Читать книгу Ветер в кронах - Елена Лабрус - Страница 7

Прошла неделя, как Глеб уехал. Неделя с того дня, как в их жизни был тот… рассвет.

Адамов ничего не обещал, ничего не рассказывал о себе и ни о чём не спрашивал. Предупредив коротким сообщением, что уехал, он за семь дней ни разу не позвонил и ни слова не написал.

«Поставил галочку и вычеркнул», – именно такие мысли навевал Кате молчавший телефон. И сама не зная, как удержалась, но на связь с Глебом она тоже не вышла.

Рискуя уйти в глубокий минус в роуминге, она нашла его Инстаграм, аккаунты ВКонтакте и Твиттере. Но особо к зарисовкам о личной жизни мэра Острогорска они не добавили ни одного штриха. Белый лист. А может, чёрный квадрат.

В Твиттере он только зарегистрировался – и ни одной записи. ВК – закрытая страница. А в Инстаграм – пара десятков фотографий, которые идеально вписывались в образ уважаемого гражданина, серьёзного спортсмена и патриота своего края. Но какой из него, скажем, семьянин, оставалось неясно.

Вот он с группой детей в спортивной одежде под вывеской «Школа самбо». Вот -несколько видов, где все в костюмах и галстуках, явно с каких-то официальных мероприятий. Пара фотографий из спортзала. Все остальные – виды моря и окрестностей, которые, возможно, он сам и снимал.

То ли Глеб не очень дружил с соцсетями, то ли, являясь человеком государственным, сознательно не делал свою личную жизнь общественным достоянием. Но факт остался фактом – трафик потрачен, а Катя ни на шаг не зашла дальше новостей «Вечернего Острогорска» и колонок газеты «Трудовое слово», издающейся с одна тысяча девятьсот тридцатого года.

Но о том, почему так резко Глеб Адамов исчез и со страниц Катиной жизни, она знала, что думать. Что тут думать? Ожидаемо, она стала в его жизни «одной из». И то, как быстро он ей загорелся и вспыхнул, словно сухой порох, давало все основания считать, что так же быстро он и остыл.

Мучили её глупые мысли, не зря ли она так быстро сдалась. Может, стоило до последнего держать оборону, ломаться? Но в глубине души прекрасно понимала, что это – именно глупости. И вообще, она всегда предпочитала сразу. Чтобы без этих иллюзий. Да – да. Нет – нет. И дело с концом. Переспали и переспали. Взрослые люди.

Будет нужна – объявится. А нет, так и чёрт с ним. Не ради него Катя приехала.

За эту неделю девушка обжилась.

Острогорск – город контрастов. Именно эта расхожая фраза первой пришла Кате на ум при ближайшем с ним знакомстве.

Неоновые современные вывески на пятиэтажках типовой советской застройки. Стеклянный фасад супермаркета "Фреш" из изысканного чёрного стекла рядом с деревянным забором рынка.

Простая планировка Острогорска стала Катерине практически родной, напоминая Снежич. Одна центральная улица, названная многообещающе – проспект. Один автобус под номером "один", проезжающий город с одного конца в другой минут за сорок.

Очень удобно. Всё нужное под рукой – еда, одежда, сотовая связь, Сбербанк, электросети. Всё, что душе угодно, тоже мимо не проедешь – музей, книжная лавка, кинотеатр, мэрия.

В супермаркете Катя покупала основные продукты. А с рынка привозила домой клубнику в пластиковых стаканах. Практически ей одной и питалась, «пока не отошла», как говорили торговавшие ягодой бабульки.

Там, в городе, Катя заплатила долги за свет и налоги. Там же заказала свежую экспертизу БТИ, необходимую для оформления дома.

На центральном проспекте нашла и контору по недвижимости.

Не сильно обнадёжили озвученные девушкой-риелтором цифры, а ещё больше удручили сроки, на которые может растянуться продажа. Но Катя не унывала. В конце концов, никто не заставляет её продавать дом немедленно. И заниматься продажей можно будет и из Москвы.

В глубине души она даже порадовалась, что всё здесь так неторопливо. Погода установилась отличная, жаркая, летняя. Даже море стало прогреваться. И она с удовольствием бродила вечерами по колено в солёной воде.

Кате нравились и её дом, и вечно сонный городок, и побережье. Не будь у неё объективных причин задержаться, она придумала бы их сама.

Субботний день близился к концу. И всё шло, как обычно.

Глеб не звонил. Соседская собака рвалась с цепи. Чистое бельё на верёвке трепал ветер. А отцовские дневники, до которых наконец докопалась девушка в кладовке, лежали на письменном столе аккуратной стопкой, разложенные по годам.

Ещё, к своему большому счастью, Катя нашла старенький ноутбук. Но зарядить его и включить так и не смогла. Но, главное, что он есть, и она сможет его увезти домой и там уже отремонтировать без потерь. Пока и того, что она нашла, ей было достаточно.

Старые фотографии, заметки, письма – Катя и не подозревала в себе раньше эту тягу к архивам и чужому прошлому. Она радовалась каждой подписи, оставленной отцовской рукой, как ребёнок. Словно просыпалось в ней что-то, сохранившееся инстинктивно – привязанность к отцу и безусловная любовь, не зависящая от их отношений с матерью, от отношения отца к ней.

Катя не знала отца. И не имела права его судить. Так она решила когда-то давно. С этим убеждением и жила. С ним и приехала, чтобы узнать, понять, разобраться и, может быть, открыть для себя эту тайну – отца, а не писателя Эдуарда Полонского.

Разложив фотографии, она всматривалась в усталое морщинистое лицо с аккуратной бородкой, когда в дверь постучали. Сердце радостно ёкнуло, опережая мозг, тут же подсказавший, что Глеб просто вошёл бы, а не стал робко скрестись в сетку.

Катя распахнула дверь. На крыльце стояла девочка лет семи. В руках у неё обречённо повис щенок.

– Привет! – удивлённо уставилась на неожиданных гостей Катя.

– Здравствуйте! – вежливо поздоровалась чумазая девочка. – Не дадите попить?

В принципе, она могла попросить что угодно: соль, спички, код от сейфа, топор, чтобы кого-нибудь убить, Катя всё равно бы дала. Потому, что было в её небесно-голубом взгляде что-то такое, чему не отказывают.

– Конечно! – отступила Катя, освобождая ей дорогу в дом.

И, посмотрев на неё не по-детски внимательно, гостья вошла. Осмотрелась, задержав внимание на люстре.

– Держи! – протянула ей Катя кружку с водой и тоже посмотрела на потолок.

«А люстру-то я отмыть и забыла».

– Спасибо! Это ему, – села девочка на пол, прямо там, где стояла и, сложив ноги по-турецки, поставила посуду перед собой. Бежевый, как передержанное в духовке безе, щенок завилял острым хвостиком, жадно припав к воде.

– Как его зовут? – опустилась рядом на крашеный пол Катя.

– Не знаю, – пожала плечами девочка. – Я ещё не придумала.

– А тебя как зовут?

– Анна Мария Луиза Орлеанская де Монпасье, – представилось юное создание с босыми грязными ногами и сбитыми в кровь коленками.

– Читаешь романы Дюма? – и бровью не повела Катерина.

– Нет, – презрительно поджала губы девочка, схватив щенка, который, напившись, пытался улизнуть. – Мадам де Лафайет.

– Тогда предлагаю назвать его Гастон, – погладила Катя мягкую шёрстку вырывающейся животинки. – Вполне в духе французской принцессы.

Девочка склонила голову, задумавшись, когда с улицы донёсся мужской голос:

– Стефания! Ты здесь? Я видел, как ты сюда зашла.

Высокий симпатичный брюнет в нерешительности топтался у калитки. И несмотря на то, что сквозь сетчатую дверь он просматривался нечётко, того, что Катя увидела, хватило, чтобы заинтересованно сглотнуть. Кивком он откинул волосы с нахмуренного лица, тяжёлый вздох приподнял и опустил обнажённые плечи, загорелые руки легли на острый штакетник. И возраста он был подходящего, лет десять назад перевалившего за возраст согласия.

«Гнездо у них здесь что ли? – возмутилась Катя своему небезразличию к этому незнакомому парню. – И ведь все как на подбор!»

– Брат, – обречённо склонила девочка голову к коленям. Щенок воспользовался ситуацией и зацокал под стол, когда гостья умоляюще посмотрела на Катю: – Вы же можете его не впускать?

– Могу, но не буду, – строго посмотрела Катерина на чумазую провокаторшу. – Мне кажется, он за тебя беспокоится.

Катя встала и распахнула сетчатые двери.

– Она у меня! – пригласила она его жестом.

Парень на секунду замешкался, ещё пару секунд потратил на изучение разболтавшейся вертушки, а потом уверенно пошёл Кате навстречу. И грязь на кубиках его подтянутого пресса стала последним в его стройной фигуре, что девушку взволновало.

Белая майка, перекинутая через плечо и про которую он, видимо, забыл, соскользнула по дороге. Он остановился, нагнулся, подхватил её, и чуть ускорился после вынужденной задержки, поднимаясь по ступенькам крыльца.

Раньше Катя и не подозревала, что у этого шаткого крыльца три ступеньки. Но теперь посчитала их словно в замедленной съёмке.

Раз – он пригладил рукой взъерошенные волосы, два – глаза цвета эбенового дерева, корицы и девичьей тоски посмотрели на Катю оценивающе. А на третьей ступеньке её взгляд упёрся в голую грудь с колечком в соске, и Катя забыла зачем она вообще тут стоит.

– Стефания, – протиснулся он бочком мимо Кати, застывшей восковой фигурой имени себя, и протянул девочке руку. – Я устал за тобой бегать. Пошли.

Девочка виновато опустила голову, но встала.

– Гастон захотел пить.

– Я очень рад, что ты вернула его хозяйке, но нам пора. Посмотри, на кого ты похожа.

– На себя посмотри, – огрызнулась сестра, но он не снизошёл до ответа.

– Спасибо, – улыбнулся парень во все свои ровные белоснежные зубы, чтобы, видимо, окончательно Катю добить. – Я тут работаю. Недалеко. На стройке. А за ней присматривать некому, и она постоянно сбегает.

– Понимаю, – улыбнулась Катя так, словно действительно что-то понимала.

– Извините, если побеспокоили, – задержался он на девушке глазами, а потом смущённо их опустил. – Не знал, что здесь кто-то уже живёт. Вы купили этот дом?

Его брови тревожно съехались, образуя две идеально симметричные складки, когда он снова посмотрел на Катю.

– Нет. Это дом моего отца.

Теперь его брови взлетели вверх, но парень ничего не сказал. Чёлка упала на лоб, когда он снова посмотрел вниз, на щенка.

– Славный у вас пёсик!

Щенок, склонив набок голову с висящими ушами, удивился не меньше, чем Катя.

– Он не… – она так и не успела договорить.

– Пока, Гастон! – крикнула Стефания, увлекаемая братом на улицу.

А Катя так и стояла, глядя им в спину, пока неожиданно не подул ветер.

Ветер, вдруг налетевший словно из ниоткуда. Он зашумел сплетёнными над головой ветвями, зашуршал листьями, заставив себя услышать, заставив поднять голову, заставив парня оглянуться, сделать эти два шага спиной и ещё раз встретиться с Катей глазами.

И одного этого взгляда хватило, чтобы понять, что парень сожалеет, что уходит, что, Катя не хочет его отпускать и что где-то там боги громко смеются над её жалкими попытками противостоять судьбе: «Это всего лишь случайная встреча! Ничего не значащая встреча».

Раскат грома вывел её из ступора, заставив броситься к просохшему белью. И, воюя с трепыхающимся полотнищем, она увидела чёрный джип, остановившийся у забора.

«Как же ты вовремя, мой дорогой мэр!» – отвернулась девушка.

Глеб сгрёб её в охапку вместе с бельём.

– Я так соскучился, что сбежал с совещания с губернатором, – наверно, это была серьёзная заявка для восторженного повизгивания от счастья. К сожалению, Катя не оценила.

Он занёс её в дом, ни о чём не спрашивая. И не просто целовал – осыпал жадными поцелуями, оттесняя к столу.

– Время мэра так дорого? Или ты ещё надеешься вернуться к концу заседания? – слегка отстранилась Катя.

– К чёрту заседание, – не оценил Глеб её сарказм. И уложив спиной на обеденный стол, стал расстёгивать ширинку.

– Глеб, нет! – схватилась Катя за его руку, стягивающую штаны.

Он замер на секунду, глянув на неё удивлённо.

– Нет, – повторила она, упрямо возвращая на место свои штаны, которые он успел слегка приспустить вниз.

– Хорошо, – поднял он руки, отступая. – Я понял, понял, у тебя месячные.

«Ну, пусть будут месячные, – зло поправляла свою одежду Катя. – Что ещё я могу ему сказать?»

– Или ты обиделась? – он изучал её с высоты своего роста, слегка прищурившись.

– А я имею право обижаться? – она подняла с пола смятую наволочку и встряхнула, чтобы свернуть.

– Разве это какое-то привилегированное право?

Он отступил, чтобы не мешать Кате размахивать выстиранной одеждой, как оружием.

– А разве нет? А ещё задавать тебе вопросы, быть в курсе твоих планов на меня – всё это разве не за рамками моей компетенции?

– Разве я хоть раз тебе не ответил? – засунул он руки в карманы уже застёгнутых брюк.

– Я ни о чём и не спрашивала, – встряхнула она очередную тряпку.

– А я-то здесь при чём тогда? – усмехнулся он и пошёл к мойке. – Я чайник поставлю, не возражаешь?

– Не возражаю.

В полном молчании Глеб вымыл руки, заглянул в холодильник, проверил шкаф под мойкой, откуда извлёк открытую пятилитровую бутылку воды.

А Катя бросилась закрывать распахнутую дверь, в которую забежал с улицы промокший до нитки щенок.

– Гастон! – кинулась за ним Катя, когда он пошлёпал грязными лапами в сторону дивана.

– Гастон?! – выпучил глаза Глеб, наблюдая как Катя пытается поймать юркого щенка. Стратегически неверно он решил спрятаться за кухонным столом, и парень подхватил беглеца. – И кто это у нас такой быстрый? Лабрадор?

Щенок беззащитно повис в его руках.

– Обзаводишься хозяйством? – передал Глеб Гастона Кате.

– Так нечаянно получилась, – улыбнулась она мокрой мордашке и на вытянутых руках понесла грязнулю в ванную.

Щенок поскальзывался в пластиковом поддоне душевой кабины, но его любопытство это не уменьшило. Он обнюхал каждый уголок, пока Катя спускала воду.

Тёплый душ ему совсем не понравился. Он испуганно притих, пережидая неожиданную процедуру.

– Подай, пожалуйста, зелёное полотенце, – махнула она Глебу. Парень стоял, задумчиво опершись плечом на косяк двери, и встрепенулся на её просьбу. Пиджак он снял, и пока Катя кутала в махровую тряпку вырывающегося щенка, закатал рукава белой рубашки.

– Давай мне, – протянул он руки к беспокойному зелёному свёртку.

– Держи! Я пока полы протру, – схватила Катя половую тряпку.

И закончив уборку, замерла с ней, увидев, как Глеб воркует над щеночком.

Когда Катя сказала, что можно его отпускать он, кажется, даже расстроился.

– Чай, кофе? – она вернулась, вытирая остатки воды с локтей кухонным полотенцем.

– Как обычно, – устало упал на стул Глеб. На его белоснежной рубашке остались мокрые следы.

– Опять не спал? – поставила перед ним кружку с густой коричневой жидкостью девушка.

– Нет, просто люблю крепкий кофе, – он задумчиво посмотрел на сахарницу, на пакет с сушками, но так ничего и не взял, поднял на Катю хмурый взгляд. – Прости, если я тебя обидел.

– Нет, не обидел, Глеб, – села она на соседний стул, лицом к двери.

– Я не мог вырваться раньше. Это было серьёзное мероприятие, затянувшееся на неделю. Собирались все главы муниципальных образований.

– Я верю, – тяжело вздохнула она, уставившись в кружку.

– Наверно, надо было позвонить? – болезненно сморщился он.

– Наверно, много чести, – усмехнулась Катя. И о том, что только ради него она не поменяла старую симку на новую, местного оператора, промолчала.

– Не много. Прости, – он накрыл ладонью её кисть и слегка сжал. – Но, если бы я позвонил, то сказал бы, максимум: «Не жди меня» или «Приеду, как смогу».

– Ну, – отняла она руку. – Примерно так я и расценила твоё молчание. Честно говоря, я тебя уже не ждала.

– М-м-м, – понимающе кивнул он, сделал глоток своего ядовитого пойла и отставил кружку. – Честно говоря, я и сам не думал, что вернусь.

Ему явно надоело и оправдываться, и извиняться. И этот её обвинительный тон Кате и самой не нравился. Чёрт его знает, откуда они взялись: и этот гонор, и эта досада. Если Катя и была обижена на Глеба, то лишь за то, что он опоздал так бездарно. За то, что всего за несколько секунд до его возвращения она решила, что свет клином на нём не сошёлся. А если и сошёлся, но уже совсем не на нём.

Глеб встал. Снял со спинки стула свой пиджак.

– Спасибо за кофе, – он пошёл к двери.