник казалась спокойной и слегка отстраненной и лишь в автомобиле прижалась к любимому. На душе у нее было тревожно. Она тщательно скрывала свой страх, волнение, неуверенность. Моник затеяла столь рискованное дело лишь с одной целью – ей хотелось понять, на что Мишель готов ради нее. Ей предстояло бросить все и уехать вместе с ним, не зная, что ее ждет, как ее примут, как будут относиться к ней чужие люди, среди которых ей придется жить. И поэтому девушке важно было узнать, сможет ли Мишель совершить ради нее какой-нибудь решительный поступок, который, вероятнее всего, вызовет пересуды, и, главное, не остановит ли это его. Теперь, когда герцог согласился, Моник готова была отказаться от денег, ведь главное, что он прошел это испытание. Девушка лукаво посмотрела Мишелю в глаза и произнесла:

– Мой милый, я верю тебе, не нужно этого делать!

– Чего именно?

– Не нужно открывать счет на мое имя. Я убедилась в том, что мои страхи – это всего-навсего следствие переживаний, не более.

Лицо герцога смягчилось. Он крепко прижал Моник к себе и нежно, горячо поцеловал ее в губы.

Мишель остановил машину и предложил Моник прогуляться. Они долго шли, крепко держась за руки и оживленно беседуя, как будто вновь обрели друг друга после долгой разлуки. Герцог в который раз отметил чистоту и бескорыстие ее любви; такой она была ему еще дороже и желаннее. Теперь он был уверен, что не желает отпускать Моник от себя ни на день, ни на мгновение. Его захлестнула новая волна страсти.

– Мишель, я хотела бы перед отъездом повидаться с друзьями. Может, навещу и родных…

– Не вижу причин тебе препятствовать. Хотя почему-то теперь мне немного не по себе: а вдруг ты исчезнешь, как прекрасный сон, ускользнешь от меня?

– Не беспокойся, я поеду с тобой.

Он нехотя выпустил ее руку и направился в сторону отеля. Девушка приблизилась к источнику, выпила воды и, восстановив силы, пошла в сад.

Жермон, как всегда, возился с растениями; он перепачкался с головы до ног и выглядел очень серьезным. Садовник не сразу заметил приближающуюся к нему Моник, а когда все же заметил, сперва не узнал ее.

– Здравствуйте! – прозвучал тихий женский голос у него над ухом.

Мужчина поднял голову. Затем встал с колен и вопросительно уставился на девушку с удивительно знакомым голосом.

– Да, да, это я, Моник, вы не ошиблись! – видя его растерянность, поспешила успокоить она его.

У Жермона расширились глаза от изумления и восхищения; он отложил садовые ножницы, вытер руки о передник и произнес:

– О Моник, ты чудесно выглядишь! Эта прическа очень тебе идет, а наряд… Ты даже двигаешься, как они, эти дамы…

– Спасибо! Жермон, я пришла сказать вам, что уезжаю с герцогом.

Мужчина прикрыл рот испачканной рукой. Опомнившись, он сплюнул грязь, попавшую на сухие губы, и еле слышно произнес:

– Надолго? А как же наши мечты – виноградники, которыми мы так хотели заняться?

– Простите, но я не могу ответить ни на один из заданных вами вопросов. Я не знаю, не знаю, что ждет меня в тех краях. Но если все сложится хорошо, я обязательно что-нибудь придумаю, я не забуду о вас!

– Да, ты все тот же мотылек. Берегись!

– Перестаньте, Жермон, я и сама волнуюсь. Понимаю, все слишком зыбко, но… – Моник не договорила и грустно посмотрела садовнику в глаза, ища понимания, но, увидев в них лишь тревогу, сунула в его натруженные руки белоснежный душистый конверт. – Хоть вы и ворчун, я буду по вам скучать!

Мужчина попытался вернуть ей конверт с деньгами, но Моник неодобрительно нахмурилась, и Жермон бережно спрятал его за пазуху. Они еще долго бродили по саду, вспоминали прошлое, то грустя, то веселясь. Садовник показал девушке новые растения, поделился планами по озеленению парка на следующий год. Моник не могла долго задерживаться, и Жермон это почувствовал. Девушка достала еще один конверт, на этот раз с письмом, и попросила:

– Передайте это Франсуаз. Но только послезавтра!

Садовник еще раз отряхнул руки, взял письмо, завернул его в кусок ткани и спрятал в карман своей старой куртки. Девушка крепко схватила Жермона за руку, поцеловала его в колючую щеку и поспешила удалиться. Садовник уже потянулся к своим инструментам, но тут снова услышал ее голос, долетевший до него с другого конца дорожки:

– Ждите от меня вестей!

Жермон обернулся в ее сторону и застыл на некоторое время, провожая девушку глазами, полными слез.

Моник двигалась уверенно, грациозно, и никто даже не мог себе представить, что в этот самый миг эта хрупкая юная особа, решившись на отъезд, переживает целую бурю эмоций. В ее душе слились воедино надежда на лучшее будущее и страх перед поездкой, которая кардинально изменит всю ее жизнь. Девушка была не уверена в том, что поступает правильно, и боялась осуждения. Но в то же время она испытывала восторг, предвкушая красивую беспечную жизнь, хоть и колебалась. Моник не давал покоя вопрос, как сильно любит ее Мишель, не наскучит ли она ему через несколько дней? И любит ли он ее вообще или всего лишь увлечен ею? Как она отважилась на столь рискованный шаг, почему приняла столь смелое решение? Быть может, она видела в этом единственный шанс изменить свою жизнь, обрести богатство и уверенность в завтрашнем дне? И все же нет, ею двигало нечто иное, то, что овладело ее разумом и сердцем, самое сильное из чувств, толкающее человека на риск; имя ему – любовь.