Читать книгу Ветер в кронах - Елена Лабрус - Страница 2
Часть первая. Глава 1
ОглавлениеВсе имена, названия, персонажи, факты и события данной книги являются вымышленными.
Любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.
Чемодан больно бил по ногам.
Девушке приходилось нести его в руках, шагая по мелкому щебню обочины. Но с упрямством Сизифа или, скорее, терпеливого ослика она тащила поклажу, проклиная свою запасливость.
– Ерунда, Катя, – уговаривала она себя, пыхтя. – Всю страну проехала. И оставшиеся сорок километров как-нибудь преодолеешь.
Именно столько оставалось до конечного пункта её долгого путешествия – посёлка Пристань на берегу холодного восточного моря. Пока Катерина доехала только до окружного центра, городка Острогорска.
Лето заглянуло на эту окраину мира лишь мельком, одним глазком. Понять, что на дворе июль, в густом холодном и белёсом, как овсяный кисель, предрассветном тумане не представлялось возможным.
Ни деревьев, ни домов. И Катя не скупилась в выражениях, поминая нелюдей, разместивших остановку рейсового автотранспорта так далеко от автовокзала.
Семь часов провести в самолёте, тринадцать – в междугороднем автобусе и вот, в каких-то двух шагах от цели, только пальцем тычут в нужном направлении, а на волшебное слово «такси» беспомощно разводят руками.
– Ничего, ничего! На автобусе оно и понадёжнее будет, и подешевле, – убеждала Катя ноющие плечи и жалобно скрипящую спину. Хотя, кажется, это скрипят кроссовки. Причём один. Левый.
Большой чёрный джип, шурша шинами, подкрался сзади как раз в тот момент, когда Катя, согнувшись пополам, рассматривала, что же случилось с обувью. Джип проехал мимо и мягко остановился чуть впереди.
– Тебя подвезти? – в открытое окно высунулся водитель. Щетина. Тёмные волосы. Прищуренный взгляд. Самоуверенный, ухоженный, с претензиями, лет тридцати. Рожа такая… В общем, обычно именно «такие» к Кате и липли. И Катя всегда старалась держаться от «таких» подальше.
Загорелая, с рельефно выступающими мышцами рука свесилась из окна.
– Спасибо, я сама доберусь, – разогнулась она, и чемодан, не желающий стоять без поддержки и потерянного при перелёте колеса, тут же неизящно ткнулся в асфальт пластиковым боком.
Водитель высунулся ещё сильнее, изогнул густую бровь на покалеченный в неравных боях с грузчиками багаж.
– А куда путь держишь?
– В Пристань, – неопределённо качнула Катя головой, решив, что сорок километров отпугнут милосердного самаритянина, и кинулась поднимать своего хромого молчаливого попутчика.
– Автобус будет не скоро. Выходной. Ещё пару часов прождёшь. А так минут за двадцать доедем.
– Я не тороплюсь, – Катя заботливо отряхнула чемодан. «Посмотри-ка, не из пугливых!»
– Как скажешь, – водитель равнодушно пожал мускулистым плечом, обтянутым коротким рукавом чёрной футболки, и машина тронулась так же мягко, как и остановилась.
«И не из навязчивых. Не хватало мне сейчас только каких-нибудь озабоченных, – ворчала девушка. – Хотя какой из него озабоченный? Состоятельный, холёный, брезгливый. Ишь, как сморщился на поцарапанный чемоданчик».
Лёгкая курточка запахнута поплотнее. Хрупкой девичьей рукой изящно подхвачены двадцать три килограмма неживого веса – чуть меньше, чем половина от собственного. И перекинутая через плечо сумка качается как маятник, бряцаньем застёжки отмечая каждый шаг.
– Фух! – привалила Катя чемодан к лавочке.
Гордо, по-пионерски салютовал вскинутый вверх бетонный козырёк остановки, желтела табличка с буквой «А» – чудом сохранившиеся атрибуты советских времён давали надежду, что автобусы здесь всё же ходят. Но ощущение, что, Катя провалилась через дыру во времени в восьмидесятые, не отпускало. Она беспокойно оглянулась.
«Что я там сказала? Ненавязчивый?» – впереди, в кармане дороги стоял уже знакомый крутобокий джип.
– Кто бы сомневался – непростой парень, – увидев номер из трёх семёрок, хмыкнула Катя. Вот эти, все из себя крутые и пафосные, вызывали у неё опасения даже больше, чем какие-нибудь маньяки.
На часах ещё и шести утра нет. Конечно, какие могут быть автобусы! И ждать, действительно, придётся долго.
«Меня караулит, гад? Не подойду всё равно. Пусть стоит. И вообще, мало ли, может он здесь живёт. Бросил машину и ушёл», – Катя гордо тряхнула головой и достала телефон.
Этот друг, товарищ и брат с пятидюймовым экраном и тридцатью двумя гигабайтами памяти дал ей возможность скоротать время и в зале ожидания аэропорта. Не подвёл на засиженной бомжами и мухами автостанции краевой столицы. На этой затерянной во времени остановке Катя тоже на него сильно рассчитывала. Эх, если бы только не севшая батарейка!
Тревожный красный маячок в верхнем углу экрана давал надежду хотя бы на полчаса, но телефон потух уже через десять минут.
Ещё десять Катя просидела, изучая сомнительные граффити на стенах и выковыривая палочкой камень из левой подошвы кроссовка. Минут пять ушло на два глотка воды и рассматривание почти не пострадавшего за двое суток дороги маникюра.
На тридцатой минуте она не выдержала, опасливо покосилась в сторону машины и рискнула проверить, а есть ли кто в ней вообще.
Бесшумно, по асфальту, Катя прокралась к задней двери. Только, заглядывая в тонированное стекло, не рассчитала, что коварное солнце, выползшее из-за горизонта, окажется точно у неё за спиной.
Водитель спал, откинувшись на разложенное сиденье, но тень, возникшая от её головы и приложенных к стеклу ладоней, его разбудила. Он открыл глаза, Катя испуганно отпрянула, но, конечно, поздно.
Дверь машины распахнулась.
– Сказал же, давай подвезу, – он даже не посмотрел на Катю, так и оставшуюся стоять на дороге. Уверенно дошёл до остановки, подхватил, как пушинку, её многострадальный чемодан. И только открывая багажник машины, поднял на неё взгляд:
– Садись уже. Чего стоишь?
А стоять было чего. Спортивный, подтянутый, ростом не меньше метр девяносто, в рванных джинсах и белых кедах выглядел этот атлет сногсшибательно. И пусть его мужественное лицо с щетиной и выступающими скулами девушка назвала бы красивым с большой натяжкой. Просто не её типаж. То, как он двигался, упруго пружиня и слегка покачивая широкими плечами, вогнало Катерину в эстетически оправданный ступор. Как Дед Мороз в рекламе «M&M’s», поверить, что он – настоящий, было трудно.
Красавчик усмехнулся, и, смерив Катю взглядом, открыл дверь:
– Садись, говорю.
Наверное, он привык, что люди так на него реагируют. По крайней мере, никакого беспокойства незнакомец не выказал. Забрался на водительское сиденье. И машина скорее мягко заурчала, как довольный кот, чем завелась.
– Пристёгивайся.
Когда Катерина с третьей попытки так и не смогла выдернуть ремень безопасности, который всё время закусывало, заботливый хозяин машины потянулся ей помочь, и от запаха его парфюма дар речи она потеряла окончательно.
– Нежнее надо, – продемонстрировал незнакомец навыки обращения с чувствительной японской техникой, щёлкнув замком ремня.
– Спасибо, – наконец очнулась Катя. Правда, ненадолго. Его руки перехватили руль с изяществом фокусника, выворачивая на дорогу. И слегка выгоревшая на солнце тёмная волосатость, и татуировка на внутренней стороне запястья, ближе к сгибу локтя, заставили Катю плотоядно сглотнуть. К мужским рукам она всегда питала слабость. А эти…
«По шкале от одного до десяти как бы вы оценили двенадцать?»
– Пока не за что, – хозяин соблазнительных верхних конечностей глянул на неумелую пассажирку мельком. – Ну, рассказывай. Какими судьбами в наши края? Я кстати, не представился. Глеб.
– Катя, – поправила девушка сумку, пристраивая её на колени.
– И что же привело тебя, Катя, в нашу глушь?
– Завещание отца.
– Как интересно, – в этот раз удивлённый взгляд задержался на ней подольше. – И что же завещал тебе отец в Пристани?
– Дом, – её плечи дёрнулись неопределённо. – Ещё личные вещи, наверное, если они там остались. Не знаю.
– Подозреваю, небогатое наследство, – почесал Глеб затылок. – Пытаюсь вспомнить, есть ли там вообще хоть один приличный дом.
– Сомневаюсь. – Тех изображений, что Катерина видела со спутниковой съёмки в Гугл Мапс, хватило, чтобы заявить это с полной ответственностью.
– И откуда же ты приехала, наследница?
– Из столицы.
– Да ладно, – его брови восхищённо уползли наверх. И, как старик в известной сказке, который всё закидывал невод в синее море, в третий раз Глеб посмотрел на неё так внимательно, что впору уже было исполнить пару-тройку его желаний.
– Вот, прямо живёшь там, прописана?
– И живу, и работаю. И прописана, – улыбнулась Катя. Ну, а что? Вдруг ему прописка московская нужна. Вдруг даже женится ради неё.
Квартира у неё, правда, коммунальная. Так, комнатушка в семнадцать квадратов на первом этаже, купленная два года назад с маминой помощью. Но в их многокомнатном жилье – самая большая и приличная. Ему, конечно, знать об этом не обязательно. Но, если что, вот положа руку на сердце, не грех такой «обширной» собственностью и похвастаться.
– Как же занесло твоего отца сюда из столицы?
«Эх, если бы я только знала!» – хмыкнула про себя Катя, исподтишка рассматривая своего любопытного добровольного помощника.
Волосы на его затылке примялись от подголовника. Чёлка, уложенная назад, тоже растрепалась. Но в целом ему шла эта небрежная густая лохматость.
– Долгая история, – Катя не отвела взгляда, когда Глеб повернулся.
– А мы куда-то торопимся? – насмешка вышла беззлобная, но всё же это – насмешка. – Первый автобус пойдёт не раньше восьми.
– Ладно, – смиренно опустила Катя голову: поддел он её по существу. – Честно говоря, я своего отца и не знала. В ту пору, когда они познакомились с мамой, она была студенткой, а он – знаменитым состоявшимся писателем. Эдуард Полонский. Может, слышал?
Парень скривился, делая вид, что пытается вспомнить. Но Катерина не сомневалась в том, какой ответ услышит.
– В общем, да, сейчас его уже никто и не знает, – махнула она рукой. – А тогда – член Союза писателей, интересная незаурядная личность и зрелый мужчина, он прямо вскружил маме голову.
– Это сколько же ему было?
– За пятьдесят.
– Ого! – он присвистнул. – А тебе сейчас сколько?
– Двадцать четыре. А тебе?
– Тридцать два. И я Козерог. Не знаю, для чего вы всё время это спрашиваете, – улыбнулся этот самодовольный сердцеед. – Это так, на всякий случай. Так что там дальше? Родили тебя и разбежались?
– Угадал, – кивнула Катя и снова поправила всё время норовящую сползти с колен сумку. – Они даже расписались. Но жить с ним оказалось совершенно невозможно. Как человек творческий, он был абсолютным эгоцентриком, требовательным, даже порой деспотичным. Тираном. К тому же, популярность его книг резко упала, он стал нервным, постоянно на всех срывался.
– В общем, я понял, разбежались они, – сигнал поворота щёлкал, словно кто-то причмокивал языком. И пока горел красный сигнал светофора, Глеб рассматривал Катю с пристрастием.
– А ты на мать похожа или на отца?
– На отца. Мать у меня брюнетка с карими глазами. А я такая вся рецессивная.
– Какая-какая? – краем глаза он глянул на пустую дорогу. – Рецессивная?
– Есть доминантные генетические признаки, а есть рецессивные, – улыбнулась Катя. – Вот ты весь доминантный. Тёмные волосы, карие глаза, высокий рост, густые брови, веснушки и даже ямочка на подбородке.
– Уверяю тебя, будь у меня с рождения хоть зелёные волосы, я доминантный на сто процентов, – хохотнул этот жеребец и нажал на газ, выворачивая руль для поворота. – И глаза у меня не карие.
– Ну, мне плоховато видно, – едва заметная усмешка над его самомнением всё же скользнула по губам.
– А насчёт ямочки ты права, – он почесал щетину на шее. Подбородок приподнялся, демонстрируя идеальный мужской профиль. – Значит, голубоглазые блондинки с бледной кожей и неплохой фигуркой – это рецессивно? Звучит, так, – он хмыкнул, – заманчиво.
Хотелось обидеться и за «неплохую» фигурку, которая у Кати, как минимум, была «хорошей», и Катя ей по праву гордилась, и за «голубые» глаза, на самом деле зелёные. Но это его «заманчиво» с характерным оценивающим прищуром…
Наверное, Катя слишком округлила глаза, демонстрируя, как к этому относится, потому что Глеб ещё громче засмеялся. Таким густым влажным басом гудели пароходные трубы в старых фильмах, и они неизменно вызывали у неё желание отправиться в рискованное и обязательно кругосветное путешествие. Если это тоже прозвучало приглашением, то на уровне инстинктов она его уже приняла, хотя на уровне осознанных решений ещё обдумывала.
– На самом деле, настоящие блондинки, вот такие, как ты, встречаются, действительно, очень редко, – заявил он с видом знатока, рассматривая пробор её слегка мелированных волос. – И ты ведь не сильно крашеная и, – его палец прочертил круг вокруг своего лица, – без косметики.
– Двое суток в дороге, – вздохнула Катя, – действительно, не до косметики.
– И я так и не понял, зачем ты приехала в такую даль. Отцом ты никогда не интересовалась, денег за этот дом вряд ли много выручишь. Я, честно, не понимаю.
– Просто взяла и приехала, – равнодушно пожала плечами девушка. Какое ей дело, понимает он или нет. Есть у неё причины. Минимум три. И ни одну из них она не стала называть. – Так совпало, что у меня как раз перерыв с работой, а тут это завещание. Всё равно же надо с этим домом что-то делать. Оформлять, продавать. Да и отца не то чтобы я не хотела знать. Скорее, он меня.
– Обидно? – Глеб сразу попал не в бровь, а в глаз.
– Нет, – упрямо покачала головой Катя. – Я давно смирилась.
– А мать потом вышла замуж? – не заметил Глеб ни своей проницательности, ни Катиного упрямства.
– Конечно. Не сразу. Но с последним мужем уже лет десять, как живёт.
Маленький городок вынырнул из-за поворота неожиданно, прервав их беседу. Кирпичная труба котельной. Белые безликие двухэтажные дома. Яркие головки подсолнухов среди картофельной ботвы.
– Я знаю адрес. Сказать? – с интересом оглядывалась по сторонам Катерина.
– Не надо. Я уже понял, о каком доме идёт речь. – Глеб тоже смотрел по сторонам. – Все в курсе, где тут живёт писатель. Честно говоря, я просто не знал, что он умер. И уж, конечно, что у него есть дочь. Довольно привлекательная дочь.
Стервец скользнул по ней глазами довольно красноречиво. Не удивил. Катя без ложной скромности могла заявить, что девушка она симпатичная. Да и с его данными чего уж строить из себя рыцаря в блестящих доспехах. Кобель. Хоть в анфас, хоть в профиль – шикарный, породистый, харизматичный, но кобель.
Катерина улыбнулась так, что получилось ни «да», ни «нет», и демонстративно увлеклась дорогой.
«Вот так приедешь за десять тысяч километров, по делу, а здесь он… со своими руками», – сомневалась она, радоваться ли этому обстоятельству или огорчатся.
Сам городок остался справа, но они повернули налево. Машина поехала вдоль единственной улицы, идущей прямо по побережью. Море заслонял высокий дощатый забор. Сквозь щели в нём мелькнула старая пристать, давшая название городку. И бьющие в каменистый берег волны лишь на мгновенье показались перед глазами. Неказистые домишки следили за движением машины с другой стороны, отражая тёмными окнами хищно-эргономичный дизайн джипа.
Гугл-карты утверждали, что конечный пункт Катиного назначения дальше, как раз в конце глухого забора. Там обнадеживающе зеленели деревья. И шелест листьев доносился даже через закрытые окна машины.
– Это из-за близости моря? Такой шум? – спросила девушка, прислушиваясь.
– Это просто ветер, – ответил Глеб, паркуя машину у давно некрашеного, но ровненького штакетника.
На закрытой калитке висел кусок фанеры. Аккуратная надпись белой краской: «Кроны».
– Вот и твоё имение, – парень заглушил мотор. – Смотрела «Унесённые ветром»?
– Тара? Двенадцать дубов?
– Во, во, – показал он пальцем на деревья. – Домишко, конечно, поменьше, чем в кино. Но этим монгольским дубам лет по сто, не меньше. Вот и шумят.
Тёмные искривлённые стволы деревьев заканчивались где-то высоко в небе. И широкие раскидистые кроны накрывали белый одноэтажный дом дрожащим зелёным облаком резных листьев.
Катерина с волнением открыла дверь машины и спрыгнула в траву у забора. Руки сами вцепились в невысокий штакетник. Сердце бешено колотилось. От калитки к крыльцу вела широкая тропинка, выложенная кирпичом. На покосившейся веранде стояло старое кресло.
– Ты куда? – оглянулась девушка, когда Глеб уже дошёл до конца забора.
– К соседям, за ключами, – качнул он брелоком от машины и улыбнулся. – Не скучай, я быстро!
Но взволнованной Кате было сейчас не до его шуточек. Калитка скрипнула, пропуская её внутрь. Прохладный ветерок с моря подтолкнул в спину.
Заросший травой двор. Утопающий в тени дом.
«Кроны», значит», – улыбнулась она и подняла голову вверх на деревья.
– Ну, здравствуйте, кроны!