Читать книгу Компромисс - Елена Каштанова - Страница 2

Текстовый файл удалить невозможно

Оглавление

Помирились мы на следующий день. У нас обоих довольно легкий характер и склонность к проговариванию проблем и выяснению отношений. К выяснению в хорошем смысле – спокойно высказать друг другу претензии и вместе найти компромисс. Компромисс на этот раз был очень простым – я читаю один оридж Олдбоя, а Ира читает книгу, которую я выберу для нее. Правда, когда она узнала, что это будет "Дом, в котором…", ориджей Олдбоя немедленно стало два, слишком уж неравноценно получалось по объему. Но я согласился. Я по работе столько разного говна читаю, что одним больше, одним меньше, я и не замечу.

Именно поэтому я и сижу сейчас на бизнес-ланче в ближайшем кафетерии, в лучших Ириных традициях пялясь в мобильник. Распечатывать эту хрень я не решился, найдет еще кто-нибудь, объясняй потом, что "это компромисс, а не то, что ты подумал".

Первый рассказ был написан в жанре юмористического фэнтези про попаданцев. Честно – я ожидал какую-нибудь сопливую чушь вроде манги без картинок с брутальным семе и припизднутым уке. Но, к моему удивлению, герои оказались на редкость нешаблонными и без преувеличения интересными. Сюжет меня немедленно увлек, я еще школьником полюбил этот жанр в качестве легкого разгрузочного чтива и сейчас с радостью к нему вернулся после многолетнего перерыва. Все пытался определить, куда же мне отнести этого Олдбоя. Я имею в виду – когда рассказываешь кому-то о литературном произведении, всегда пытаешься провести какие-то параллели, чтобы собеседнику стало более понятно. Например, "в стиле Довлатова", "похоже на раннего Пелевина", "чем-то напоминает "Бойцовский клуб" и т. п. Олдбоя не получалось никуда причислить. Местами сюжет напоминал "Мифы" Асприна, юмор был похож на Громыко, проработанность и детализацию созданного автором мира можно было сравнить с – не побоюсь этого названия – "Сердцем Пармы", образность и метафоричность языка вообще восходили к русским классикам и могли соперничать с Набоковым и Пастернаком. Но я бы не смог однозначно соотнести этот оридж с каким-то одним писателем или произведением. Несомненно, передо мной было нечто совершенно оригинальное и самобытное, я должен был это признать, как бы все внутри ни протестовало.

Я тщетно искал, к чему можно придраться. Но, кроме легких стилистических или фактических погрешностей, которые есть практически у каждого, даже у меня, если на свежую голову собственный текст прочитать, найти ничего не удавалось. С литературной точки зрения все было безупречно, хоть сейчас в печать, если бы, конечно, у нас в стране такое печатали. И, кстати, дураки, что не печатают, такими талантами разбрасываются. Как там у Карамзина – мол, отчего в России мало авторских талантов? От холодного климата, не иначе. Двести лет назад ведь писал, а правильный ответ все тот же – "в обстоятельствах гражданской жизни россиян надобно искать ответа на вопрос: "Для чего у нас редки хорошие писатели?"

Я понял, что влип, уже к концу рабочего дня. Мне надо было вычитывать материалы, тестировать новый дизайн и искать информационные поводы, а я вместо этого все прокручивал в голове прочитанные за обедом страницы, гадал, кто главный злодей, размышлял, как автор вырулит из лихо закрученного им же самим сюжета, и тайком глотал новые куски, когда все сваливали на перекур.

Очнулся я в три часа ночи, когда внезапно кончились буквы. Думаете, я лег спать? Нет. Я идиот. Потому что мне оказалось мало скачанного на мобильник текста, и я полез на сайт читать отзывы в надежде урвать еще кусочек информации о полюбившихся героях, которых не хотелось отпускать. Там я стал обладателем двух важных знаний. Первое: у прочитанного мной – не побоюсь этого слова – романа – существовало несколько сиквелов и вбоквелов, которые бодро перекочевали в мой мобильник, и я уже в красках представлял, как составляю Ире конкуренцию по телефонному таймингу и как будут издеваться друзья, уверяя, что это заразно. Второе: читатели на этом сайте на редкость тупые. И я даже говорю не о фанатах, которые бодро соревновались в эпитетах и помпезных прозвищах в надежде, что автор их заметит и благосклонно позволит облобызать ручку. Эти просто тихо смешили. Другие вызывали недоумение. "А я не понял, что это за чувак был в конце?" "Так он умер или не умер?" "Как он вдруг оказался здесь, если был там?" И прочие тупые вопросы, от которых хотелось заорать прямо в монитор – ЛЮДИ, КАКИМ МЕСТОМ ВЫ ЧИТАЕТЕ? И зачем вы вообще это делаете, если не умеете? Раздражали те, чей словарный запас состоял из слова "охуенно" (и того с ошибкой), впрочем, им этого вполне хватало, чтобы выразить "благодраность", как мы это называем с легкой руки все той же Олеси. Но вот те, кто лучше автора знал, что героям делать и куда пойти, реально бесили. "Ваш герой тряпка, а не мужик, его нахуй послали, а он и пошел". "Этот персонаж лишний в истории, я не хочу читать о каком-то Васе, меня главные герои интересуют, автор, ау, когда про них напишете уже?". "Зачем автор убил этого героя, он же такой клевый, ну и что, что грохнул там кого-то сгоряча, изнасиловал, не подумав, предал не со зла, но он же тоже достоин счастья, автор не прав". И традиционное: "Не буду больше читать, раз все не по-моему". Была, конечно, и группа хейтеров, как же без них. Но этих быстро банили и чистили, об их существовании я догадывался только по отзывам тех, кому не лень было на их высеры отвечать.

К какой же группе мне причислить себя? Этот вопрос я задаю себе в пять утра, укоризненно глядя на мобильник, который заверещит в полвосьмого. Традиционно, меня пнет Ира, злобно буркнув: "Будильник звонит, не слышишь, что ли?" Я, по обыкновению, попытаюсь отвертеться: "Скажи, что я перезвоню". Но есть и хорошая новость: уже часа примерно через три я снова смогу погрузиться в этот увлекательный мир и пофиг, что реальность будет периодически выдергивать меня обратно, я уже прочно вцепился, до конца все равно не выдернете.

Сначала я думал, что мне показалось. В повествовании проскальзывали короткие фразочки типа "так скучно и просто" или "скатерть асфальта". Это могло оказаться и совпадением. Но когда герой категорично заявил "всех, кого ты так сильно любил, обязательно встретишь снова", сомнений больше не осталось, я убедился, что у меня не паранойя. Этот Олдбой был знатоком и, очевидно, поклонником непопулярной группы "Ундервуд" (непопулярной, потому что тексты, в которые нужно вдумываться, обычно никому не интересны). Это объяснило его любовь к нестандартным метафорам. Если человек может представить себе "сны пружинные" или знает, как "валила луна тополя", то, скорее всего, и сам способен выражаться столь же замысловато.

Заметил эти цитаты только я. Но нисколько этому не удивился. Потому что эти озабоченные только постельные сцены пожирают, все остальное по диагонали просматривают. Еще в самом начале одним из спутников героя стал говорящий кот по имени Машенька, очень порадовал фанатов и здоровых читателей, все поржали, поприкалывались, поиздевались в стиле "намается пацан с таким именем". И ни одна сволочь не узнала цитату. Даже когда автор в обсуждении дал подсказку ("люди иногда так невнимательны"), это вызвало лишь очередные дифирамбы невъебенному чувству юмора. У меня постоянно возникало ощущение, что, кроме ориджей Олдбоя, эти курицы ничего не читают. Ира это ежедневно подтверждала своим поведением (собственно, это и породило наш "компромисс").

Мне немедленно захотелось с этим товарищем познакомиться. Не то чтобы никто не понимал моей любви к "Ундервуду". В общем-то практически все мои друзья признавали, что "норм". Но не более того. И уж точно никто не мог цитировать или использовать как интертекст. Поэтому в Олдбое я почувствовал родственную душу. Захотелось узнать, какой он. Сколько ему лет, кем он работает, как выглядит, во что одевается, какая у него прическа, какого цвета его глаза. Какой у него голос, в какие игры он любит играть и ловит ли он бабочек. Захотелось выяснить, все ли его "крючочки" в текстах я нашел или половину цитат не узнал. К счастью (или, может быть, к сожалению), я еще не дошел до той высокой степени безумства, которая позволяет бесцеремонно вломиться к автору в приват и начать требовать личностного общения. Поэтому страдал молча.

Я прочел всю серию про попаданцев. Почему-то тайком от Иры. Отчитался ей только о первой части. И скрыл свой внезапно вспыхнувший интерес, не хотелось признавать, что я такой же, как все эти курицы, которые без капса и восклицательных знаков вообще выражаться не умеют.

Вероятно, так бы все и оставалось, если бы не вторая часть моего "компромисса". Второй навязанный мне оридж оказался совсем другим. Без фантастики, мистики, почти без юмора, у них это называлось "повседневность". Только разве ж это похоже? Когда скулы сводит от напряжения, когда ком в горле дышать не дает, когда руки дрожат, перелистывая страницы, это у кого ж такая повседневность, хотелось бы мне знать? Это были очень запутанные отношения трех людей. Сюжет раскачивало от отчаяния к надежде, от боли к эйфории. Каждый из троих успел побыть и жертвой, и мудаком, и ангелом. Я не мог понять, как можно так искусно складывать 33 обычных буквы, чтобы внутренности разъедало, словно кислотой, чтобы каждое слово на подкорке выжигалось, чтобы каждая строка острой иглой впивалась в сердце и там оставалась навсегда. Я дочитал до конца и тут же начал сначала, теперь уже неспешно наслаждаясь и смакуя, а не торопясь скорее узнать, чем все кончилось.

При внимательном чтении меня снова поджидали сюрпризы. Я и в предыдущей истории заметил некоторые совпадения с… скажем так, моим собственным стилем мышления. Слова вливались в меня так гладко, как будто я сам это писал, это были мои мысли, мои выводы, мои обороты речи и цитаты, хранящиеся в моей памяти. Шутку про обоюдотупой меч придумал я лично, еще когда мы "Тристана и Изольду" изучали на втором что ли курсе. И зверь Выхохуль, которого предстояло победить герою, тоже был создан моим воображением и тоже давно. И вот теперь новую историю я читал с совершенно таким же ощущением – я бы сам так написал, если бы писал художественные тексты, а не публицистику. По мере дальнейшего чтения частица "бы" стала как-то растворяться. Мне уже стало казаться, что это я и написал, а теперь вот сижу, перечитываю, блох выискиваю. Я даже заподозрил у себя диссоциативное расстройство идентичности – что, если во мне где-то сидит личность, которая эти тексты втихаря пишет и публикует, после чего засыпает и передает права на мое тело моей основной личности? Да, и сам понимаю, что бред. Да, и самому смешно. Но ничем другим объяснить столько совпадений я не мог.

Положение стало еще серьезнее, когда я более внимательно прочитал про дом. Еще при первом чтении я поймал себя на том, что очень живо представляю себе его. Палисадник, огороженный невысоким голубым штакетником, на зубьях которого висят старые детские игрушки, а по периметру палисадника выставлены ярко раскрашенные отслужившие свой век башмаки, в которых растут цветы. Я даже откуда-то знал, что это были астры, хотя в тексте об этом не говорилось. И я вдруг вспомнил этот дом! Когда я был мальчишкой, еще живы были деревянные дома в некоторых районах города. Сейчас их уже снесли, но тогда я жил рядом с таким районом, и мы часто бегали туда гулять, потому что там было интересно и еще потому, что часть пацанов из нашей компании жила именно там. Мы иногда тырили с забора игрушки – просто по приколу, а не потому, что нам их не хватало. Но хозяева как будто не обижались и вешали на их место другие. А парни постарше срывали астры для букетов понравившимся девчонкам. Вместо сорванных вырастали новые. И еще рядом с этим домом были вкопаны в землю несколько колес, тоже раскрашенных веселенькими красками, и на этих колесах можно было сидеть и трепаться. Не всегда, правда, они доставались нам, часто на них сидели девчонки или старшие ребята, или даже тетеньки и дяденьки грызли семечки. В общем, такая ничейная лавочка. Теперь я понимаю, что хозяевам этого дома было, скорее всего, жалко выкидывать ненужные вещи, и они создавали для этих вещей вторую жизнь, заодно радуя своих соседей и случайных прохожих. Хозяев я не помню. А вот сам дом вспомнил.

Вспомнил, и чуть было и вправду не побежал к психиатру – выяснять, когда я мог это написать. К счастью, вовремя явилась спасительная мысль, даже две. Первая: если бы я был болен, мне бы не выдали автомобильные права, там проверяется учет в психдиспансере, я точно помню. И вторая: автор тоже когда-то видел этот дом. Это же так просто! Может быть, он даже здесь жил, чем черт не шутит? Может быть, я даже его знаю или знал когда-то. Я еле дождался вечера, чтобы совершенно непринужденно и как бы между делом задать Ире соответствующие вопросы.

– Его зовут Макс, он из Москвы, – ответила она. – Большего сказать не могу, он в реале принципиально ни с кем не общается, это у него две разные жизни, и он их не смешивает. У него ведь фанаты довольно часто встречаются, я и сама ездила пару раз, помнишь, но он никогда не приходит. И фоток своих не выкладывает. Ну ты же понимаешь, он гей, и ему совершенно не нужна публичность.

Тут Ира оседлала любимого конька, мне даже не пришлось задавать вопросы, о своем кумире она могла трепаться часами, если кто-то готов был слушать. Я узнал, что он работает в каком-то автомобильном концерне – то ли коммерческий, то ли финансовый директор. Что он би, но предпочитает мужчин. Что у него есть любимый человек и собака. В виртуале шифруется, потому что несколько лет назад его вычислила какая-то отвергнутая подружка и смогла организовать не очень серьезные неприятности. Поэтому никто не знает его реальных страниц в соцсетях, имейлов и телефонов. Правда, есть группа отморозков, которые ходят за автором хвостиком, чтобы на каждой странице красочно расписать, как глубоко он им безразличен. Так вот эти вообще уверяют, что все фейк, Олдбой – на самом деле старая дева с Поволжья, а члены, о которых пишет, видит только в эротических снах или в порнухе, если удается скопить денег на нормальный интернет. Они его, якобы, вычислили, это точно-преточно. И еще куча какой-то бесполезной информации из обсуждений в закрытых группах.

Если вы думаете, что что-то прояснилось после Ириных объяснений, то таки нет, все запуталось еще больше. Раньше я хотя бы был уверен, что автор – мужчина. Я, в принципе, против женщин ничего не имею, просто настроился уже. Стыдно сказать, он мне даже приснился. О том, что я целыми днями о нем думаю, даже говорить не буду. Наверное, скоро начну вилять хвостиком, сочинять нескладные стихи и попрошусь в закрытую группу. Я слыхал, что алкоголь, принятый в достаточном количестве, может вызвать все симптомы опьянения. Почему меня никто не предупредил, что Олдбой при таких же обстоятельствах может вызвать все симптомы влюбленности? А уж зависимость вообще вызывает с первого употребления.

Надо ли говорить, что я прочел все его произведения? Даже бессюжетные, нехудожественные и незавершенные. И, поскольку читал я очень внимательно, от меня не укрылись детали, которые пропустили ослепленные любовью фанаты. В частности, я убедился, что этот человек точно не работает в автомобильном бизнесе. Ну не может топ-менеджер любого автоконцерна назвать "Ламборгини" "Ламборджиней", перепутать "Астон Мартин" с "Асти Мартини", а его герой в 911-м "Порше" просто не найдет сзади багажник, чтобы сложить туда покупки. И если он врет в этом, значит ли, что и все остальное неправда? Не Макс, не гей, не собачник, не в Москве?

Это "не в Москве" не давало мне покоя. Он совершенно точно когда-то был в нашем городе. Или бывал. Может быть, даже жил. Может быть, даже и сейчас живет. Об этом говорили многие местные детали, например, дом по прозвищу "холодильник", кладбище в центре города, наличие лесопарка и канатная дорога в нем, расположение корпусов универа и т. д. Слишком уж ярко он описывал. А я все это узнавал. Так все же – был или бывал? Целыми днями в голове вертелся этот пошлый анекдот, хотя по смыслу совершенно не имел отношения к ситуации. Текстовый файл удалить невозможно. Теперь я понял смысл этой фразы. Из головы – совершенно невозможно.

Я бы, наверное, никогда не придумал способа разгадать этот ребус, но мне помог случай. А случился ураган. Ничего, в общем, серьезного, никто не пострадал, только деревья повалило местами. И вдруг я читаю в только что выпущенной главе – дерево-дракон. Бинго! Я видел его вчера! Обломки ствола напоминали драконью башку, а ветки раскинулись по обеим сторонам, как крылья. Я даже посидел на нем верхом, вдруг взлетит. Герой, кстати, тоже так сделал. Я отогнал от себя навязчивые мысли о диссоциативном расстройстве и принялся думать, что дает мне это новое знание.

Компромисс

Подняться наверх