Читать книгу Хрупкость - Екатерина Люмьер - Страница 6

Грандиозное событие – премьера нового музыкального спектакля в королевском театре Ковент-гардена – пришлось на ноябрь 1894 года. Если опера и балет были знаменитыми жанрами, которые давно любила и уважала публика, то с XVIII до середины XIX века оперетта или зингшпиль, как ее называли в Германии и Австрии из-за схожести одного и другого жанра, была чуть менее предпочительна для особого досуга ввиду своей простоты, поскольку в основу сюжетов оперетты часто ложилась пастораль и бытовые комедии, которые не располагали для богатого и чинного времяпровождения.

Это же было совершенно иное представление. Темная история о кровопийце, что жил в замке в Карпатских горах, похитивший девушку, соблазнивший ее, была подстать страшной сказке. Весь королевский театр был украшен багряными розами, тут и там стояли черные свечи, сделанные на заказ, и раздавали бокалы с изысканным крепким вином.

С первых нот увертюры весь зал погрузился в темноту и мрак румынской деревни, откуда начиналась история. Музыка была другой. Иные музыкальные формы, неожиданные решения и инструменты звучали в тот вечер. Изумительные готические декорации, созданные специально для представления, погружали в атмосферу. Это была история о вампире и обольщенной им юной особе. Виктор, исполнявший главную роль, был облачен в багровый камзол, расшитый серебряными нитями, а его волосы были вытянуты и убраны назад, тончайшим образом заплетены и уложены. Он появился в зале, пройдя по центральному ходу, пока за ним стелился плащ. Люмьер, который вышел на сцену впервые за двадцать лет, не то что танцевал, он пел. И голос его был пронзительно хорош благодаря двум декадам постоянных усилий. То, что творилось на сцене, было невероятным и абсолютно невиданным ранее: под уникальную музыку танцевал ансамбль, и это совершенно не было похоже на привычный балет. В этой постановке смешалось все: от бальных танцев и классической хореографии, до чего-то развратного и эротичного, что было свойственно кабаре. Костюмы поразительного изящества и богатства у немертвых, равно как и элементы декораций древнего замка, завораживали.

Стоило полагать, что ничего подобного не видел не только Лондон, но и мир.

Венсан сидел в ложе и с восхищением наблюдал за происходящим на сцене. Обычно он не присутствовал на премьерах Виктора. Театр в эти дни был слишком многолюден, и это могло спровоцировать ухудшение его состояния. Но сегодня все было не так. Де ла Круа лично настоял на том, чтобы увидеть все воочию. И пока в зале было темно, его почти не терзал страх перед нарядной публикой, сидящей вокруг него. На его коленях лежал блокнот. Карандаш в левой руке беспрестанно летал по плотной бумаге, хотя он практически не смотрел на то, что выходило. Ему это не требовалось, так как на протяжении последних недель он каждый день занимался разработкой декораций и костюмов. Когда первый акт подошел к концу и раздался гул оглушительных оваций, он широко улыбнулся и принялся рассматривать свои рисунки.

Венсана посадили в отдельной ложе и за ним сидела служанка и лакей, которые были тому знакомы уже на протяжении последних долгих лет – все они прибыли из Франции вместе с ними при переезде. Виктор лично навестил его перед выходом на сцену и обещал, что они встретятся сразу после, как только упадет занавес. Но Люмьер ровно когда закрыли сцену во время антракта, поднялся наверх и постучался в ложу – это было нарушением многих правил, но в конце концов он лично поставил этот спектакль и знал его наизусть, а люди, которые играли вместе с ним, были вышколены до последнего движения. Служанка удивилась и открыла ложу, пропустив его внутрь:

– Я на секунду. – Он подошел и сел рядом с Венсаном на соседнее кресло. – Ты в порядке?

Венсан вздрогнул. Он начал сильно нервничать как только загорелся свет. Слабо улыбнувшись Виктору, он кивнул.

– Ты был неподражаем.

– Спасибо. – Люмьер улыбнулся. – Сразу после окончания я буду ждать тебя. Не беспокойся, здесь ты в безопасности. – Виктор взял его за руки.

Венсан бросил быстрый взгляд на зал, в котором царил оживленный гул.

– Обещаешь?

– Обещаю. – Люмьер встал и обнял Венсана. – Мне пора. Всё будет в порядке. Даю слово.

Де ла Круа коротко поцеловал его в щеку и прошептал на ухо:

– Удачи.

Когда Виктор ушел, он вновь сел на свое место и принялся рассматривать сделанные рисунки. Остановившись на портрете Виктора, он провел кончиками пальцев по шероховатой бумаге и улыбнулся. В это же самое время в партере Чарли возбуждено говорил Аньелю:

– Я никогда не видел ничего подобного. Это просто невозможно! Это что-то совершенно новое!

– Абсолютно! Я знал, что Виктор талантлив, но никогда не подозревал, что он может сделать что-то такое.

– Костюмы просто невероятные. Ты читал? Костюмы и декорации были созданы по эскизам художника Венсана Дюплесси. Я был раньше на его выставках и видел его работы во многих галереях. Это же просто невероятно! – Чарли поправил очки и сделал глоток из бокала с вином, который держал весь первый акт, утащив его с подноса перед представлением.

– Никогда о нем не слышал, но видно, что ими занимался настоящий знаток своего дела, – произнес Аньель. – Ты знаешь, по стилю они немного напоминают рисунки моего отца.

Он задумчиво посмотрел на Чарльза. Гэлбрейт едва не поперхнулся вином.

– Ты это сейчас серьёзно?

– Да, он рисует иногда, – пожал плечами Аньель.

– Я не об этом. Все балеты Люмьера поставлены по эскизам Дюплесси. Все за последние десять лет. Ты много знаешь художников с которыми он работает так тесно, чтобы доверять им свои произведения? – Чарли был поражён до глубины души.

Де ла Круа удивленно посмотрел на него.

– Я, право, не знаю. Ты мне что-то хочешь сказать?

– Ты не думал, что Венсан Дюплесси – это Венсан де ла Круа? Это же очень… очевидно, как мне кажется.

Аньель замер в замешательстве, а затем рассмеялся.

– Ты незнаком с моим отцом. Он едва ли бывает в здравом уме. Поверь мне, он не способен на такое.

Гэлбрейт как-то неоднозначно посмотрел на Аньеля, пожал плечами и спрятал свое разочарование от таких слов за глотком вина.

– В любом случае ты можешь узнать это у своего «дяди».

– Обязательно спрошу при возможности, – сдержанно ответил Аньель.

От разговоров об отце, его настроение испортилось, а внутри начал разгорается гнев. Скрестив руки на груди, де ла Круа откинулся на спинку кресла и молча стал ждать нового акта. Чарльз протянул ему наполовину полный вина бокал.

– Не злись. Мне нравится, когда ты улыбаешься.

Аньель вздохнул и принял бокал. Сделав глоток, он ощутил, что гнев не утих, а стал лишь сильнее. Теперь де ла Круа чувствовал покалывание в кончиках пальцев.

– Спасибо. – Тот чуть улыбнулся.

– Пей, если хочешь, мне достаточно. – Почувствовав, что что-то не так, Чарли решительно принял позицию спокойствия и лёгкой флегматичности. – Когда тебе назначил встречу тот доктор? Думаю, он интересная личность, и он нашёл в тебе привлекательное интеллектуальное естество.

Аньель сжал бокал так, что, казалось, тот может треснуть в любой момент, и с внезапной злостью посмотрел на Чарльза.

– Не льсти мне, – прошипел он. – Когда и где я встречусь с доктором Муром только мое дело.

– Аньель, я не имел ввиду ничего плохого. Не злись. – Чарльз отпрянул от него в кресле.

В следующее мгновение Аньель резко подался вперед и ударил его по щеке.

– Не смей мне указывать.

Чарли опешил и во все глаза воззрился на Аньеля не в силах произнести ни слова.

Венсан наблюдал за сценой в партере из своей ложи. Когда Аньель ударил Гэлбрейта, он прижал ладони ко рту, сдерживая крик отчаянья. Его дыхание участилось. Он слышал как сильно бьется его сердце. Откинувшись на спинку стула, Венсан попробовал ослабить воротничок, но пальцы, казалось, онемели.

– Виктор, – прошептал он и потерял сознание.

Служанка и лакей бросились к нему, чтобы привести в себя. Спустя несколько минут им удалось более или менее помочь маркизу. Служанка обмахивала его театральным буклетом, а лакей держал стакан воды.

– Послать за месье Люмьером, господин?

Венсан провел ладонью по лицу и покачал головой.

– Не говорите ему об этом. Он не должен сейчас отвлекаться.

– Вы уверены? – Служанка была вне себя от беспокойства.

Венсан со страхом посмотрел на нее. Голоса в голове заговорили на перебой о том, как зол будет Виктор, если он сорвет премьеру. Некоторое время он внимательно слушал их, а затем произнес как можно более спокойно:

– Да, я буду в порядке. Скоро начнется новый акт.

– Если вам станет хуже, я пойду за месье Люмьером, даже если мне придётся выйти на сцену. Это был его наказ, – строго сказала служанка.

Венсан понимающе кивнул и опустил глаза. Ему больше не хотелось находиться в театре, но он понимал, что должен дождаться конца.

Второй акт был не менее завораживающим и поражающим, чем первый. Сцены внутри вампирского замка захватывали дух не только от красоты действий артистов, но и благодаря музыке, набравшей силу, еще более пышным декорациям и куда более чувственным и насыщенным сценам. Вторая часть пролетела незаметно и подвела к логичному концу – тьма одержала верх. Это было ново, ведь раньше всегда представляли, что добро побеждает зло, но здесь не было ни настоящего зла, ни чистейшего добра. Только сущность людской души и желаний, и вампиры, которые позволяли себе идти по зову крови и зову естества, а не по писанным правилам морали и догмам.

Это был настоящий фурор и возмущение. В конце, когда музыка набрала всю мощь, когда весь ансамбль оказался на сцене, когда они не просто вышли на поклоны, а представили невиданную доселе хореографию под композицию, напоминавшую марш в готическом исполнении, и когда на последних движениях и нотах весь свет погас на сцене и музыка вмиг смолкла, а через несколько секунд вновь зажглись газовые лампы, зал взорвался такими бурными аплодисментами, на которые, казалось, аристократы в силу своего воспитания способны не были.

Как только раздались аплодисменты, Венсан почувствовал как силы покидают его. Весь второй акт он старался совладать с переполняющими его эмоциями, но голоса терзали его и он чувствовал, что готов был сдаться.

– Месье де ла Круа, позвольте отвести вас к месье Люмьеру, – проговорила служанка вновь, вставая рядом с ним.

Он лишь слабо кивнул и тяжело поднялся на ноги.

У Люмьера была своя гримерная комната, в которую служанка и лакей отвели маркиза сразу же, как только опустили занавес. Виктор, еще одетый, но уже в расстегнутом камзоле и рубашке, усадил Венсана, стоило ему только войти в помещение. Люмьер сел подле него на софу и дал холодной воды.

– Ты совершенно меня сразил. – Венсан улыбнулся, делая большой глоток.

– Я рад, что тебе понравилось. – Люмьер улыбнулся в ответ и погладил Венсана по волосам.

– Месье Люмьер, мы должны вам кое-что сказать.

– Я слушаю. – Виктор посмотрел на служанку.

– Дело в том, что господин потерял сознание. Вы наказали сообщить, если что-то пойдет не так.

– Венсан? – Виктор обеспокоено посмотрел на маркиза.

Он стыдливо потупил глаза и сбивчиво проговорил:

– Аньель. Он… Я видел кое-что. Я испугался.

– Что случилось? – Виктор попросил слугу и лакея отойти, чтобы их оставили вдвоем. Люмьер обнял его за плечи.

– Он ударил мистера Гэлбрейта, – Венсан посмотрел на Виктора и по его щекам покатились слезы.

– Почему ты испугался? – Люмьер погладил его по волосам вновь. Виктор тяжело вздохнул и покачал головой. – Я не дам ему причинить тебе вред.

– Он был сам не свой. Я не слышал о чем они говорят, но у него в руках был бокал, и я подумал, что он может разбить его и причинить вред мистеру Гэлбрейту.

– Он горит. – Виктор поднялся. На его лице было написана вся серьезность и даже решительность. – Тонка граница, слишком тонка. Грани его безумия сродни дьявольским попущениям. Он внутри весь горит от гнева.

Люмьер сделал глубокий вдох и внимательно посмотрел на де ла Круа.

– Венс, ты должен принять мою позицию. Что бы он ни сказал, чтобы он ни сделал, я на твоей стороне. Я буду защищать тебя. Именно тебя. Я долго об этом думал и, боюсь, удержать его от грани я не смогу. Не дать ему сделать что-то убийственное и смертельное – я постараюсь. Всеми силами постараюсь. Но если так случится, что я буду должен защитить тебя от него и успокоить Аньеля или принять на себя его гнев, я сделаю это.

Венсан слабо кивнул и нервно обнял себя руками.

– Я всегда на твоей стороне. Чтобы ни случилось.

– Если он сделает что-то сегодня, что-нибудь сделаю я, – неясно добавил Люмьер. Приблизительно минут через пятнадцать в дверь гримерной постучались.

После одобрительного кивка, полученного от Виктора, служанка открыла дверь. На пороге стояли Аньель вместе с Чарльзом.

– Это был грандиозный успех! – воскликнул Аньель. – Ты покорил Лондон! – Он бросил взгляд на Венсана и по его лицу пробежала тень. – Позвольте мне представить моего друга и соседа Чарльза Гэлбрейта.

– Спасибо, Аньель. – Виктор кивнул и улыбнулся. – Рад познакомиться, мистер Гэлбрейт. Виктор Люмьер. – Он протянул ладонь для рукопожатия.

– Мне тоже, мистер Люмьер. – Чарльз пожал ладонь Люмьера, словно бы они виделись впервые. – Спектакль был удивительным. Я поражен!

– Благодарю. Мне приятно это знать.

– Как тебе Лондон, Виктор? – спросил Аньель, улыбнувшись.

– Интересен. Другая публика, иной характер людей. Английская кухня. В целом, недурственно. – Он снял камзол и переодел рубашку на чистую. – Думаю, вскоре привезу несколько своих балетов и, может быть, поставлю еще нечто новое. Есть у меня мысль представить произведение на «Странную историю…» Стивенсона.

– У тебя большие планы, – одобрительно кивнул Аньель. – Виктор, я отметил, что в постановке были удивительные декорации. Такие необычные. Кто их нарисовал?

– Так в афише же указано, что Венсан Дюплесси. – Люмьер усмехнулся. – Не только декорации, но и костюмы по его усмотрению и фантазии.

Чарльз неловко передернул плечами и инстинктивно отошел от Аньеля на шаг, сделав вид, что рассматривает убранство гримерной.

– Да, но кто этот человек? – с напором спросил Аньель.

– Аньель, ты меня удивляешь. – Люмьер с нечитаемым выражением взглянул на младшего де ла Круа. – Это Венсан.

– Отец? Но как это может быть? Разве он способен? – Аньель, казалось, был в замешательстве. Он взглянул на Венсана, который весь сжался и смотрел вниз, не осмеливаясь поднять глаз.

– Твой отец абсолютно разумный человек, Аньель. – Виктор с некоторым сомнением смотрел в лицо названного сына. – Он бывает не в себе, но он ничем не глупее и не хуже никого другого.

Аньель шагнул в сторону Венсана, чувствуя как гнев вновь поднимается внутри него.

– Значит все это время ты лгал мне? Ты притворялся, чтобы избегать общения со мной? Какой же ты лицемер!

Венсан весь побелел, издав тихий стон, и прикрыл уши ладонями.

– Ну же, отвечай.

Глаза Аньеля загорелись недобрым огнем.

– Аньель! – голос Виктора зазвучал резко и холодно. – Не смей так с ним разговаривать. – Люмьер выступил вперед, не давая младшему де ла Круа приблизиться к Венсану.

– Он – лжец! Если он не хотел быть моим отцом, то мог бы сказать об этом сразу и не устраивать своего сумасшедшего спектакля!

Аньеля трясло от злости.

– Не разобравшись ни в чем, ты смеешь выносить вердикт тому, без кого ты бы на свет не родился. Ты смеешь мнить себя обиженным ребенком, в то время как тебе давно пора понять, что в мире ничто не делится на правильное и неправильное. Ты смеешь ставить под сомнение все годы моей жизни, которые я провел с твоим отцом не без основания. – Виктор прищурился, взял Аньеля за подбородок и заставил на себя смотреть. – Думаешь, я за двадцать лет только и делал, что занимался с ним сексом и занимался тобой лишь потому, что мне больше было нечем заняться? – голос Люмьера снизился до шипения.

– Но зачем ему было притворяться? Скажи мне! – Аньель с силой вырвался из рук Люмьера.

– Твой отец никогда не притворялся. Ты смотришь поверхностно, не видя суть. Потому что ты не хочешь ее видеть. Ты хочешь его только обвинить. Обвини лучше меня, как ты уже сделал это однажды, но не причиняй боль тому, что никогда не хотел причинить ее тебе.

В этот момент Венсан поднялся с софы и подошел к Виктору. Он был очень бледен, а его лоб блестел от пота. Посмотрев на сына, он сделал глубокий вдох и произнес:

– Я виноват, Аньель.

Виктор не дал Венсану подойти ближе, так или иначе закрыв его собой. Он внимательно следил за Аньелем.

– Все те дни, которые ты провел, заперевшись в своей комнате в Пиенце. Все те разы, когда ты начинал говорить с «голосами», если они вообще были, или плакать на глазах у всех собравшихся. Все это время ты притворялся, потому что не хотел быть мне отцом? – голос Аньеля был полон яда.

Венсан закрыл глаза и тихо всхлипнул.

– Я ничего не выдумывал, – обиженно ответил тот.

– Хватит, Аньель. – Виктор завел руку назад и взял ладонь Венсана в свою. – Ничто из этого не было ложью. Твой отец болен. Но это не делает его слабоумным или немощным, как ты привык считать.

– Я больше не знаю чему верить, – произнес он и, развернувшись, покинул гримерную.

– Чарльз, иди за ним, чтобы он не сотворил чего похлеще выговоров. И, прости, что втянул тебя в это. – Люмьер, обняв Венсана, обратился к юноше.

– Это сложно. Он… Часто выходит из себя. Но забывает об этом. Я напишу вам в следующую субботу.

Служанка взяла со стола конверт и вручила его Гэлбрейту, а Виктор добавил:

– Я повышаю тебе жалование. Следи за ним, пытайся с ним сладить, если можешь. Если не в тягость.

– Спасибо, мистер Люмьер. Всего доброго.

– Беги за ним, Гэлбрейт, пока он не сотворил дерьма.

Чарльз вышел из гримерной, следуя за Аньелем, который успел уже преодолеть коридор.

Когда он ушел, Венсан опустился на пол и тихо расплакался. Все что произошло было определенно слишком сильным ударом для него. Голоса теперь беспрестанно твердили ему о том, какой он плохой отец, и он был согласен с каждым словом.

– Я хочу домой, – прошептал он сквозь слезы.

Виктор отослал прислугу собирать вещи и сел рядом с Венсаном.

– До дома слишком далеко. Сегодня мы останемся ночевать в отеле. Ты не против? Мы будем вдвоем. – Люмьер гладил де ла Круа по спине.

– Они правы, я никудышный отец. Наверное, мне и правда лучше исчезнуть, – слезы душили его, – я только причиняю всем неудобства. Теперь он ненавидит меня.

– Венс, милый, – Виктор обнял его, прижав голову к своему плечу, – он тоже не в себе. Аньель болен, и его болезнь изменила его характер. Ты моя семья. Разве этого мало?

– Они говорят, что я должен умереть. Аньель прав. Я лицемер. Я не хотел проводить с ним время и боялся его, – всхлипнул Венсан. Его речь была сбивчивой и прерывистой.

Виктор прикрыл глаза, крепко обняв Венсана, и тихо сказал:

– Прими истину, что он теперь ненавидит всех.

Маркиз ничего не ответил. Слезы все еще катились по его щекам, но теперь он чувствовал слабость во всем теле. Он легко поцеловал Виктора и вновь положил голову ему на плечо.

– В этом никто не виноват. И в этом виноваты все.

Люмьер прислонился виском к его виску, понимая, что дальше будет только хуже. Гнев выжигал Аньеля изнутри, то теплящийся, как искры в углях, то разгорающийся до пожара ненависти и вражды.

Стремительно покинув театр, Аньель прошел вдоль по Боу-стрит мимо вереницы экипажей. Он чувствовал, как его бьет дрожь. Достав портсигар, де ла Круа зажег папиросу и сделал глубокую затяжку. Казалось, весь мир буквально перевернулся. Он привык считать, что отец не в себе. Иногда, когда он приезжал на лето в Пиенцу, тот неделями молчал, не покидая своей комнаты. Их разговоры всегда были короткими и несодержательными, а во взгляде Венсана в эти моменты читался такой страх граничащий с ужасом, что Аньель всерьез беспокоился за его сердце. Периодически юноше даже казалось, что он его вовсе не узнает. Ему было приятней думать таким образом, ведь это было не так больно. Но, как оказалось, все это время его водили за нос. Работа над декорациями, подобными тем, что он видел сегодня в театре, требовала кропотливого труда и сосредоточенности. Ведь каждая деталь была тщательно проработана и выполнена с большой искусностью. А значит все это время его отец вел совершенно сознательную жизнь. Все его слезы, истерики и приступы были обычным фарсом. Его лишь удивляло, как Виктор тринадцать лет мог делать вид, что Венсан действительно страдает от какого-то недуга.

– Он лжец и лицемер, – шепнул кто-то по-французски из-за его спины.

Аньель резко развернулся. С ним поравнялась нарядно одетая пара, которая вероятно только покинула театр. Джентельмен легко кивнул ему и они прошли мимо.

– Вы правильно поступили, месье де ла Круа, – произнес другой голос.

На секунду Аньель почувствовал страх. Он не мог понять, откуда звучат эти голоса. Папироса выпала из ослабевших пальцев, но он не обратил на это никакого внимания.

– Он вас обманывал. Все это время он лгал вам. Ему был противен собственный сын. Разве можно это простить? – спросил первый голос.

Аньель медленно покачал головой. Нет, определенно он не мог простить отца. Кому бы ни принадлежал этот голос, он был прав.

– Вы должны положить конец его лжи, – проговорил третий.

– Но как я могу? – спросил юноша, все еще растерянно оглядываясь по сторонам.

– Я уверен, вы найдете способ, – ответил первый.

В этот момент кто-то коснулся его плеча. Аньель медленно развернулся, стараясь совладать с противоречивыми чувствами. Перед ним стоял Чарльз. На его лице застыло обеспокоенное выражение.

– Вот ты где. Я везде тебя ищу, – произнес он, поправляя сползшие на кончик носа очки. – Все в порядке?

– Он не должен ничего заподозрить, – снова заговорил первый голос. – Пусть этот разговор будет тайной. Обдумайте наши слова, месье де ла Круа.

Аньель чуть улыбнулся. Он сдержанно посмотрел на Гэлбрейта и вновь достал портсигар.

– Холодает, не правда ли?

Чарльз машинально кивнул. Ожидая увидеть друга в гневе, он мысленно приготовил себя к худшему, но Аньель, казалось, был совершенно спокоен.

– Спасибо, что познакомил меня с месье Люмьером. Я давно об этом мечтал.

Де ла Круа сделал затяжку и откинул прядь волос со лба.

– Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем той жуткой сцены. Это было грубо с моей стороны.

Гэлбрейт слегка улыбнулся и пожал плечами:

– Главное, что все уже позади. Ты принесешь извинения?

Аньель с удивлением посмотрел на него и покачал головой.

– Это они должны извиниться передо мной. Пойдем, надо поймать кэб.

Чарльз рассеянно кивнул и вновь улыбнулся, надеясь, что Аньель не почувствует, какие противоречивые эмоции переполняли его в этот момент.

– Пойдем, – ответил он. – Это был долгий день.

Чарльз испытывал неоднозначные чувства. Аньель, с которым он познакомился в начале сентября совершенно отличался от того Аньеля, с которым он познакомился сегодня. Де ла Круа представлялся ему любознательным и милым юношей, очень красивым и воспитанным в лучших традициях французского высшего общества. Но то, что произошло, заставило его глубоко задуматься. Быть свидетелем семейно драмы – одно, и совсем другое быть человеком, которого ударили ни за что. Попытавшись сгладить ссору из-за того, что он невольно задел Аньеля разговором про его отца, он получил пощечину. Чарльз видел, как де ла Круа сдерживался, чтобы не разбить бокал и не воспользоваться именно им. Это пугало, и Чарльзу хотелось оставить Аньеля одного и пойти ночевать куда-нибудь в другое место, а лучше – поменять комнату в общежитии, но было это минутным желанием на эмоциях или же криком инстинкта самосохранения, Гэлбрейт пока не понял.

Послевкусие от изумительного представления в театре было испорчено всем тем, что произошло позже. Чарльз думал о том, сколько мистер Люмьер предложил в этот раз? Неужели ему, Чарльзу, теперь стоит не только присматривать за Аньелем и писать письма, но и пытаться сдерживать порывы гнева, которые были, как оказалось, внезапными и неуправляемыми, как гроза в летний знойный день? Гэлбрейт достал папиросы и закурил, остановившись на пару мгновений в переулке между домами. Им предстояло лечь спать в гостиничном номере, но Чарльзу желание оказаться под крышей и в теплой постели казалось чем-то из ряда вон выходящим, поскольку внутри Гэлбрейта все кричало о том, что этот день не мог кончиться настолько обыденно и правильно. И он предложил:

– Может, выпьем?

– В прошлый раз это закончилось не самым лучшим образом, – проговорил Аньель с явным сомнением.

– Ты имеешь ввиду поцелуй? – Чарльз внимательно на него посмотрел из-за стекол очков.

– Нет, поцелуй мне понравился, – улыбнулся он, – а вот то, как тебе было плохо на следующий день – нет.

– Можно просто так не напиваться. По порции скотча и пойдем спать? – Гэлбрейт видел в ту минуту перед собой именно того Аньеля. Того самого, с которым познакомился в начале сентября.

– Если ты настаиваешь. Но если завтра тебе будет плохо, то пеняй на себя. Помни, что я беспокоюсь о тебе, – весело произнес он и обнял Чарльза за плечи.

Чарльз чуть улыбнулся и кивнул. Они направились в ближайший приличный паб и оказались в том, где прекрасные юные и не очень особы практически в полуголом виде развлекали мужчин со сцены и в зале. Аньель заказал две порции скотча и они сели за столик в углу, откуда открывался прекрасный вид на все заведение. Сделав глоток обжигающей жидкости, он внимательно посмотрел на соседа.

– Ты очень бледен. Неужели постановка произвела на тебя столь неизгладимое впечатление?

– Я просто немного неважно себя чувствую. Наверное, просто устал. У меня сегодня с утра были занятия и я плохо спал ночью – заканчивал анализ произведений. – Это было чистейшей правдой, но с некоторыми попущениями.

– В таком случае тебе следует как можно лучше отдохнуть. – Аньель беззаботно улыбнулся и накрыл его ладонь своей.

– Пожалуй. – Чарли вернул улыбку и погладил руку Аньеля.

В это время на небольшой сцене появились девушки и музыканты, которые, как юноши могли понять, собирались играть и петь, развлекая гостей. На удивление мужчин в заведении было достаточно много. Через некоторое время и к ним подошла приятная особа, одетая лишь в корсет и нижние юбки. Она присела на соседний стул с Чарльзом и положила ладонь ему на бедро, поглаживая к паху.

– Скучаете, молодые люди? – Она очаровательно улыбнулась. Столь очаровательно, как умеют лишь проститутки.

Аньель нахмурился. Ему не понравилось то, как эта особа смотрела на Чарльза. Он почувствовал, как гнев вновь поднимается, подобно неукротимому огню, из недр его души.

– Нет, мы не скучаем, – произнес он вкрадчиво.

Гэлбрейт же поймал ее ладонь достаточно близко, чтобы прижать к одному из самых важных мест на теле мужчины.

– Сколько? – Чарльз улыбнулся.

– Договоримся. – Она широко улыбнулась ему в ответ, сжав плоть Гэлбрейта через одежду.

– Замечательно. Мы бы пока с удовольствием посмотрели выступление, если вы не против, мисс. Позволите угостить вас джином?

– Позволю.

– Тебе не кажется, что уже поздно? – как бы невзначай бросил Аньель, смотря в сторону. Его пальцы сжали ладонь Чарли с неожиданной силой.

– Поздно для чего? Сейчас едва одиннадцать. – Чарльз взял в другую руку бокал со скотчем и сделал глоток.

– Мне казалось, ты устал. – Аньель посмотрел на него в упор.

Чарльз смотрел на него в ответ. Потом он усмехнулся своим мыслям, отставил бокал со скотчем и повторил движение девушки: он погладил бедро Аньеля до паха и накрыл его член. Светлые глаза внимательно следили за де ла Круа из-за очков. Тот невольно вздрогнул от неожиданного прикосновения и закусил губу. Напряжение растекалось по телу холодной волной.

Придвинувшись ближе, Чарльз накрыл его шею ртом, начиная поглаживать Аньеля через брюки. То, что они сидели поодаль от всех, играло на руку. Де ла Круа закрыл глаза, внимая каждому движению Гэлбрейта. Он сам не понял в какой момент гнев превратился в желание, которое буквально разрывало его изнутри. Перехватив руку Чарльза, он изменил темп его движений. Гэлбрейт притянул его к себе еще ближе, чтобы завладеть его ртом для глубокого поцелуя, в котором нежность уступала похоти. Никто не обращал на них внимание, да и в таком заведение подобное скорее было привычным, хотя мужчины обычно собирались в специальных клубах. Гэлбрейт расстегнул брюки Аньеля и накрыл его член уже так.

– Я хочу завладеть тобой полностью, – горячо прошептал Аньель, перенимая инициативу в поцелуе.

Пока одна рука вовсю ласкала член Аньеля, вторая зарывалась в его волосы, сам Чарльз чувствовал, настолько твердой стала его собственная плоть, как стало жарко и дыхание буквально сперло в груди. Руки Аньеля принялись ласкать тело Чарльза. Он ощущал его жар под одеждой. Сначала инстинктивные и неумелые, постепенно его движения стали уверенней. Страсть затуманила его разум. Де ла Круа чувствовал, что готов взять Гэлбрейта прямо здесь, на столе.

– Молодые люди, – раздался чей-то строгий голос. – Здесь вам не клуб по интересам подобного рода. Могу я попросить вас либо прекратить, либо удалиться?

Чарльз оторвался от губ Аньеля и посмотрел на говорившего совершенно осоловело и непонимающе. Все происходившее его сильно дезориентировало. Аньель ничуть не смутился и, поспешно приведя себя в порядок, поднялся на ноги. Он что-то проговорил, а потом достал из кармана несколько купюр. Мужчина неодобрительно покачал головой, но ушел, вернувшись через минуту с ключом от комнаты.

– Пойдем, – шепнул Аньель на ухо Чарльзу.

Гэлбрейт поднялся, опрокинул в себя остатки скотча и отправился за Аньелем в то место, где были столь необходимые кровать, тишина и уединенность. Как только за ними закрылась дверь, Чарльз нашел себя прижатым к разгоряченному телу Аньеля, пока руки последнего сдирали с него пиджак и рубашку. Раздев Чарльза по пояс, он принялся покрывать его тело жаркими поцелуями. Аньель слышал, как участилось дыхание Гэлбрейта. Буквально сорвав с него брюки, Аньель огладил его обнаженную плоть. Чарльз было хотел спросить, что был ли Аньель уверен, что хочет этого, но почему-то не решился задать этот вопрос, вскоре оказавшись у стола. Гэлбрейт опирался на него ладонями, пока слышал, как де ла Круа расстегивал свои брюки. Его член дернулся в нетерпении. И хотя у Чарльза никогда не было подобного – с мужчиной – секса, он осознавал, как сильно ему хотелось. Гэлбрейт подозревал, что для Аньеля это был первый раз, а потому, несмотря на то, что ему хотелось скорее продолжить, он сказал:

– Тебе нужно чем-то увлажить член, иначе ты себе навредишь. Найди что-то. И меня тоже желательно.

Аньель на мгновение удалился и вернулся с вазелиновым маслом. Тщательно увлажнив им плоть, он развернул к себе Чарльза для нового страстного поцелуя, а затем вошел в него с неожиданным напором. Он чувствовал, как все его тело буквально содрогнулось от нового ощущения. Его разум вновь помутнел уступив место сумасшедшей страсти. Если на какое-то мгновение Чарльз хотел его остановить в побуждении лучших чувств и правильного поведения, Гэлбрейт, чье тело ни разу не было подчинено мужчиной, хрипло выдохнул и вцепился в столешницу. Ощущать член Аньеля внутри было больно. Рука де ла Круа накрыла его разгоряченную плоть, ритмично двигаясь. С губ Аньеля сорвался стон. Закрыв глаза, тот отдался чувствам. Темп его движений нарастал, постепенно достигая наивысшей точки. Когда все закончилось, он тяжело прислонился к деревянному краю столешницы и посмотрел на Чарльза. Чарльзу хватило сил только присесть на стоявший у стола стул и тяжело вздохнуть. Он кончил благодаря руке Аньеля. Сняв очки, тот вернул де ла Круа взгляд. Страсть, равно как и гнев, прошла, уступив место новому чувству. Аньель ощутил, как его захлестнула волна неконтролируемого страха. Он совершенно не понимал, почему поступил подобным образом, и чувствовал вину перед Чарльзом.

– Я сделал тебе больно? – спросил тот, с трудом заставляя звучать свой голос ровно.

– Сделал, но не слишком. По-другому и быть не могло. – Гэлбрейт потянулся к своему портсигару и закурил папиросу. Вторую он протянул Аньелю.

– Прошу, прости меня. Я не знаю, что на меня нашло. – На глаза Аньеля навернулись слезы и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не заплакать.

– Все в порядке, Аньель. Это ведь был просто секс. Со своими издержками.

Де ла Круа обхватил себя руками и посмотрел на Гэлбрейта.

– Ты мне очень нравишься.

– Ты мне тоже. – Чарльз чуть улыбнулся, а потом взял Аньеля за руку. – Послушай, – Гэлбрейт погладил его по ладони, – all Ding währt seine Zeit.¹

Де ла Круа слабо улыбнулся.

– Ты меня не возненавидишь?

– Нет, не возненавижу.

Окинув комнату взглядом, Аньель поморщился.

– Только посмотри, где мы оказались. Здесь довольно уныло, не находишь?

– Предлагаю как можно скорее отправиться в гостиницу. Я чертовски голоден и хочу забраться в постель.

– Абсолютно поддерживаю твое решение.

До отеля они добрались ближе к полуночи, заказав в номер ужин, которого хватило бы на четверых. Лондон накрыло дождливой темной ночью. Когда они вернулись в Кембридж, жизнь вернулась в свое привычное русло. Аньель больше не заговаривал о случившемся. Все свободное время он по-прежнему посвящал чтению, но теперь все чаще засиживался допоздна в библиотеке. Ему было стыдно перед Чарльзом, и он не знал, как может загладить свою вину.

В конце третьей недели ноября Аньель вновь получил письмо от доктора Мура. В нем сообщалось, что ровно в восемь часов вечера тридцатого ноября он будет ждать Аньеля у математического моста. В письме также была приписка с просьбой уничтожить его сразу же после прочтения и ни в коем случае никому не разглашать его содержимое. Это не только заинтриговало юношу, но и вызвало легкий страх. Возможно, доктор Мур каким-то образом узнал, что он поделился радостной новостью с соседом? Весь вечер он ломал голову над этой загадкой, но так и не нашел ответа. А для большей осторожности следующим вечером он сказал Чарльзу, что доктор отменил встречу. Чарльз немало этому удивился, но не сказал ничего, кроме:

– Думаю, ещё назначит.

Гэлбрейту не хотелось поднимать эту тему после того, как Аньель ударил его в театре.

– Мне сегодня нужно написать произведение на двести строчек, в котором необходимо использовать максимальное количество эпитетов, но при этом ни разу не повториться. Так что я надолго засяду за заданием, чувствую.

– Тогда я пойду в библиотеку, – заключил Аньель и, собрав тетради, поспешно удалился.

Все выходные они оба были слишком заняты домашним заданием, чтобы говорить, а когда началась новая неделя, Аньель понял, как он взволнован. Аппетит пропал вместе со сном и он никак не мог ни на чем сосредоточиться. К четвергу, де ла Круа выглядел более чем жалко, но был рад, что его терзаниям вскоре придет конец. Как только на часах пробило семь тридцать, он встал из-за стола и, сообщив Чарльзу, который только что вернулся, что собирается провести вечер за книгами, отправился на место встречи.

Минуты, казалось, тянулись бесконечно. Аньель внимательно всматривался в лица прохожих, надеясь отыскать в них загадочного доктора, но мимо проходили лишь студенты. Когда пробило восемь, его забила дрожь. Он чувствовал, что его жизнь вот-вот изменится. Беспомощно оглядываясь по сторонам, юноша уже почти отчаялся, как вдруг из темноты он услышал голос:

– Я рад видеть вас, мистер де ла Круа. – Мужчина выступил из тени, держа над головой зонт. Не так давно кончился дождь. – Вы минута в минуту.

Мужчина появился перед ним, облаченный в длинное однобортное пальто. На вид доктору было лет тридцать от силы.

– Благодарю вас за оказанную честь, – ответил Аньель. – Я очень рад с вами познакомиться.

Кристиан протянул ему ладонь для рукопожатия.

– Взаимно. Кристиан Мур к вашим услугам.

Юноша на секунду замолчал, обдумывая, как продолжить разговор. Волнение постепенно начало отступать.

– Я принес тетради с исследованиями, о которых писал в письме. Конечно, моя теория требует значительных доработок, но я бы хотел услышать ваше мнение.

– Полагаю, нам стоит присесть в каком-то более сухом месте, иначе ваши тетради придут в негодность из-за дождя.

– Здесь неподалеку есть паб, – робко предложил Аньель.

– Пусть паб. Главное, чтобы никто не посмел нам помешать.

Кристиан выглядел молодо, но все в нем выдавало взрослого мужчину. Что-то в нем и вовсе отдалённо напоминало молодого Люмьера десятилетней давности.

Спустя десять минут они расположились за одним из столиков в том самом пабе, где не так давно Аньель провел полный волнений вечер с Чарли. Вокруг стоял оживленный гул, но это, казалось, нисколько не смущало доктора Мура. Он снял пальто и остался в чёрном пиджаке на темно-синюю рубашку. Удивительно, но глаза Кристиана были так похожи на глаза Люмьера. Совпадение было уникальным, и весь облик Мура располагал к себе лучше, чем все исследования и дипломы доктора. Аньель положил перед ним тетради и слабо улыбнулся. Давало знать о себе нервное напряжение, в котором он пребывал последние дни. Кристиан внимательно изучал его работы не менее двадцати минут, а потом ещё минут десять обдумывал. И только по истечении ещё пяти минут он, наконец, произнёс:

– Ваши наблюдения, анализ и исследования очень достойны, мистер де ла Круа. Я бы хотел работать с вами.

Аньель, который успел порядком измучить себя, не смог сдержать радостной улыбки.

– Благодарю вас, доктор. Когда мы сможем начать? Я бы хотел поближе познакомиться с вашей работой.

– Полагаю, не раньше конца первой недели декабря. Мне необходимо закончить иную работу, и тогда я смогу с вами встретиться вновь. Возможно, это произойдёт и раньше. Я сообщу. Дело в том, что каждый мой день расписан по минутам.

– Я понимаю, – кивнул Аньель, собирая свои записи, – в таком случае буду ждать от вас письма.

– Угостить вас скотчем? Вижу, вы несколько нервничаете.

Кристиан подозвал девушку и заказал две порции. Де ла Круа благодарно улыбнулся.

– Понимаете, в университете буквально каждый мой профессор сказал, что я занимаюсь сущей ерундой. Я беспокоился, что вы сочтете мои записи слишком поверхностными.

– Вам есть к чему стремиться. Но вам не много лет, а потому все впереди. – Мур улыбнулся до боли знакомой улыбкой. – Неужели вы сами додумались до таких мыслей?

– Не совсем, – честно признался Аньель. – Я взял за основу идею моего дяди о том, что расстройства психики могут быть связаны с неправильной работой головного мозга, и постарался развить ее как можно более полно. К сожалению, я не имел достаточно практического опыта, и поэтому ушел в построение гипотез. И я надеялся, что работа с практикующим алиентом позволит мне лучше понять и нащупать взаимосвязи.

– Ваш дядя – врач? Не слышал о подобных исследованиях, но теория совершенно не лишена смысла и может стать основой великого опыта изучения структуры мозга и его работы, его аномальной работы, если быть точным.

– Нет. Он скорее заинтересованная сторона. Мой отец страдает от болезни, – начал он, обдумывая, как лучше подать информацию в свете того, что он выяснил недавно. – Она поразила его еще до моего рождения, и всю свою жизнь я наблюдал за тем, как она разрушает его разум. Дядя все это время делал записи о его состоянии. Именно они и натолкнули меня на те мысли, которые я представил здесь.

Он положил руку на тетради и опустил глаза. Аньель чувствовал, что не говорит всей правды, но мог ли он признаться в том, что отец всю жизнь его обманывал? Это бы перечеркнуло полностью его работу.

– Я чувствую, что вы мне что-то не договариваете, мистер де ла Круа. – Кристиан сдержанно улыбнулся и сделал глоток скотча из уже принесенного бокала.

Аньель замялся и сделал большой глоток янтарного напитка.

– Недавно я узнал, что он хотя бы часть времени симулировал тяжелое состояние, чтобы не общаться со мной. Я не говорю, что он не болен, но картина его болезни слегка размыта.

– Жаль, что невозможно наблюдать вашего отца постоянно, чтобы точно понять, а к вам, видимо, он относится с некоторой осторожностью. – Тот сжал губы и покачал головой. – Хороший экземпляр, видимо, раз уж было возможно сделать столько наблюдений и записей.

– Я сам делал кое-какие записи на протяжении нескольких месяцев, – он открыл одну из тетрадей на нужном месте, – и постарался, чтобы они были как можно более подробными и непредвзятыми. Но вы правы, он боится меня. Я так и не смог построить с ним доверительных отношений.

– Видимо, кроме вашего дяди, никто не смог, – добавил Кристиан, прежде чем начать вчитываться в строчки.

Юноша лишь кивнул и беспомощно улыбнулся. Он чувствовал, что между ним и доктором Муром возникает понимание, которое прежде было у него лишь с Виктором. Эта мысль приятно согревала. Их встреча пролилась около двух часов, пока они обсуждали интересующие их темы. Прикончив по бокалу скотча, они вышли на улицу, где Кристиан предложил проводить Аньеля обратно до моста, где они встретились. Дождь перестал, но улицы уже давно опустели. Добравшись до общежития, де ла Круа на мгновение остановился и задумался. Ему отчаянно хотелось рассказать Чарли о встрече с доктором, но он поклялся сохранить встречу в тайне. Доктор Мур уверил его, что, поскольку его исследования носят сенсационный характер, их необходимо сохранять в тайне, а встречи с ним в людных местах впредь могут вызвать подозрения у тех, кто выступает против новых идей в их науке. Будущую встречу решено было провести в Лондоне подальше от любопытных глаз. Доктор Мур обещал сообщить о месте заранее в письме.

Когда Аньель вернулся в комнату, то встретил лишь пустоту и записку, что Чарльз ужинал с Изабеллой де Гау недалеко от университета, и что он придет не раньше, чем отбой. Аньель взглянул на часы. До отбоя оставалось не больше получаса. Он почувствовал, как стремительно портится его настроение. В душе вновь вспыхнуло неуправляемое пламя. Он сжал руку, в которой держал записку, с такой силой, что когда он раскрыл ладонь, то обнаружил четыре аккуратных ранки. Это разозлило его еще сильней. С низким рычанием, он принялся сбрасывать учебники Чарльза со стола. В этот момент ему хотелось устроить полный беспорядок, и он с трудом сдерживался, чтобы не сделать этого. Злость никак не утихала. Он чувствовал, как кружится и горит его голова.

– Он тоже вас предал, месье де ла Круа, – произнес один из знакомых голосов.

– Да, – согласился Аньель. Появление голоса не удивило его, ведь теперь он знал, что тот хочет ему помочь.

– Вы должны проучить Гэлбрейта. Вы должны постоять за себя.

– Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю вам.

Аньель не заметил, как дверь в комнату открылась и на пороге стоял Чарльз.

– С кем ты разговариваешь? Должно быть, мне послышалось, – Гэлбрейт неуверенно произнес последние слова и вошел в комнату. – Ты давно пришел? Изабелла дала мне журнал со статьями для тебя, где ты мог бы попробовать опубликовать свои исследования.

– Да так, ни с кем, – холодно ответил Аньель, не глядя на него. – Я думал, ты не придешь.

– Почему? – удивился Чарльз. – Я же написал в записке. Мы ужинали, и она помогла мне узнать, есть ли какие-то возможности продвинуть тебя в работе. – Гэлбрейт сел на кровать и снял очки.

– Ты лжешь, – парировал Аньель. – Я знаю, чем обусловлен твой интерес.

– Почему я должен лгать? – Ни тени обиды не промелькнуло в голосе Чарльза, но вот изумления было хоть отбавляй.

– Я видел, как ты смотрел на нее. – Тот поморщился.

– Аньель. Она уже замужем. Никто не отправил бы ее учиться в мужское общество, будь она свободна. Это плохая репутация и вопрос о девственности. – Гэлбрейт вздохнул. – Да и ее отец, как коршун, следит за ней всюду, куда бы она ни пошла. Твоя ревность безосновательна.

– Я не ревную! – вспылил Аньель, подходя к Чарльзу. Его левая рука была в крови, а глаза безумно горели.

– Тогда почему ты мне выговариваешь? – парировал Чарльз.

– Я беспокоюсь за тебя, – произнес он чуть более сдержанно.

– Беспокоишься, что мной завладеет женщина? – Чарльз все еще сидел на кровати, но мог спокойно взять Аньеля за бедра. Он положил ладони на его пояс и, огладив поясницу, накрыл его ягодицы.

– Это небезопасно, – с сомнением ответил де ла Круа. Гнев постепенно уходил, уступая место совсем другому чувству. Подняв левую руку он удивленно посмотрел на уже запекшуюся кровь. По его лицу пробежала тень страха, и когда он вновь заговорил, его голос звучал обиженно и робко. – Я боюсь, что ты отвернешься от меня.

Чарльз обнял его за пояс.

– Не устраивай мне сцен ревности, Аньель.

Гэлбрейт привлек его к себе, усаживая на колени.

– Прости меня, я не знаю, что на меня нашло, – проговорил он тихо. – Иногда меня переполняет такой гнев, что я совсем не могу с ним совладать.

– Я понимаю. – Чарльз погладил его по щеке. – Ты выглядишь устало.

– Я могу тебе доверять? – спросил Аньель, проводя рукой по его волосам.

– А ты хочешь мне доверять? – прошептал Чарльз ему в губы.

Аньель легко поцеловал его и улыбнулся.

– Я встречался с Кристианом Муром. Этим вечером. Он согласился работать со мной, изучив мои записи.

– О. Могу тебя поздравить? – Чарльз вернул ему еще один короткий легкий поцелуй.

– Да. Он просил сохранять наши встречи в тайне, но я должен был тебе рассказать. Он потрясающий человек. Мы сразу же сошлись во мнениях, и к концу вечера мне казалось, что я знаю его всю жизнь.

– Это здорово. Мне стоит начать к нему ревновать в отместку за Изабеллу? – Чарльз усмехнулся.

Аньель устало рассмеялся и обнял его за плечи.

– Ты знаешь, они не правы. Ты меня не предавал, – произнес он сонно.

– Они? – Чарльз тихо переспросил, начав поглаживать Аньеля по волосам.

– Эти люди. Они говорят со мной по-французски, – произнес тот заплетающимся голосом. И прежде чем Чарльз успел что-то ответить, он заснул, положив голову ему на плечо. Гэлбрейт не успел удивиться тому, как быстро Аньель заснул в его руках, ведь все его мысли были заняты тем, что с де ла Круа кто-то говорил. Кто-то, кто не существовал. Это был плохой знак.

В субботу вечером после получения очередного письма Виктор не сразу поспешил поделиться новостями с Венсаном. Сперва он попросил его сесть и сел подле него сам. Люмьер глубоко вздохнул и посмотрел на де ла Круа, не решаясь сказать.

– Не томи меня, – не выдержав, с мольбой проговорил Венсан, касаясь его руки.

Понимая, что собираться с духом он будет долго, Виктор тихо сказал, взяв ладонь Венсана в свои пальцы:

– Он начал слышать голоса.

Маркиз побледнел и испустил тихий стон. В следующее мгновение он почувствовал, как отчаянно забилось его сердце. Он сжал руку Виктора и замотал головой.

– Я не хочу в это верить.

– Наша вера или безверие ничего не изменят. Все становится только хуже. И мы не в силах ему помочь. – Люмьер произнес эти слова с болью и сожалением.

– Неужели он потерян, – выдохнул Венсан, опуская голову на руки Виктора. Предыдущая выходка Аньеля дорого ему обошлась. Последние недели он был вынужден провести в постели, снедаемый лихорадкой под постоянный гул собственных голосов.

Виктор погладил Венсана по волосам, запустив пальцы в медные кудри.

– Как бы то ни было, сейчас ты должен прилечь. Я принесу тебе горячий отвар и сыграю тебе «Щелкунчика» Чайковского на скрипке. Как бы то ни было, ты должен позаботиться о себе. Иначе мы ему не поможем ничем.

Люмьер мягко перебирал его волосы, стараясь скрыть горечь в своем голосе.

– Помнишь, как кружатся снежинки в Рождество? Как они рассказывают истории…

Венсан осторожно поднял голову и измученно улыбнулся.

– Я видел, как они кружат в вальсе пока их никто не замечает, – мечтательно произнес маркиз.

– Пойдем, я сыграю тебе этот вальс этих самых снежинок, – Люмьер поднялся, подавая руки Венсану, – а потом мы ляжем с тобой спать и будем видеть прекрасные сны.

– Я так жалею, что не смог отправиться с тобой в Санкт-Петербург, – Венсан отозвался с горечью.

– Мы еще обязательно окажемся там вместе. Даю слово.

Виктор повел Венсана за собой в сторону спальни, где в тепле и уюте хотел скрыть Венсана от злой ночи и дурных вестей, преследовавших их с тех пор, как они пересекли границу Великобритании.

1) Всё соответствует своему времени.