Читать книгу Entre dos tierras - Елена Пильгун - Страница 11

Что-о?!

«Отказ в получении гранта на тему…»

Рафаэль раздражённо стукнул кулаком по столу. Целая неделя томительного ожидания – и кукиш с маслом?! Неужели обычная простуда испортила впечатление от его речи на «ТехноКоне», неужели он и вправду зашёл слишком далеко, словно Икар, дерзко взлетевший к небесам вопреки отцовским наставлениям? Ни денег теперь, ни славы. И правда, как там говорится: «За двумя зайцами погонишься…» Кто же, чёрт подери, обошёл его сверкающий крейсер?

«Souls Unite». Название ничего не говорило Рафаэлю. Компания-однодневка, надо полагать. Интересно, кто за ней стоит, а?.. Сайт наполовину в разработке. А ну-ка, глянем в раздел «Контакты»… Адрес, карта Санкт-Петербурга со спутниковой меткой, и… имя того, кто вывел его на новый уровень, а взамен был уволен лично им, Рафаэлем, там, на Ладоге.

Махнув рукой в сторону экрана, Рафаэль заставил свой моноблок перейти в ждущий режим до следующего утра. Что ж, Санти, сегодня ты ночуешь на новом месте. Линда уже приняла тебя победителем. Посмотрим, примет ли она тебя проигравшим.

Сидя напротив Рафаэля за столиком модного ресторана, луноликая богиня внимательно слушала его долгий рассказ о неудачной презентации на «ТехноКоне», терпеливо ожидая, когда же Санти перестанет ходить вокруг да около и нырнёт глубже, вытащив на поверхность истинную причину своего раздражения.

– Угадай с одного раза, Линда, кто руководитель той шараги, которая увела грант прямо у нас из-под носа?! – не выдержал, наконец, Рафаэль.

Линда задумалась. Она давно потеряла контакт с большинством старых знакомых из «Div-in-E», но личность какого-нибудь рядового сотрудника, уволенного накануне и решившего отомстить, не заставила бы аргентинца так быстро скинуть маску холодного спокойствия и на минуту стать собой прежним – тем, кого он с самой зимы стремился упрятать с глаз долой и, кажется, почти преуспел.

Значит, кто-то из близких соратников.

Эйрик? Не похоже на него, давно ушёл в прошлое тот лёгкий на подъём норвежец, любитель пятничных кутежей и растрёпанных волос, разметавшихся от скорости, выжатой из мотоцикла.

Стейнар? Этот вечный «ведущий программист отдела», который впадал в тихую панику, если под его началом оказывалось больше трёх человек? Он, пожалуй, достаточно сумасброден для того, чтобы присоединиться к очередной рискованной затее, но недостаточно смел для того, чтоб её возглавить.

Неужто Шанкар? Ох, говорил же тебе Крис, что Оракул – как сосуд с водой: можно долго лить туда всякую гадость, полагая, что сосуд бездонный, а потом однажды получить в лицо такой выплеск, который собьёт тебя с ног и отшвырнёт прочь, как щепку…

Стоп.

Угадать, о ком идёт речь, можно ещё и по имени того, кому адресована загадка.

И, если уж говорить начистоту, то ты, Иштар, знаешь одного такого сероглазого хакера, которому под силу в рекордно быстрые сроки собрать команду и фениксом возродиться из пепла, с лёту выдавая ещё более захватывающие идеи, которые немедленно обретали последователей.

– Э-э… Неужто… Мой… – Линда замялась. Ты сама потребовала развода от Кристиана, так кто он тебе теперь?

– Да, Линда. – Рафаэль сжал под столом кулаки, на одном выдохе выплюнув три ненавистных слога: – Крис Вебер. Подобрал тех, кого я выгнал со своего корабля, и решил дать мне пощёчину? А ведь я рассчитывал на этот грант, чтоб его…

Покрутив в руках бокал вина, Линда поджала губы. Честно говоря, ей было глубоко наплевать на все эти битвы высоких технологий, но безмерное удивление и глубокая обида в голосе Рафаэля помимо желания запустили в ней программу «Мамочка поможет», и Линде больших трудов стоило придержать коней, напомнив себе, что все те, кого она за волосы вытягивала из болота, улетали прочь от неё, едва просушив свои крылья на ветру свободы.

Надоело… Линда одним махом отпила половину содержимого бокала и в упор посмотрела на Рафаэля. Терпкое красное вино ударило в голову, унося Линду в тот день, когда родился Лин. Бог знает, что на неё нашло, но по возвращении домой она выкинула свои любимые драные джинсы и заказала полный комплект новой, элегантной мебели вместо разнокалиберного, слегка потёртого беспорядка, проигнорировав просьбы Криса «оставить хотя бы во-он то кресло» и слёзы Маши по поводу того же самого кресла, в котором она любила вить себе гнездо, играя в орлицу на вершине горы.

Если бы Крис узнал тогда, что пусковым стимулом к столь радикальным изменениям послужила короткая формулировка «Позднородящая», которую шёпотом выдала в сторону Линды какая-то акушерка старой закалки, он бы сначала приложился головой о стену, а потом сказал бы:

– Не лишай меня моей Иштар, Линда.

– Тебе уже не пятнадцать лет, Линда. Пора бы немного повзрослеть, стать адекватнее, – далёкий голос матери идёт помехами в эфире, заглушая голос мужа и выводя в первую линию шёпот акушерки. – Или ты вознамерилась всю жизнь соответствовать диагнозу «отставание в социальном развитии»? Помнишь, в три года невролог сказал, что…

Линда помнила – конечно же, не из первоисточника, ибо при ребёнке врач такого не стал бы говорить, а в вольном пересказе из уст собственной матери, которая возвела эту формулировку малоопытного специалиста в ранг кармической печати, которую дочь была обязана смывать всю свою жизнь.

Тебя уже нет в этом мире, мама, но за своим плечом я всё равно чувствую твой бдительный, оценивающий взгляд, который ты бросаешь на всё, к чему мне стоит подойти слишком близко.

Интересно, что бы ты сказала, став бабушкой неходячего ребёнка?

А, впрочем, знаю.

То же самое, что и, допустим, в ноябре прошлого года, если бы разнюхала про Ладогу. То же самое, что и всегда…

«Ну, и как на тебя люди теперь смотреть станут? Говорила я, от Криса твоего кроме проблем, ничего путного. Сама его выбрала, сама и расхлёбывай».

Лю-юди. Да плевать она хотела… Но положение обязывало. У жены преуспевающего руководителя не может быть сына-инвалида, а если он есть, то это, конечно же, её вина. Тот редкий случай, когда общественное мнение совпадало с личным, ибо Линда потеряла счёт бессонным ночам, в течение которых она кляла себя последними словами за то, что вернулась к работе с биологически опасными препаратами, не подозревая о том, что её запрос на второго ребёнка уже получил в небесной канцелярии статус обработанного. И вот так-то она отблагодарила своего запредельного Кристиана за все те годы, что он подарил ей, согласившись тянуть на своих плечах сначала Линду, затем Машу, а теперь ещё и Лина?!

О, нет. Ради их с Крисом благополучия, ради того, чтобы красавицу Марию в школе никто не дразнил «неполноценным» братом, загнанная богиня с розовыми волосами сутками напролёт вкалывала в собственном салоне красоты, отточив свою улыбку до совершенства, и заводила там полезные знакомства, если чувствовала, что человек мог бы пригодиться её или её близким. Ради того, чтобы возвести вокруг своего маленького уютного мира сверкающий бриллиантами непроницаемый купол, требующий бережного отношения и ежедневной полировки, Линда встроила в себя датчик, который затыкал её сердце и акушерским шёпотом говорил уму, что, как и в какое время должно произойти в расписании жизни её горячо любимой семьи. Датчик, который маминым голосом подсказывал ей слова и жесты, прошедшие строгую проверку на соответствие критерию «адекватности». А ещё в тот год, когда родился Лин, луноликая богиня впервые надела на себя маску жертвенности-во-имя-семьи, заставив себя пройти точку невозврата к юной Иштар, чтобы совершить самосожжение себя прежней, и горючей жидкостью для этого ритуала ей послужили собственные слёзы, в которых буйно смешалось горькое бессилие и неизбывное чувство вины, а искру в её душе высекли серые глаза Кристиана, который, как и всегда, ничего от неё не требовал и тем повергал богиню в откровенное смятение, ибо тогда, на острие клинка, Линде казалось, что безусловное принятие – это самая неадекватная реакция, которую могла бы получить никчёмная жена от своего идеального мужа.

Крис ничего не требовал и через год, и через два. Он просто начал приходить домой с работы всё позже и позже, а потом стал ночевать в собственном кабинете. Заподозрив неладное, Линда раздобыла скрытую камеру и установила её на смартфон мужа, сутками напролёт мониторя эфир в ожидании увидеть свою соперницу, но соперницы не было, а от ночных бдений богиня лишь осунулась ещё больше, так, что посчитала себя недостойной того пурпурного шёлкового белья, которое Кристиан подарил ей на очередную годовщину свадьбы.

О, если бы Крис изменил ей с кем-то… Это ещё можно было бы понять. Но чем больше усилий Линда прилагала, чтобы быть безупречной женой и идеальной матерью, тем кислее становились улыбки на лицах мужа и детей, которые даже понятия не имели, как горько плачет Иштар ночами в туалете, и как крепко она сжимает зубы, грозясь раскрошить их до корней, чтобы ежедневно подниматься раньше всех, а ложиться – всех позже, чтобы наготовить целый холодильник полезной еды, которую потом забракует капризная Маша, чтобы быть с иголочки одетой и не навернуться на острых шпильках, катя в школу коляску с маленьким Лином, чтобы, чёрт возьми, сдержать поток бранных слов, готовый сорваться с её губ, когда, наконец, каблуки ломались, и Линда разбивала колени до крови, привычно глуша боль мыслью о порванных колготках.

Лину было десять, когда Линда не выдержала и сорвалась со своих ангельских высот. Падение было опасным, откровенным и безумно притягательным. В компании нескольких подруг Линда решилась пойти на ночную вечеринку в стрип-клуб, ничего не сказав Кристиану.

Вечеринка набирала обороты, и в какой-то момент Линда оказалась выдернутой на сцену, прямо к самому шесту. С одной стороны от неё танцевал рослый блондин-стриптизёр, а с другой – полуобнажённая девица-хостесс с короткими, почти под мальчика, волосами цвета шартрез. Линда была изрядно пьяна, а дело довершил маленький косячок, неумело скуренный ею в туалете, и теперь Иштар тихо подхихикивала, то утыкаясь лбом в плечо блондина, который немедленно начинал ласкать её там, где раньше дозволено было только мужу, а то приобнимая за талию эффектную девушку, которая змеёй извивалась рядом с ней. Что Линде понравилось больше – мужские ласки или женская грация, она и сама толком не смогла понять.

Рассветный луч наложил табу на воспоминания о прошедшей ночи, но через месяц Линду вновь пригласила в клуб та самая девушка с электрически-жёлтыми волосами, и богиня приняла её приглашение, не раздумывая. В конце концов, Крис вечно на работе, Маша забыла про маму, усвистев гулять с подружками, а Лину ничего не надо, кроме как засесть в своей комнате наедине с конструктором или очередным паззлом.

Но соцсетям не прикажешь, и боги реки-под-рекой смогли выкрутить так, что очередную порцию снимков из фотоугла ночного клуба, на которых Линда была отснята в весьма откровенной позе, Кристиан увидел в виде записи на странице жены быстрее, чем она сама. Отправителем фотографий значилась некая Леди М, андрогинная девушка с прядями цвета концентрированного фурацилина, в чувственных объятиях которой застыла томно изогнувшаяся богиня в чёрном латексе, навсегда пригвождённая к месту и времени яркой заполняющей фотовспышкой.

Когда Кристиан вернулся домой в десять вечера вместо привычной полуночи, Линда поняла, что очень скоро, сразу после молчаливого ужина, воспоследует что-то из ряда вон, ибо Крис впервые за последний месяц смотрел ей прямо в глаза, а не куда-то мимо, и киловольты грозили разорвать его тёмно-серую радужку к чертям.

– Я тут подумал, Линда… Мы давно никуда не выбирались. Машка с Лином в летнем лагере. Отчего бы не тряхнуть стариной? Мне кажется, у тебя есть на примете пара интересных мест.

Дьявол. Не успела скрыть запись от твоих глаз, хакер. Давай, мой безупречный падре, скажи мне, как сильно я согрешила. Только прости, но на эти шесть часов от заката до рассвета, на личное время свободы тёмной богини, я никогда не предоставлю тебе админских прав, ибо для того, чтобы упасть со мною за руку, тебе придётся испачкать свои белоснежные крылья.

– Там вход по приглашению, Крис.

«И от меня ты его никогда не получишь».

– А, ну ладно…

Слишком быстро сдался, даже с поправкой на хроническую усталость, Овер.

Кристиан отходит к раковине, чтобы разгрести гору немытой посуды. Ты бунтуешь, богиня. Знаешь, а у меня сегодня достижение. Километрами по маршруту «дом-работа», набежавшими на дисплее аэроцикла, уже можно дважды покрыть окружность земного шара. Наверное, достойный повод, чтобы послать к чёрту рутину жизни и попытаться заново разжечь медленно затухающий огонь в глазах. Отчего ты не хочешь допускать меня на ту территорию, где твоего тела могут равно касаться мужские и женские руки? Знаешь, если гора не идёт к Магомету, то…

Тонкий нож для фруктов вполне подойдёт.

Стремительно развернувшись, Крис задевает локтём чашку, стоящую на самом краю стола. Звон разбившегося фарфора на миг отвлекает богиню-хранительницу дома, и Кристиан пользуется её растерянностью, сшибая Линду со стула вниз, на пол. Отчаянное сопротивление, короткий тычок в рёбра, но, кажется, она напрочь забыла, насколько сильным бывает Овер-с-отключённой-блокировкой. Овер, который с силой гидравлического привода разводит в стороны её, Линды, ноги своим острым коленом. Овер, в руках которого даже нож вспоминает своё истинное назначение, предвкушая не фруктовый сок, а свежую кровь.

– Я видел… Фотки… – обжигая Линду своим дыханием, шепчет ей на ухо Крис. – Там были… такие игры… Почему не говорила… что хочешь попробовать…

На секунду светлые очи Линды встречаются с потемневшими глазами Кристиана. О, моя богиня, ты сама подписалась на это. И не чёртовыми снимками, а лишь тем, что предпочла искать новые удовольствия в чужих руках, словно заранее решив, что раз я никогда раньше не предлагал тебе ничего подобного, то по умолчанию неспособен апгрейдиться до расширенной версии, так что и говорить со мной об этом нечего.

Раздевайся, луноликая. Сейчас я покажу тебе все возможности новой демо-версии, и даже ужас в твоих глазах не остановит меня.

– Сама снимешь или тебе помочь? – поддев остриём ножа край кружевных трусиков, тех самых, которые он, Крис, подарил ей на день рождения и в которых Линда щеголяла месяц назад у шеста, Крис с безумной улыбкой добавил: – Пожалуй, помогу.

Сверкающая сталь разрывает тонкое кружево, и Линда судорожно дёргается, когда холодный металл касается её кожи, заставляя тело покрыться липкими мурашками страха, ибо весь её небогатый опыт БДСМ-отношений вопит сейчас о том, что нынешняя игра вышла из-под контроля, едва начавшись. Нет в ней желания сейчас… То есть, может быть, и есть, если поискать, но инстинкт самосохранения упорно заставляет Линду сопротивляться до последнего, ибо смерть в нечеловечески сильных руках этого генератора высокого напряжения обещает быть поистине мучительной.

Как там положено?.. Ох, рискнём.

– Повелевай мною, господин, – покорно опустив глаза, прошептала Линда.

Запрос.

– Господ в семнадцатом году перебили, – тёмная усмешка Криса-с-той-стороны-зеркала, нож у горла, а тонкие пальцы глубоко в… какого хрена?!

Истошно закричав, Линда начала извиваться всем телом, пытаясь соскочить с этого крючка, который грозил разорвать пополам то, что равно могло сделать её и матерью, и шлюхой. Крик ударил Кристиану в уши, и нож в его руке непроизвольно дрогнул, оставив тонкий порез на нежной шее Линды. И в тот момент, когда Крис дошёл в своём стремлении вперёд до самого предела, тёмная кровь переполнила царапину, и хакер молча прильнул губами к порезу, словно желая выпить свою богиню до дна.

А потом случилось самое странное. То, чего Линда, уже начавшая кое-как ловить сквозь адскую боль волну нового, непривычного возбуждения, не смогла ни понять, ни простить Кристиану.

Он осторожно извлёк пальцы из тёмных, жарких недр своей жены, поднялся на ноги и, повернувшись к истерзанной богине спиной, вымыл руки под кухонным краном.

Вот оно, истинное унижение, способное причинить страдания большие, чем тысяча плетей.

Вот такой была их последняя совместная ночь, после которой Крис стал ночевать в своём кабинете. И если до Ладоги Линда пребывала в абсолютной уверенности, что тогда, на холодном кафельном полу кухни, Крис не довёл дело до конца оттого, что сам не смог выйти на нужный уровень возбуждения, то теперь поверженной богине ничего не оставалось, кроме как признать, что в ту ночь ей изящно намекнули, что «не для вас мой заряд набирался».

И если Рафаэль хочет отомстить Овердрайву, то Иштар сама поможет ему в этом, каким бы там у него ни был повод. Потому что истинная причина – одна, и звучит она голосом Линды: «Ты позволил себе унизить меня, Овер? Так познай сам, что значит быть униженным». А теперь смотри под ноги, Санти, смотри внимательно, чтобы вовремя заметить карту, обронённую щедрой богиней:

– Помнится, ты говорил мне, что этот грант – история с продолжением? А не хочешь попробовать заслать к ним шпиона?

Рафаэль, всё это время с тревогой пытавшийся заглянуть в глаза Линды, которую унесло в дали тёмных воспоминаний, заметно оживился.

– А что, можно попробовать. Ха, я даже знаю, кого туда можно закинуть. Ты гений, Линда. Спасибо. Но… Получается, что мы вроде как воруем у твоего…

– Кого? – светлые глаза богини полыхнули в свете хрустальных ламп. – Он мне уже никто, Рафаэль. В отличие от тебя.

Вместо ответа Санти поцеловал Линде руку, и щёки довольной богини слегка порозовели. Воистину, как же мало нужно женщине для счастья, подумал аргентинец. Всего-то пара красивых слов, ужин в ресторане и сладкая месть на десерт.

* * *

– Просыпайся, Охотник. Так ты всё пропустишь…

Интересно, на каком из слоёв их с Крисом общей реальности Алекс уже слышал эту фразу?

– С тобой пропустишь, – на автомате откликнулся он. – Кто целую неделю пропадал в Питере? Ладно, ладно, молчу…

Пока Алекс медленно приходил в себя, не открывая глаз, тёплое июльское солнце опустилось почти до самого горизонта и сейчас окрашивало занавески в огненный оттенок волос незабвенных братьев ван Эйков.

Вновь лёгкие шаги в комнате, тихая песня… Песня?! О, наверное, Крис решил, что разбудить друга ему не удалось, поэтому, Охотник, постарайся не спугнуть эту птицу. Замри, дыша через раз, и слушай её тихий голос…

– Оставь свои тревоги, что мы так непохожи

И то, что гороскопы наши не сошлись.

Не жди дорог пологих, они ровней, быть может,

Но мало счастья в этой будничной пыли…8

Пытаясь удержать в пальцах тающие нити сновидений, Алекс мысленно перенёсся тот далёкий день на «ТехноКоне – 2064», когда Крис битых полчаса мучил звукооператора, чтобы тот поднял громкость на его микрофоне, но куда там: всё, что можно, техник уже выкрутил на максимум, а чтобы добить до конца зала, Оверу то и дело приходилось срываться чуть ли не на крик.

Нет, птица, твой козырь – не в диапазоне покрытия, а в точности прицела, ибо если твоя тихая песня достигает цели – пиши пропало, ты можешь делать со своим слушателем всё, что угодно.

– Ты свой день рождения во сне отмечать планируешь, а, Алекс? – присев на край кровати, Кристиан осторожно откинул край одеяла, а секундой позже Охотник почувствовал, как тонкие пальцы ласково перебирают его отросшие за лето волосы.

О боги, сегодня же его день рождения…

Кажется, Алекс возненавидел эту дату уже в старших классах школы и с тех пор предпочитал никак не выделять её среди прочих дней своей жизни. Но сейчас рядом с ним был сероглазый хакер, которому ничего не стоило сбить его, Охотника, таймер и переписать вместе с ним всю систему координат. И, раз уж Овер настроился на праздник, так тому и быть.

Пока Алекс привычно зависал на отметке «водные процедуры», солнце уже наполовину село за острую кромку леса, прощальным лучом превращая золото мокрых прядей Охотника в расплавленную медь.

Алекс толкнул плечом скрипучую дверь душа и вышел на улицу, накинув полотенце на голову, поэтому Крис, словно разведчик, засевший в кустах, благополучно остался незамеченным.

Тихий щелчок зажигалки.

Нет, на этот раз не сигарета, Охотник. Кое-что… мм… по-настоящему красивое.

Искра. Ещё одна. Ну же…

Услышав треск сухой ветки, Алекс останавливается, даже не вздрогнув, а затем медленно оборачивается, прислушиваясь к шороху в кустах. Оправдываешь свой ник, Охотник. Ещё пара секунд – и ты разглядишь меня за этим чахлым северным кустарником, но я первым успел перехватить синее пламя твоего взгляда и теперь…

Огонь.

Три. Два. Один.

С тонким свистом в вечернее небо ушла первая ракета, рассыпалась цветными искрами высоко-высоко. Громкий хлопок отдался далёким эхом в лесу. Следом за ней устремилась вторая и третья…

«Деньги на ветер», как любили приговаривать твои родители, но сейчас я вижу перед собой светлую, счастливую улыбку и понимаю, что им не удалось убить в тебе того шестилетнего пацана, в глазах которого до сих пор искрят фейерверки, когда-то давно сгоревшие без следа в высоких небесах.

Мы с тобой взлетели высоко-высоко, Охотник, и нам тоже суждено сгореть. Но прежде мы успеем зажечь искру в чьих-нибудь глазах.

Я знаю это.

Я верю.

* * *

Идти в ногу со временем и даже слегка его опережать – вот как выглядел девиз Лисовского, но в последние годы то ли ритму самой жизни можно было ставить диагноз «тахикардия», то ли он, уважаемый Георгий Антонович, стал безбожно отставать от общего потока.

И можно было сколько угодно учиться новым навыкам – в конце концов, Лисовский кое-как освоил технологию голосового управления и привык к интерактивному сенсорному дисплею, но что-то фундаментальное в нём так и осталось родом из тех далёких 2040-х, когда о беспроводном интернете через импланты ещё и речи не было, а он, молодой преподаватель, днём вёл в институте семинары по нейрофизиологии, а ночью до одурения читал тематическую литературу или запрещённые книги, чтобы через несколько лет решиться на свой первый подпольный эксперимент по вживлению микрокамеры ночного видения в глаз макаке-резус, а через неделю, когда убедился в успешности проведённой операции, и человеку. Человек оказался сотрудником спецслужб, и с тех пор государственные ведомства не беспокоили лабораторию Лисовского излишним вниманием. А потом пришла новая стажёрка с кафедры магнитобиологии, Ирма, кажется…

Учёный рассеянно мотнул головой и с усилием поднялся из кресла, чтобы распахнуть единственное окно своего узкого кабинета, впустив внутрь безоблачное, жаркое июльское небо. Да что ж такое, старею, что ли… Опять унесло в воспоминания. Всё, хватит витать в облаках. Работы ещё непочатый край. Чёрт, а кто оставил «Альтаракс» включённым на ночь?

График сменных дежурств любезно подсказал, что вчера была смена Витьки Бубнова, неизлечимого троечника, которого отправили лаборантом к Лисовскому, словно в наказание за плохую учёбу, однако, ещё неизвестно, кто для кого стал большим наказанием…

Судя по количеству использованных светочувствительных пластин, установку использовали минимум три часа. Что, Витя, всё ещё надеешься обнаружить на задворках своего недалёкого мозга способности к телепатии? Сессию ты всё равно завалишь, что с ней, что без неё…

Стоп. Стройный силуэт на снимках явно принадлежал женщине. Олеся?!

Проверив карту памяти и лог-файлы «Альтаракса», Лисовский с удивлением обнаружил, что Олеся, судя по всему, пыталась использовать установку не совсем традиционным способом, хотя такой режим, в принципе, был предусмотрен разработчиком. Эта молчаливая женщина с фиолетовыми волосами запустила сканирование биополя в момент своих самых ярких и болезненных воспоминаний, чтобы умная машина подобрала частотный диапазон и цветовую гамму для коррекции её душевного состояния, читай, создания анестетика для памяти, измученной невыносимыми, еженощно повторяющимися короткометражками из прошлого.

Нет, Олеся, я не буду просматривать фильмы из твоей головы, которыми почти до краёв полна флэш-карта «Альтаракса». Считай это пережитком прошлого, рыцарством от науки, и пусть мою спину обжигают насмешливые взгляды амбициозных, расчётливых учёных нового поколения, но я не кинусь тащить всё, что плохо лежит, едва представится возможность.

Однако ж, и ты, пожалуйста, соблюдай порядок в работе, нечего разбрасывать бумагу по всей кабине, тем более если ты делаешь важные записи… Э-э… Что?

«поездка в чехию. гранатовая подвеска. почему я её ещё не продала?»

«мост. река. разговор о детях. на тот берег по льду. назло мне!»

«…ты готов на всё».

Последний лист был разорван пополам, и левой половины Лисовский отыскать нигде не смог. Интересней было другое. Проявив светочувствительные пластинки, учёный присвистнул. Нет, телепатических способностей у Олеси по-прежнему не было. Просто в те моменты, когда она, забившись в ровно гудящие недра установки, черкала карандашом по бумаге, выплёскивая на неё вперемешку свои горькие и радостные воспоминания, в её биополе возникали настолько мощные пробои, что войти в её сознание можно было так же легко и быстро, как стрелой нырнуть с пирса в море, разбрызгивая вокруг себя сверкающие на солнце капли солёной воды…

Решено. Прочь из лаборатории – и в Серебряный бор, окунуться в реку, а потом упасть на песок, отдышаться и додумать до конца ту мысль, которая осенила учёного и теперь лежала где-то в голове маленьким клубочком ниток, предназначенным для разматывания на свежем воздухе, у самой воды Москвы-реки.

* * *

Хм, а команда подобралась что надо. Уж с чем – с чем, а с коллективом Кристиану всегда везло. Тем более с таким коллективом, в котором все эти владельцы учёных степеней на первое в истории «Souls Unite» совещание устанавливают себе облик хиппи в драных джинсах и техно-рокеров из 2060-х, дабы войти в реку-под-рекой в том облике, который соответствует их истинному состоянию души.

Тем не менее, к концу третьего часа конференции гвалт поднялся невыносимый, и Крис, чувствуя, что дело зашло в тупик, нейрохирурги не понимают программистов, программисты – психологов, а инженеры – конструкторов, объявил перерыв. Тем более, что ещё с утра Маша прислала очередное видео, на этот раз из Индии, а Крис до него так и не добрался.

На коротком полуминутном ролике, надо полагать, отснятом Хидео, дочка танцевала в традиционном индийском сари в компании двух полноватых, но удивительно пластичных женщин. Внизу бежала узкая текстовая строка на хинди и ломаном английском, и, кое-как справившись с переводом, Кристиан понял, что смотрит сейчас не просто танец, а целую историю жизни одного из героев индийского эпоса. Каждый жест, каждый взгляд нёс в себе смысловую нагрузку. Ни единого шага не делалось просто так. Улыбка в уголках губ была выверена до миллиметра: чуть больше – и она станет означать нечто совсем другое, собьётся шифровка, и придётся начинать заново, словно радисту, потерявшему связь.

Нет, даже спустя двадцать лет работы с медиками Овер не считал себя вправе лезть в чужую область, но сейчас, кажется, ему было что сказать всем этим людям, которых он собрал под своим серебристым крылом.

– Мы застряли на том, как модифицировать импланты, чтобы они стали усилителем наших мысленных сигналов. Но ведь в выражении мысли принимает участие не одна голова, а всё тело. Когда мы общаемся вживую, то получаем в разы больше информации, чем, например, при телефонном разговоре, когда слышим только голос, да и то порой с помехами… Я не знаю, возможно ли это, и лучше сразу скажите мне, если нет, но отчего бы нам не подняться уровнем выше? Нервная система ведь не ограничивается мозгом. Если мысль – это электрический импульс, для её усиления нам нужно подключить все системы организма, а мы по привычке разделяем человека на голову и «всё остальное». Как нам задействовать себя целиком?..

«Вспыхнуть и выложиться до конца», – раздался в голове Кристиана тихий голос Алекса, и хакер умолк, словно поймав волну Охотника даже сквозь поверхность реки-под-рекой, которая разделяла их сейчас, хотя откуда этот светловолосый кодер мог знать, о чём тут в эти минуты идёт речь? А может быть, ещё немного, и он догадается, что…

– Есть такой способ. Наномашины.

Вспыхнуть и выложиться до конца.

Алекс едва слышно вздохнул, вытягиваясь на голом полу в гостиной. Лёгкая немота разливалась по телу, наполняя каждый кубический сантиметр плоти тягучим ощущением звенящей пустоты. Абсолютная тишина обостряла слух до крайности, ведь только так можно было различить дыхание Овера, нырнувшего в реку-под-рекой ещё поутру.

Вспыхнуть… Проще простого. Для этого не нужен даже импульс извне. Алекс усмехнулся своим мыслям. Всего-то и надо, что собрать силы в одной точке парой сантиметров ниже основания шеи, задержать дыхание и закрыть глаза. И тогда на сороковой секунде, когда инстинкт уже порежет на ленточки все остальное внутри и заставит вдохнуть, перед глазами встанет золотистое марево и нестерпимо ярко полыхнёт белым.

А уж выложиться до конца несложно. Было б ради кого.

Алекс с трудом приподнялся на локте. Серокрылая птица лежала без движения. И всё равно есть ради кого. Только сначала надо дождаться, не сгорев просто так.

«Странные мысли лезут в голову», – мельком подумал он, снова падая на пол. Странные, не ко времени и месту, будто с другого уровня коннекта.

Охотник очнулся. Кроме трепещущего пульса в висках, который стремился превратиться в один звонкий удар, внутри не было ничего. Абсолютно ничего.

Медленно шли минуты. В затёкших руках, лежавших на плечах спящего Овердрайва, пробегали лёгкие искры и гасли на кончиках пальцев.

Охотник улыбнулся. Он знал, что эти искры – последний отголосок пламени, в котором сгорела его душа и весь он впридачу. Самая малость осталась, вырубиться до рассвета, чтоб с солнцем вместе восстать из пепла. А Овер пусть даже и не догадывается, откуда этот сумасшедший заряд в нём наутро…

Ведь если что ещё умею, так это вспыхнуть и выложиться до конца.

* * *

К моменту возвращения Эйрика и Стейнара из долгой командировки в Объединённую Скандинавию, за время которой норвежцы не без помощи обильных возлияний наладили контакты с местными разработчиками, компания «Div-in-E» преобразилась настолько, что напоминала собственное отражение в искривлённом зеркале. Три проекта из десяти были переведены на самоокупаемость, а помимо этого Рафаэль лично подписал крупный контракт со спецслужбами, раздери их троян, в соответствии с которым добрая половина из оставшихся сотрудников была вынуждена оставить свои подписи на документах о неразглашении секретной информации сроком на …дцать лет, в течение которых ни о каких свободных поездках за рубеж для них не могло быть и речи.

Ни разу за почти двадцать лет существования «Div-in-E» в стенах её офиса не было слышно такого неудержимого, зубодробительного мата, какой на одном дыхании выдал в адрес Рафаэля до крайности возмущённый Стейнар.

– …чтоб тебе, Санти, даже ведьма лысая не дала, – поперхнувшись, закончил Стейнар, и, едва откашлявшись, добавил, – а я пошёл писать заявление и собирать своё барахло. Ноги моей тут не будет.

– Хорош орать, Шторм, – попытался осадить взбешённого друга Эйрик, но Рафаэль равнодушно пожал плечами и махнул рукой, мол, вали уже на все четыре стороны; видишь, люди работают, так не мешай им своими выкриками.

Едва оказавшись на улице, Стейнар порывисто вытянул из заднего кармана пачку сигарет и, едва не разорвав её пополам, вытянул одну. Еле уловимое движение руки в сторону друга, но Эйрик отчего-то мотает головой.

– Поздравляю, Стейнар, – невесело усмехнулся Эйрик. – Куда теперь, свободный художник?

– А чёрт его знает, – вместе с дымом выдохнул Шторм. – Может, Крису напишу. Настька недавно обмолвилась в общем чате, что он вроде как снова собирает неприкаянные души под своим крылом. Хочешь, вместе уйдём?

– В закат, ага, – Эйрик и не думал скрывать горькую иронию в голосе. – Ты счастливый человек, форевер двадцать два, так и не обзавёлся семьёй. А у меня семеро по лавкам, ещё и кредит. Ох, если б ты знал, до чего я хочу накуриться с тобой сейчас, как неделю назад в Стокгольме, но нет, жена учует и начнё-ётся…

Стейнар затушил окурок и прищурился на Эйрика, обессиленно прислонившегося к узкой колонне у стеклянных дверей офиса, словно старый мотоцикл, из которого владельцы выжали, что могли, и от окончательного развала его удерживает лишь стена в сумрачном углу гаража.

– Иди, Стейнар, – тихо произнёс Эйрик, устало прикрыв глаза. – Крису привет. Пиши, как время будет. А сейчас уходи и не оглядывайся, прошу тебя. Хочу, чтобы для меня ты навсегда остался Штормом.

* * *

Отпустив замученную Олесю и пару молодых лаборантов, Лисовский заперся в кабинете, скинул замызганный халат и, не раздеваясь, упал на раскладушку, стоящую прямо за лабораторным шкафом. У него, конечно, была квартира, но ехать туда во втором часу ночи ради того, чтобы ещё острее почувствовать своё одиночество, учёному что-то совсем не хотелось. Лучше уж тут, в призрачном соседстве госпожи Науки, которая готова приоткрыть пытливым умам бесчисленные шкатулки своих светлых и тёмных загадок. А взамен требовала от своих восторженных почитателей всего-то отказаться от суетной радости семейной жизни и искристого вкуса вечерних развлечений в компании друзей, которых Наука также оттесняла своим заполняющим сиянием, в любой момент готовым превратиться в ядерную вспышку, сжигающую дотла тех малодушных отступников, которые не сумели вынести открывшихся перед ними тайн.

Замотавшись в шерстяной плед, Лисовский незаметно для самого себя задремал. Кошмары снились ему редко, он умел управлять сюжетом собственных сновидений, но в последнее время эфир молчал, а может, просто эти полгода работы так вымотали учёного, что его мозг, не в силах обработать скрытый смысл снов, начисто стирал их перед самым пробуждением.

Интересно, а вот эту комнату необычной пятиугольной планировки и высокого темноволосого мужчину, лежащего в широком кресле, он тоже забудет?

– Вы точно уверены, Кристиан ээ… – тоненькая девушка в белом халате встаёт за спинкой кресла, и мужчина закидывает голову назад, чтобы взглянуть на неё. Лисовский смещает точку обзора, поднимаясь над плечом девушки, и заглядывает в тёмно-серые, словно грозовое небо, глаза её пациента.

– Просто Крис. Уверен. Поехали.

Девушка вкатывает Кристиану два полных шприца с голубоватой жидкостью и, не удержавшись, берёт его за руку. Она знает, что будет через три… две… одну…

– А, ч-чёррррт!..

Сероглазый резко выгибается на кресле, крепко зажмурившись и до крови закусив тонкие губы. Девушка едва сдерживает болезненный вскрик, когда мужчина судорожно сжимает её руку своими тонкими пальцами. Тёмная кровь из его вены толчком заполняет тонкую прозрачную трубку, подключённую к неизвестной Лисовскому установке пирамидальной формы. Через пару минут на прозрачном стекле внутри пирамидки появляется еле заметный серебристый отблеск, а очищенная кровь возвращается по другой трубке обратно к своему владельцу.

– Двадцать… минут… точно сможете? – выдыхает лаборантка. – Можем прервать в любой…

Пальцы Кристиана немного ослабляют хватку.

– Смогу. Не волнуйся, Юля… Сходи к Тимуру, скажи, чтоб готовился форматировать…

Дождавшись, когда лаборантка покинет комнату, невидимый Лисовский решился на невиданную авантюру – установить телепатический контакт с незнакомцем, не прерывая собственного сна. Склонив голову на подлокотник кресла, учёный глубоко вдохнул лёгкий свежий аромат, название которого было ему неизвестно, но удивительно подходило этому человеку, чья тонкокостная хрупкость была настолько обманчива, что заставляла невнимательного собеседника предполагать, будто силы воли у сероглазого едва хватит на пару минут процедуры. Но шла уже десятая минута, а Крис всё не звал лаборантку, лишь изредка мотая головой, чтобы не вырубиться совсем. В такие моменты Лисовскому удавалось поймать обрывки его мыслей:

«Ну, и к чёрту вашу оплату по завершении, не даёте нам денег на материалы, так получайте секонд-хэнд, раздери вас троян… А, впрочем, я уверен, что Тимур и его команда перепрошьют эти наномашины так, что вы там челюсть с пола поднимать будете… Только бы определиться, в каком соотношении раскидать их потом… Вроде бы Владимир Фёдорович говорил, что половину всё-таки в мозг, а в пальцы четверть оставшегося…»

«Тётушка-бухгалтер, как её… Кажется, Дарина? Говорила что-то про молодёжный форум, у неё сын туда едет с докладом. Когда закончим, надо написать Лину, вот было бы классно их с Кирой на целых две недели туда… Только, чёрт, придётся как-то с Линдой говорить. Или не говорить? Действительно, нахрена, если там достаточно разрешения и от одного родителя?»

Стройный поток логических рассуждений внезапно прерывается яркой картинкой, стоп-кадром из немого кино: женщина с иссиня-чёрными волосами, которая настойчиво подталкивает вперёд инвалидную коляску с сидящим в ней худеньким мальчиком-подростком, шаг за шагом приближаясь с ним к латиноамериканцу средних лет, который вольготно развалился в его, Криса, рабочем кресле.

– Это твой новый папа, Лин, – вкрадчивый голос женщины лишает парня последних сил, ибо в нём слышится фоновое «Соглашайся, не то хуже будет». – Ну же, сынок, скажи: «Привет, папа!»

Не отдавая себе отчёта, где он – в лаборатории или в своей бывшей комнате – Кристиан всем телом подаётся вперёд, едва не разорвав вены тонкими катетерами, и какой-то датчик вне поля зрения Лисовского начинает пищать, как голодный птенец, отмечая резкое ускорение пульса его… мм… будущего коллеги?

«Р-раздери его дисконнект, не сейчас… Не вырубиться бы сейчас… Держись ты, размазня, долбаных пять минут осталось… Юлька закончит свои дела и на сегодня хорош, надо отпустить этих полуночников и самому тоже валить… А, ещё в магаз заскочить, Охотник просил корицу найти… Блин, только б его там без меня не…»

Яркая вспышка – и в сознании Лисовского, который к этому времени уже начал терять самообладание, ибо ни разу за всю свою многолетнюю практику ему не удавалось установить подобный контакт во сне, проявляется новый образ. Берег спокойного озера, ослепительно яркий рассвет, а на его фоне – добродушный белый волк, невесомо стоящий на поверхности воды, и его снежная шерсть светится ярче тысячи солнц, а глаза – словно два осколка северного неба. Лисовский ещё не успевает подумать о том, бродят ли светящиеся волки по воде, как вдруг большая серебристо-серая птица пикирует вниз со звёздной высоты, и её уставшие крылья обдают учёного свежим запахом ночной прохлады. Птица ползёт к воде, и на её лапке становится видно золотое кольцо, от которого отходит ярко-розовый шнурок. В тёмно-фиолетовом сумраке уходящей ночи проступает стройный женский силуэт, и луноликая богиня торжествующе вскидывает руки над головой. В её пальцах – золотистый обруч, и шнурок проходит сквозь него, а другой, короткий, конец оказывается привязанным к шее мальчика, сидящего в коляске рядом с ней. При виде птицы и волка мальчик срывается вперёд, не замечая, насколько коротка верёвка, которая тут же врезается ему в горло, но богиня держит обруч крепко, и птицу резко оттягивает от волка назад, к богине. Белый волк кидается вперёд, чтобы перегрызть розовую ленту, но лёгкий взмах серого крыла останавливает его…

Обрыв соединения. Кажется, абонент всё-таки отключился.

Лисовский медленно открыл глаза и скатился с продавленной раскладушки на пол.

Думать о том, какие значимые для исследования выводы можно бы сделать из этого сновидения, учёному абсолютно не хотелось. А хотелось просто лежать навзничь, наблюдая, как на потолке возникают яркие полосы от фар редких машин, и представлять, что это злобные инопланетяне сканируют его лабораторию, пытаясь запеленговать источник невероятно мощного и чистого сигнала, который был случайно получен им, Лисовским, во втором часу этой летней ночи.

* * *

Если настроение первого совместного отпуска – это морская волна, то ничто в мире не способно погасить её лучше, чем напоминание о рабочих обязанностях или семейном долге, и если первого Марии удалось благополучно избежать, то со вторым она влипла по самые ушки, едва открыв письмо от матери:

24-JUL-2071

from: -ishtar-

to: Maria_Medici

Машенька, привет.

Скажи, пожалуйста, вы с Хидео можете на следующей неделе пожить у нас? Я уезжаю в командировку, а Лина одного оставлять не хочется, ты же знаешь, какой он нервный…

Еды я наготовлю много, так что не стесняйтесь, а то вон как после своей Индии исхудали.

Целую, мама

Мда, корректное завершение программы под названием «Отпуск» полетело к чертям.

Мария плюхнулась в кресло, пытаясь понять, из каких глубин в ней сейчас поднимается это неясное желание противостоять матери, ведь её письмо от первой до последней буквы было верхом приветливости и заботы. Цепкий взгляд девушки, полгода как работающей младшим тестировщиком в одной из небольших IT-компаний, ещё раз пробежался по тексту. А, вот оно. Знак вопроса после «у нас» – лишний. Дальнейшими пояснениями из категории «неоспоримые доводы» Линда не оставляла дочери выбора.

– Ты, кажется, говорила, что у Лина есть права на флаер? – ну когда же она научится замечать тот момент, когда Хидео бесшумно оказывался за спиной своей жены, каждый раз удивляя её каким-нибудь сюрпризом. Что на этот раз, мой обожаемый ниндзя?..

– Э-э… Ну, да. Он любит летать по району. Пару раз сбегал в одиночку на Ладогу к папе.

– Спроси его, согласится ли он освоить новые территории…

– Ты хочешь забрать его к нам? – на лице Марии появилась улыбка проказницы, замышляющей очередную шалость.

– Если ты не против, – в тёмных глазах Хидео проскочила лёгкая искра, какую, бывало, Маша видела во взгляде отца, правда в последние годы это стало случаться очень редко. – Я до сих пор не считаю, что хорошо знаком с твоей мамой, но мне отчего-то кажется, что Лину стоит немного развеяться.

* * *

Закат в конце июля умирал медленно, каплю за каплей выдавливая из себя терракотовый и алый, словно лето упорно не желало перелистывать страницу, дочитанную почти до конца. Тьма с Ладоги подкрадывалась с опаской, лапой сиреневых сумерек трогая зелёную полоску неба над пламенем упавшего за горизонт солнца.

Алекс, наблюдавший за этой метаморфозой цвета с крыльца дома, зябко поёжился. От озера потянуло холодом, и надо было б идти в тепло, но Алекс не шевелился. Он чувствовал, как вместе с воздухом остывает он сам. Медленно холодеют руки, тело гонит кровь с каждым ударом пульса всё спокойней и равнодушней, запрокинутое к небу лицо превращается в маску.

Только где-то над диафрагмой судорожно бьётся то, что отчаянно хочет жить.

Алекс заставил себя встать. Это было, в сущности, никому не нужно… В мозгах настойчиво крутилась мысль, что он сам никому не нужен. Вот сейчас он хлопнет входной дверью, на ощупь пересечёт короткий коридор и войдёт в большую комнату на первом этаже, полную бархатных сиреневых теней. Там на диване лежит Крис. В его имплантах – карта беспроводного интернета. Под закрытыми глазами – свинцовые тени, а дышит он так тихо и редко, что услышать это можно, только если положить голову на грудь этого сероглазого короля.

Овер пропадает в транскоде долгими часами. Охотник хлопнул входной дверью, перешёл коридор и заглянул в комнату. Как же всё стало предсказуемо… Он рухнул на пол, откинув голову на холодную руку Овера. Глупо. Глупо было надеяться, что мир оставит их в покое. Слишком много желающих присвоить себе Кристиана Вебера, а у меня не хватит сил, чтобы отстоять его у них. Тебя не разделить, Овер. И всё, что мне остаётся, – это стоять в очереди за кусочком твоих сил и души. Я прячу ярость в котле эмоций на самое дно, чтобы, переплавив её, выдать тебе заряд и ветер в твои крылья…

Охотник приподнялся и развернулся к лежащему без чувств другу лицом. Он стоял перед ним на коленях. В десятый, сотый раз? Давно уже не считаю. Мне немного надо, чтобы жить, даже когда ты настолько далеко от меня, что я на своей орбите превращаюсь в глыбу льда. Только слышать твоё дыхание. Только держать за руку. Только позволить маленькую вольность, как много лет назад.

Ты ничего не почувствуешь, но я всегда рядом.

Короткий поцелуй в губы.

И встать. Шаг за шагом. Назад. Не отрывая от тебя взгляд. До самой двери…

Я дождусь тебя, Овер. Каким бы брошенным не чувствовал себя сейчас.

Крис вынырнул из транскода. Под растрёпанными прядями чёрных волос жгли кожу разогретые импланты, подниматься с дивана не хотелось, но мысль о том, что между его новыми коллегами наконец-то установился контакт и работа пошла полным ходом, придала Оверу немного сил. Всё-таки начинать с нуля было очень трудно, как бы прекрасно хакер не владел мастерством тактических отступлений на новые территории. Да, он потерял контроль над ситуацией, но, боги Сети, кто же знал, что люди способны менять плюс на минус так внезапно… Да и причина была серьёзная, чтобы на целых полгода пустить всё на самотёк. Увы, так считал только Крис и пара верных друзей, но не все остальные.

Светловолосая причина сидела в дальнем конце комнаты, исподлобья разглядывая друга.

Охотник молчал. Крис, пытаясь выдержать это синее пламя, прекрасно понимал, что Алекс хочет задать очень много вопросов… И молчит. Чёрт тебя раздери, ну подойди, спроси, возьми за руку! Я вымотан в ноль. Это уже не двойной узор, это испытание на выносливость. Меня берут измором, а ты…

А может быть, ты сердишься, Охотник, что на этот раз я не поймал тебя за руку и не увёл за собой, как тогда, далёкой летней ночью? Веришь ли, нет, но я уже был готов предложить тебе место в новом проекте, но вовремя заткнулся, вспомнив тот панический ужас на твоём лице, с которым ты озирался на коллег, едва пришёл в себя после того приступа в офисе. Одной фразы – «Они никогда не забудут меня таким» – мне оказалось достаточно, чтобы найти время и возможность спрятать тебя от неизбежных, почти случайных взглядов наших с тобой соратников, неважно, что бы там в них сквозило – тайная боязнь, праздное любопытство, робкое сочувствие… Рискну предположить, что и ты не захочешь возвращаться к тем, у кого не хватит силы духа оставить в памяти все подробности того далёкого дня и при этом сохранить прежнее отношение к тебе.