Читать книгу Компромисс - Елена Каштанова - Страница 6

– Ты позвал меня поговорить о моем брате? – рассмеялась Ира. – Я думала, хочешь мне устроить прощальный ужин.

Какая же она у меня умница! Понимает все без лишних слов. Даже в телефон не смотрит, хотя и кидает на него страстные взгляды, а иногда, забывшись, даже протягивает руку.

– Это тоже, – смущенно ответил я. – Но я бы еще не скоро решился, если бы не твой брат.

– Мы почти не общаемся, ты же знаешь. Что он натворил?

– Ну… я с ним случайно познакомился. Все же миллионник – это очень маленький город, все время случаются какие-то совпадения. Помнишь парня, которого я из оврага вытащил со сломанной ногой?

Я рассказал Ире всю историю, за исключением того, что привело меня в овраг. Хоть это и имело к ней прямое отношение, делиться с ней своим секретом про личность Олдбоя я не собирался. Интересно, что ее так манит в телефон, если Крис все равно ничего не пишет уже больше трех недель? Я это точно знаю, потому что и сам тщательно слежу за его профилем. Хотя ведь этим фанатикам присутствие автора совершенно необязательно, они там сами друг друга развлекают.

– Вряд ли я смогу тут что-то прояснить, – задумчиво сказала подруга. – Кристиана я помню, его сложно не запомнить, он же немец.

– Немец? – удивился я.

– Наполовину. Его отец немец, мать русская. Он родился в Германии и жил там первые несколько лет. У него даже акцент иногда появлялся, потом уже в старших классах как-то пропал или я перестала замечать. Но я бы не сказала, что они с Димкой были такими уж близкими друзьями. Жили мы близко, да, в одном доме до развода родителей. Потом мы с мамой в центр переехали, а папа там остался. Но Димка к тому времени уже учился в Питере, его это все почти не затронуло. Не знала, что они до сих пор общаются.

– Если они не были друзьями, почему тогда именно ему твой брат отдал собаку?

– Ну, наверное, больше никто не взял. Ты думаешь, кому-то нужна здоровенная чужая псина в доме?

– А Крис почему взял?

– Да откуда мне знать? Я бы, конечно, их сослэшила, если бы это был не Димочка.

– А что Димочка? Его нельзя слэшить?

– Куда уж ему! Много чести. Жена, дети, небось еще куча любовниц. Он в школе первым бабником был. Скучнейшая жизнь, в общем.

– А Крис? Каким он был в школе?

– Я на два года младше его училась, поэтому их тусовку особо не знала. Насколько я помню, задротом он был и ботаником. Такой худенький дрыщ в очках. Правда, гордость школы, олимпиадник и все такое.

Я прыснул. Это описание категорически не подходило сегодняшнему Крису, тому парню модельной внешности с ослепительной белозубой улыбкой, который даже на больничной койке умудрялся так себя подать, что все медсестры вокруг плясали.

– Его обижали?

– Да кому он нужен? У нас вообще никого не обижали, вполне цивильная была школа, лицей физико-математический.

– Эмм… – я прифигел. – А как ты на филфаке оказалась?

– А это у моих родителей надо спросить. Наш дом к этому лицею по микроучастку приписан был, и всем было пофиг, что я в их математике не шарю. Родителям удобно, когда оба ребенка в одной школе рядом с домом, а мое мнение никого не интересовало.

– Хм, ну ладно. А дальше что было? Отдал брат Крису собаку, и что?

– Ну они возились с этой собакой целыми днями, в какой-то кинологический клуб ходили, гуляли, дрессировали и все такое. Мама ругалась, что Димка на экзамены забил. А потом он уехал поступать в Питер, и что там было дальше – я вообще не в курсе.

– А когда вернулся, они общались?

– Я думала, что нет, он же вернулся уже с женой и сыном, не до того было. Родители жены им квартиру здесь купили, они живут отдельно, мы почти не встречаемся. Илюш, я же говорила, вряд ли я чем-то помогу. Если между ними и был какой-то конфликт, меня в подробности не посвящали.

– А твой брат – он… какой? Расскажи о нем. Я хочу понять, как мне себя с ним вести, если вдруг будем встречаться.

– Ну, тут ты не очень надежный источник информации выбрал. Я слишком пристрастна. Мы никогда особо не ладили. У нас в семье было довольно неровное отношение к детям. Дима – первенец, гордость родителей, отличник и вообще молодец. А я – так, случайно получилась. Мне всегда его в пример ставили с подтекстом, что если он это мог, то почему я такая дура и не могу. Ну и вообще ему больше с рук сходило. Типа Ира не помыла посуду – ужас-ужас, а если Дима не помыл, то у него же экзамены, ему некогда такой фигней заниматься, "ты что не можешь за братом поухаживать" и все такое. Вряд ли после этого мы смогли бы стать друзьями. Но так не только со мной было, он вообще всегда умел хорошо устроиться за чужой счет. Как с той собакой, например, сбагрил ее в добрые руки, а ее ведь кормить надо, гулять, прививки всякие, ошейники, это же денег куча и времени. Сначала ему родители давали, конечно. Но потом-то он уехал и вообще забил на эту проблему. И так во всем. Кто черчение за него делал, кто сочинения писал. Потом женился удачно – родители жены и квартиру, и машину им купили. На работу его папа устроил через каких-то знакомых. В общем, упрекнуть его не в чем, он неплохой человек, но как-то и похвалить особо не за что. Мы с ним друг друга недолюбливаем, поэтому лучше не упоминай, что мы с тобой встречались, это будет не в твою пользу.

Ира как будто нарочно употребила прошедшее время, давая мне шанс исправить его на настоящее. Я шансом не воспользовался. Как-то и мне, и ей стало вдруг очевидно, что все кончено. И не потому, что появился кто-то другой (уверял я себя), нет, все началось гораздо раньше. Нам стало друг с другом скучно – не было общих увлечений, не находилось интересных тем для разговоров, секс стал просто механикой, да и всегда ей был, если честно. У меня никогда от нее не заходилось сердце, не подкашивались ноги, не порхали в животе бабочки. Я помню свою первую любовь – вот там реально руки дрожали от возбуждения, колени слабели, а в груди все так замирало, будто проваливалось куда-то, как на американских горках. Крис не создал эту пропасть между нами, он просто помог осознать ее существование.

– Ир, – начал я. Нужно было сказать самое важное, так будет честно. – Мне было с тобой хорошо.

– Но чего-то не хватало, да? – Я кивнул. – Странно, что ты только сейчас это понял. Три года все-таки. Я иногда боялась, что тебе придет в голову сделать мне предложение. Например, когда ты мне телефон подарил. Это было так романтично.

– Неужели? Вообще-то меня просто достало, что дозвониться тебе невозможно.

– Ага. Но цветы-шампанское-свечи меня напугали. Сразу мысли в голове заметались – как объяснить, что ничего у нас не выйдет? Даже придумала что-то в стиле "ты кислота, а я все-таки щелочь". Когда поняла, что это всего лишь телефон, так обрадовалась, что даже притворяться не пришлось.

– Вот кому-то клад в жизни достанется, – засмеялся я. – Телефон дорогой ей не нужен, меха не носит, на украшения аллергия, отпуск на байдарке с палаткой. Притворяться, видите ли, приходится, когда ей подарки дарят. Мечта, а не женщина.

– Не, телефон я оценила. Удобная штука оказалась.

– Да я уж понял. Что ты на него все время смотришь? Твой айдол выпустил очередной шедевр?

– Ага, – подтвердила она, и я чуть со стула не упал от неожиданности. – Не то чтобы шедевр, небольшая статья про систему предупреждений в текстах. Там такая бурная дискуссия развернулась про смерть персонажа, все пересрались, как обычно, а он главное молодец такой – бомбу закинул и молчит. Он в последнее время вообще мало общается, не выпускает ничего и на комментарии не отвечает. Небось укатил на какие-нибудь острова со своим возлюбленным.

Я хрюкнул, вспомнив эти "острова". Надо будет подкинуть ему идею.

– Ну иди, иди читай, я же вижу, тебе не терпится, – великодушно разрешил я.

– Спасибо, – Ира немедленно схватила телефон. – Я даже не столько читать, сколько ответить хочу, мне в голову хорошие аргументы пришли. Представляешь, эти придурки договорились до того, что читатель важнее автора!

– Правда, что ли? Можно развить эту мысль. Слушатель важнее музыканта. Ученик важнее учителя. Пациент важнее врача. И зачем в таком случае все они прутся к музыкантам-учителям-врачам, если сами по себе такие важные?

– А мне за авторов обидно. Они тратят личное время, пишут ночами, с читателями общаются, не получают за это ни гроша, а после этого оказывается, что они вообще второй сорт в этой жизни. Обслуживающий персонал. А если какую-нибудь трепетную лань своими произведениями из зоны комфорта хоть на сантиметр подвинут, то и вовсе врагами становятся. Главное – всем угодить все равно не получится, все равно кто-то обиженным останется. Почему люди считают, что весь мир вокруг лично им что-то должен? Ну не нравится тебе что-то, реши эту проблему сам, почему все остальные должны под тебя подстроиться? Что за мания величия? Мне прямо жаль этого беспомощного читателя, который без предупреждений в этой жизни все равно, что слепой котенок, не может сориентироваться, что читать, что не читать, во что рыбу заворачивать.

Все это Ира бурчала, быстро щелкая пальцами по экрану, как будто сама себе надиктовывала. Все-таки не зря говорят, что женщины в большей степени поддерживают многозадачность, чем мужчины. Руки немедленно зачесались проверить обновления, и я еле дотерпел до конца ужина, а потом полночи читал перепалку фанатов, хейтеров и случайных попутчиков, периодически стуча себя по рукам, чтобы не влезть в этот "горшочек-вари", иначе потом не вылезешь, знаю я эти сралки по нашим городским форумам, излечился от них еще лет пять назад.

Я много думал о Крисе, пытался сопоставить все известные мне факты, обрабатывал информацию, которую узнал от Иры, и вдруг вспомнил – герой одного из его произведений рассказывал о себе нечто похожее. Я еще удивился тогда, как детально в том оридже описаны реалии жизни в Германии, как будто автор хорошо знаком с этой страной. Я открыл ноутбук и нашел это место.

"Это было время перелома. "Перемен! " – кричал со сцены один из лидеров ленинградского рок-клуба. "Перестраиваться! " – с трибуны поддерживал его Генсек. Самое начало Перестройки, лихого времени, сломавшего не одну судьбу и столь же много судеб построившего. Кто-то пал, побежденный, кто-то остался позади, не угнавшись за переменами, но пассионарные личности вроде моей будущей мамы, наоборот, получили миллионы возможностей выйти за рамки советской обыденности, стать чем-то большим, чем смели мечтать. Отличница, умница и комсомольский лидер. Еще и красавица в придачу – настоящая украинская дивчина из Гоголевских рассказов, черноокая и смешливая. Что ей светило в СССР? Партийная карьера в лучшем случае. Никому ведь и в голову не могло прийти, что Советы не вечны.

Это было время Саманты Смит и Кати Лычевой, внезапно стало модно посылать девочек в капстраны, ревниво следить за каждым их шагом и докладывать все подробности народу. Так советская девочка Наташа оказалась в Берлине, причем в самой страшной его части, той, которая находилась за еще не рухнувшей стеной – чудовищем из пропагандистских страшилок. Из всех учениц школы "с немецким уклоном" (как они это тогда называли) выбрали ее. "За улыбку, – смеясь объясняла потом мама, – им же нужны были красивые фото. А я в этом отношении почти Гагарин". А потом что-то пошло не так, немецкий мальчик Роберт не смог устоять перед этой волшебной улыбкой, и на следующий год уже он приехал в Советский Союз, специально добивался этого в каких-то их немецких программах обмена.

Это было время писем. Они их писали друг другу – настоящие, бумажные, в конвертах с пестрыми краями. Письма приходили со следами вскрытия, видимо, советская разведка в чем-то подозревала влюбленных. Они разговаривали по телефону и слышали щелчки, когда подключалась прослушка. Когда им исполнилось по восемнадцать лет, Наташа снова приехала в Германию, чтобы уже не расставаться со своим возлюбленным никогда. Она знала, что не увидит его больше, если уедет назад, ей просто не дадут визу. Один раз съездить в загнивающий капитализм мог практически каждый. Два раза – особые счастливчики. Но третий раз в одну и ту же страну – это о-очень подозрительно. Нужно было принять сложное решение – оставить позади все, что было ее жизнью, найти в себе силы кинуться в иную реальность.