Читать книгу Всё начинается со лжи - Елена Лабрус - Страница 5

– Прости, – Костя выдохнул, перекатился на спину, простыней вытер стекающий по лбу пот. – Эль, да что с тобой?

– Ничего. Ты меня прости, – отвернувшись, прикусила я подушку.

Третий раз до обеда я развожу Костю на секс. И третий раз подряд не могу кончить. Словно его резко стало слишком мало. Всё слишком медленно, слишком вяло, нерешительно, неглубоко. А раньше мне ведь хватало. Да, не спорю, бывало и лучше. И Костя меня до пятницы устраивал. Но сегодня меня всё в нём раздражало.

Распогодилось. И родители с утра в субботу даже забрали с собой на дачу Матрёшку, чтобы мы побыли вдвоём. Но выходные пропали зря. Я ничего не сделала из того, что планировала, ещё и осталась неудовлетворённой.

– Ты не виноват. Дело во мне, – подцепив простынь и прикрывшись, я пошла в душ. Вот насадка душевого шланга с меняющимся напором воды меня ещё ни разу не разочаровывала.

И дело, конечно, было не в Косте. А в Верейском. И в том, что все выходные я думала: что же делать.

Что, чёрт бы тебя побрал, делать?

Я включила в ванне воду и присела на закрытый унитаз.

У меня чуть сердце не остановилось, когда Костя рассказал, как Матрёшка бежала ко мне и врезалась в мужика, что вышел из моего кабинета. А вышел из него Верейский.

Если он и дальше будет настаивать на встречах, приходить, задавать вопросы, приглашать, а то и следить (А он будет! В этом я даже не сомневалась), то рано или поздно снова увидит дочь. А там сложит одно с другим, это не трудно.

Но этого я никак не могла допустить – нового витка отношений. Даже не потому, что у него почти беременная невеста. Сейчас я была куда более эгоистична. Я думала о себе. Ответ: потому что он разобьёт мне сердце. И в этот раз не только мне. Привяжется к Машке. Моя девочка тоже будет его ждать, а он снова вернётся к своей богатенькой дочке богатенького папочки. Потому что он всегда к ней возвращается.

За вчерашний день я перечитала всё, что нашла в сети, перерыла весь её Инстаграм и ужаснулась, когда поняла, сколько лет они уже вместе. Она с кем-то трахается, он не гнушается короткими романчиками. Но его рука на талии Юлии Пашутиной лежит с её девятнадцатого дня рождения и до сих пор. То тень на песке с его широкими плечами. То волевой профиль на фоне заката. Он с ней. Он – всегда с ней.

Он не свободен, чёрт возьми! И это я должна его уверить, что его будущая жена беременна.

Кажется, читая её ответы своим подписчицам и ненавистницам, я немного поняла зачем она хочет соврать. Чтобы он, наконец, на ней женился. Люди спрашивали: вы так давно помолвлены, почему не женитесь? И в последнее время её раздражали эти вопросы. Значит, ей было не всё равно. Её обсуждали, осуждали, подначивали, задевали. Откровенно зубоскалили. В этом чуждом мне мире публичности, светских сплетен, популярности и больших денег не прощали ничего. Не щадили никого. И, возможно, она была не настолько толстокожей, как казалась.

А я? Увидев в углу пакет, я потянулась к нему. Белый халат, что надевал на лекцию Верейский, я взяла домой постирать. Но сейчас достала и уткнулась лицом в мятую ткань.

Его запах был почти неуловим. Но он был. И его рука, что накрыла мою и ждала ответа. И взгляд, сизый как туман над Домбаем, что умолял ответить. Всё это было.

Вряд ли он отступит, если что-то для себя решил.

И вряд ли я смогу долго сопротивляться. Чёрт возьми, никто и никогда не забирался так глубоко в моё сердце, что я безоговорочно решила: хочу от него ребёнка.

Господи, что же делать?

Я малодушно хотела сказаться больной, уйти на больничный, срочно уехать, сбежать хоть на край света и отдать его невесту другому врачу. Может, поговорить со Слав Славычем? Сказать, что это личное, конфликт интересов?

– Эль, с тобой всё в порядке? – Костя постучал в дверь.

– Да, да, – подскочила я и поторопилась засунуть халат в стиральную машину. – Бельё разбираю. У тебя есть что постирать?

– Нет. Я собираюсь пельмени варить. Тебе сколько? Как обычно?

– Да. Я сейчас тебе помогу. Сделаю салат. Овощи, помой, пожалуйста!

Поспешно засунув в полупустую стиралку и принесённую простынь, я наскоро приняла душ и вышла.

Кухню заполнил запах весны, когда, беззаботно напевая, я крошила огурцы, укроп и выросший в горшке на подоконнике зелёный лук. Но кого я обманывала: гнетущую неловкость, недосказанность и неопределённость, что возникла сегодня между нами с Костей, не могли заглушить ни запахи, ни звуки.

– Кажется, пересолил, – обжигаясь горячим пельменем, сказал он.

– А по мне так в самый раз, – подула я на свой, откусив крошечный кусочек.

– Эль, – он прочистил горло, отложил вилку и посмотрел на меня. – Я должен тебе кое-что сказать.

– Кость, прости. Ты правда ни в чём не виноват. Мне всё нравится. Мне хорошо с тобой. Но так иногда бывает, – умоляюще смотрела я на него.

Нет, нет, нет! Только не бросай меня! Только не сейчас, пожалуйста!

Я знаю, что вела себя эгоистично и как последняя сволочь, но мне сейчас никак, никак нельзя быть одной.

– Я о другом, – болезненно нахмурился он.

– Говори, – отложила свою вилку и я.

– В общем, мне предложили место главы бюро на Дальнем Востоке.

– Где? – вытаращила я глаза.

– В Амурской области, – кашлянул он. – Конечно, глупо надеяться, что ты со мной туда поедешь. Я всё понимаю, у тебя тут родители, хорошая должность, диссертация, но я всё же скажу. – Он вздохнул. Тяжело. Обречённо. – Я был бы рад, если бы вы с Матрёшкой поехали со мной.

– Кость, – я опешила, испуганно сглотнула. Стало больно. Он такой хороший. Спокойный. Добрый. Безотказный. Я его не заслужила. Но сказать ему это – унизить и обидеть ещё больше.

– Я же говорю: я всё понимаю, Эль. Просто не мог не спросить, – опустил он глаза.

– А как же твоя мама? Как она тут одна?

– Если всё сложится, – оживился он, – маму я со временем заберу. Тем более она родом из Благовещенска, у неё там сестра, близкие. И квартиру обещают большую. А эту здесь сдадим.

– Когда? – смотрела я на него не моргая.

– Через две недели.

– Уже?! Так скоро?

Он молча кивнул.

И что я могла сказать? Только встать, обогнуть стол и его обнять.

– Я буду скучать.

И точно знала, что буду. И я, и Матрёшка, и мои родители. Мы все будем.

– И я буду по вам скучать, – прижал он меня к себе. И снова вздохнул.

Тяжело. Обречённо.

Не знаю, любил ли он меня. Но точно знал, что я его не любила.

И всё же всплакнула. Правда не сейчас, потом. Когда он увёз меня к родителям на дачу.

Укрывшись пледом, на скрипучих качелях, я давилась слезами, глядя как они играют с Матрёшкой. Она пинала разноцветный мячик. А Костя ловил его, чтобы не летел на грядки, и кидал ей обратно.

Маму тоже расстроила новость. Да и отец хмурился, дымя сигаретой.

Он затушил окурок, встал с пенька от старой сливы, на котором сидел, подошёл.

– С собой звал? – спросил он и надсадно закашлялся.

Я кивнула.

– Бросал бы ты курить, пап. Такой кашель нехороший.

– И что думаешь? – проигнорировал он мои слова.

– Есть варианты?

– Варианты всегда есть, – он сел рядом на выцветшую непромокаемую обивку качелей. Старый поролон под ним словно выдохнул, вторя мне. – Но решать тебе.

Я обняла его, по-детски уткнувшись в родное плечо.

– Он хороший, пап, но не мой. Я словно в чужое вцепилась и держу. Мне кажется, без меня он будет счастливее. Найдёт ту, что его полюбит. Он правда не мой.

– А кто твой? Где твой? – вздохнул он. И я знаю куда он сейчас смотрел. На Матрёшку. Вздохнул. – Я никогда не спрашивал тебя, дочь. Да и сейчас не спрошу. И от нас ты его скрывай сколько хочешь, но ведь Машка подрастёт, начнёт вопросы задавать.

– Вот когда начнёт, тогда и придумаю, что ей отвечать. У её отца совсем другая жизнь, пап, не простая, не наша. И я не хочу её ещё больше осложнять.

– Он женат?

– Пап, – отклонилась я и покачала головой. – Не надо. Пожалуйста! Я знаю всё, что ты об этом думаешь. Что я не должна была скрывать. Что поступила плохо. Он имеет право знать. Но пусть пока всё останется как есть. А там видно будет.