Читать книгу Камень власти - Елена Серебрякова - Страница 2

Жизнь в Чернопенье текла медленно и спокойно. Слава Богу, поветрия и засухи не коснулись этого края. Люди жили в достатке и довольстве. Пережитое Еремеем Прозоровым и Барбарой осело в душе тяжким грузом. Но со временем тяжесть стала привычной и будоражила только по датам событий.

Отрок Матвей – сын Еремея, к двенадцати годам овладел грамотой и счетом. Сильнее всего отрок тянулся к своему деду-тезке, Брюханову. Ежели они оставались вдвоем, то остальной мир для них не существовал. Все интересы и занятия обоюдные, без вмешательства третьих лиц. По числам, известным только им двоим, ходили на могилу Людмилы, матери Матвея и дочери деда. Вдвоем посещали поминальные службы в удельном храме. В положенные дни ходили всей семьей. Но проделывать сказанное вдвоем считалось особенным ритуалом. Еремей к деду не ревновал, он на всю жизнь запомнил его слова «Людмила ушла, а заместо себя оставила мне внука».

Еремей завел библиотеку, собирал мудрые мысли по устройству государства, много писал про события, коим был свидетель, но своими трудами не подменял летописца. Он сравнивал, делал выводы и формулировал заветы для потомков.

Захворал дед Брюханов неожиданно. Утром встал бодрый, за трапезой шутил и намеревался с внуком идти достраивать игрушечный терем. К полудню занемог, к вечеру слег и так, не вставая с кровати, к утру отдал Богу душу. Никто не был готов к такому несчастью. Поначалу Барбара всех убеждала, что дед Матвей вот-вот очнется от глубокого сна. Ее сын Александр начал выть так, как мужику даже в малом возрасте выть не пристало бы. Еремей держал себя в руках, только отдавал команды, связанные с подготовкой к погребенью. Сильнее всех страдал Матвей. Он сел на табурет рядом с вытянувшимся дедом и, не мигая, смотрел в потолок, сжав свои скулы. Ни единой слезинки он не проронил. Бабы просили Еремея вывести сына из оцепенения, заставить его заплакать. Но Еремей не обращал внимания на советы старух, он знал, что сын прощается с дедом так, как в свое время прощался он со своими родителями. В первое время после погребения отрок каждый день ходил на могилу своего деда. На сороковой день попросил отца отвезти его в Москву, где, как он знал, имеется родовой особняк рядом с Красной площадью.

– Дома стало невмоготу, такого одиночества я раньше не чувствовал.

Еремей понимал сына и не хотел ему перечить. Стали собираться в дорогу, готовить одежду и еду всего на одну седмицу. Еремей рассчитывал пожить в Московском доме, навестить старых друзей, узнать последние столичные новости. Думал, что для сына срок подходящий.

Фотий распорядился дать охрану для сопровождения боярина. Условились, что кнети не будут дожидаться возвращения и встанут сразу на обратную дорогу.

Ехали без спешки, путь одолели за два светлых дня. Столица встретила гостей богатыми домами, многолюдием и постоянным гомоном. Казалось, жители специально перекликаются, чтобы создавать шум для поднятия настроения. Все сразу рассмотреть и составить мнение Матвею оказалось невозможно. Пестрые одежды, на ногах сапоги разного цвета, валенки чудных фасонов, на головах кто во что горазд: треухи, меховые колпаки, высокие столбы и просто шкуры, сшитые с трех сторон.

Получалось, что Еремеев особняк самый старый из всего третьего ряда на Ордынской дороге Замоскворечья. Его дом окружали новострои со свежей краской, с белеными кирпичными стенами и высокими подклетями. Особняк будто старик поме́нял ростом и своими серо-темными оттенками кричал о полном безлюдии внутри него. Калитка не открылась, она заскрипела и упала прямо в проем. Снег высотой в пояс шел до самого дома. Ступени сгнили, пришлось залезать на крыльцо почти ползком. Парни-охранники оказались очень кстати. В сарае нашли материалы, из них смастерили новые ступени, отремонтировали ворота и калитку. Лопатами расчистили остатки снега.

На третий день Еремей повел сына на Красную площадь, заодно прошлись по торговым рядам. Матвей такого обилия товаров еще никогда не видел. Еремей зорко следил за взглядом сына, надеялся определить его интерес и, стало быть, порадовать отрока обновой или какой-то безделицей. Но Матвею быстро надоело шастать по рынку, и он запросился домой. После тишины и раздолья Чернопенья главная базарная площадь столицы была трудной для восприятия. Только задуманное Еремей еще не завершил. Повел сына в Посольский приказ. По дороге просветил отрока чем занимаются специально подготовленные люди для спокойствия и развития Отечества.

Когда старинный друг Еремея дьяк Румянцев Степан Владимирович увидел гостя, он не поверил своим глазам. Друзья обнялись и расцеловались. Еремей представил своего сына. В своем возрасте Матвей еще не достиг того роста, когда можно посмотреть друг другу в глаза. Дипломат сел на табурет и взял отрока за обе руки. Сразу определил схожесть с отцом – русые кудри, орлиный нос, голубые глаза. Румянцев стал задавать всякие вопросы. Матвей, не тушуясь, отвечал коротко, точно и честно. В конце концов дьяк погладил мальчика по голове и взглянул на Еремея:

– Надолго в столицу?

– Прибыл на седмицу. Нынче четвертый день. Может пойдем, Степан Владимирович, на улицу, здесь как-то неудобно.

– Ты прав, у нас считают будто у стен имеются уши.

Для разговора выбрали уютный уголок на Васильевском спуске. Тут у Покровского собора с тыльной стороны, как правило, было тихо. Первым разговор продолжил Степан Владимирович. Говорил, нисколько не стесняясь присутствия отрока, как бы давая ему наперед свое доверие.

– На колее государя нашего Иоанна Васильевича похоже пошла последняя верста. Главная примета в пробудившейся беготне недругов из числа ближних бояр.

– Не впервой на Руси меняется помазанник Божий? – удивился Еремей, – чего опять не хватает? Всей Европе доказали свою силу. С Москвой считаются и решения без оглядки на нас не принимают. Сибирью Русь увеличила свою территорию. По сути, получила кладовую сокровищ, вся Волга вплоть до Хаванского моря наша, крымчакам укорот дали.

– Все так, Еремей, но вот с наследником престола беда. Федор Иоаннович особого рвения к государственным делам не испытывает. Занят делами божественными и семейными. Ежели не на молитве в церкви, так в покоях своей жены разговоры разговаривает.

– Есть и другой наследник – Дмитрий.

– Мал он.

– Так Иоанн Васильевич не сразу встал на обе ноги.

– Про Дмитрия забудь, за Федором стоит силушка несметная. Жена его Ирина – сестра боярина Бориса Годунова, а он уже давно на виду у многих власть творящих.

– Что плохого, что власть примет Федор Иванович?

– Похоже, ты потерял чутье. Очень успокоился в своей глухомани, – заявил Румянцев и внезапно умолк.

Мимо проходили два боярина в высоченных шапках и собольих шубах. Дипломат повернулся к ним лицом и поздоровался. Те в ответ лишь кивнули и проследовали далее.

– Знатные персоны? – спросил Еремей.

– Знатные-то знатные, но тебе лучше их не знать!

Румянцев еще немного помолчал, потом продолжил.

– Эти двое ведут разговор, что род Рюриковичей изжил себя и пресечь его надобно по смерти нынешнего царя. В этом они не одиноки.

– Звучит как детская игра в горелки.

– Разве на Московии в такие игры ранее не играли? Не тебе сказывать сколь вреда могут принести такие горелки. На Руси ежели где всколыхнет, так отзовется везде. В порубежье только и ждут, когда у нас заполыхает. Поверь, я уж доподлинно знаю.

– Ты сам то, чего желаешь?

– Желаю, как прежде, но такому приходит конец. Меня тянут к себе и сторонники Рюриковичей, и их противники. Под благовидным предлогом отказываю и тем, и другим. Переношу окончательное решение. Они начали угрожать.

– В дому у тебя все в порядке?

– Жена и дочь Дарья, слава Богу, здоровы.

– Дочь поди уж взрослая?

– Девятый годок пошел. Только боюсь за них. Дочь единственная, детей у меня более не будет.

– Может тебе, Степан Владимирович, сопроводить их ко мне. У меня в усадьбе спокойно. Ведь сам по мне отметил. И место мое не такое дальнее. Поди, знаешь Кострому? Бывал ни раз?

– Я почему-то думал ты где-то в Астрахани. Но коли так, мысль хорошую ты мне подсказал. Надобно с женой посоветоваться. Тебе-то не будет в тягость?

– С женой переговори, а завтра по вечеру приходи ко мне, посидим и обговорим.

– Наверное ты прав, но мне надо спешить в Приказ, а то хватятся, а я неизвестно где!

Друзья расстались и каждый пошел своей дорогой. Уже дома Матвей стал расспрашивать отца про все заботы дипломатической службы. Судя по интересу, отроку понравился Румянцев, удивила его осведомленность.

Утром Матвей снова вернулся к разговору про Посольский приказ. В конце попросил оставить его в Москве под присмотром Степана Владимировича.

– Что ты будешь тут делать один?

– Почему один? Наймем сторожа и кухарку, приглашу преподавателей, хочу дальше учиться.

– Сие похвально, только без Румянцева Степана Владимировича решение принять не могу.

Жену и дочь отправили в Тверь с купеческим обозом. Сговорились, что Еремей встретит их на дорожной станции и они втроем по ледяной дороге Волги двинутся прямо в Чернопенье. Матвею нашли сторожа и приходящую кухарку. Для учебы наняли двоих учителей: одного по географии и страноведению, другого для обучения немецкому и шведскому языкам. Румянцев обещался раз в неделю навещать отрока.

Минуло две седмицы со дня отъезда Еремея, жены и дочери Румянцева. Московский колокол известил народ о кончине первого царя руса Иоанна IV Васильевича. Завершилась эпоха расширения территории русичей, укрепления границ, эпоха создания органов государственного управления и период зарождения в королевствах Европы ненависти к Московии, которую после назовут одним словом «русофобия».

Недолго ждали нового царя. На престол вступил законный наследник, сын последнего царя Феодор Иоаннович. Народ облегченно вздохнул, дескать все по правилам и по закону. Сторонники лоскутных обрезков в виде удельных княжеств попрятались в своих норках до поры до времени. Соседи ждали первых шагов царя Федора, чтобы определить новые отношения с Русью.

Еремей привез в Москву семью Румянцева и первым делом навестил сына. Отрок сразу высказал довольство своей новой жизнью, похвалился новыми знаниями и порадовал твердой убежденностью в выборе своего будущего. Степан Владимирович при встрече дал лестную характеристику Матвею и, как бы невзначай, обронил, что о таком зяте он мог бы только мечтать.

А время побежало дальше, отрок превращался в юношу, и Румянцев начал доверять ему поручения, учил определять суть длинного сообщения и укладывать эту суть в короткие строчки. Матвей составлял обзорные документы, учился докладывать о прочитанном по заданию своего наставника. Еще парень часто присутствовал на переговорах с иноземцами, иногда толмачил. В шестнадцать годов Матвей был зачислен в штат Посольского приказа для исполнения отдельных поручений.

Летом 1588 года ему дали задание отвезти в Кострому важный документ, положенный в специальный пенал. Выделили охрану и определили седмицу на исполнение.

Исполненное поручение давало Матвею возможность на пару дней заглянуть в Чернопенье. Такому раскладу кнети тоже обрадовались. Впервые за четыре года Матвей оказался в родной сторонушке. Все, кто видел Матвея еще отроком, подивились изменениям в его облике. Парень возмужал, раздался в плечах, звенящий голос сменил полноценный баритон. После того, как охладел первый восторг от приезда дорогого гостя, Матвей уединился с отцом. Было понятно, что батюшка хочет о чем-то рассказать, но никак не может подобрать нужных слов.

– Что с тобой, батюшка? Ты всегда учил признаваться в правде, не бояться косых взглядов и кривотолков.

– Случаются в жизни такие вещи, о коих прямо не скажешь. В данном случае лучше будет услышать новости от меня, чем от шептунов. Вышло так, что ощущения одиночества мучило не только меня одного. То же самое испытывала Барбара. Горя́ привели нас с ней в единую постель.

– В грехе живете? Ну, да Бог вам судья. Не осуждаю, не могу и не хочу. Право на земную радость вы заслужили с ней сполна.

– Так не думает сын Барбары Александр. Мы вынуждены от него прятаться и тайно искать уединения. Боюсь, что он при случае тебе наговорит такого, что ты изменишь ко мне отношение.

– Слушать его не стану, но парню пора определяться с постоянным занятием, поди до сих пор живет на всем готовом! Кроме польского языка, коему Барбара научила нас двоих, чего-то еще освоил.

– Если честно, то не пойму в кого он уродился. Яруло я знал прекрасно и почивания на лаврах за ним не водилось. Барбару видел в разных ситуациях. Терпелива, сердобольна и трудолюбива.

– Думаю, за Александром грешки водятся кроме самой ленивости.

– Любит урвать, что плохо лежит. Но все это половина беды. Схватишь его за руку на грехе, а он глядит светлыми глазами и отказывается от содеянного.

– Барбара знает об этом?

– Она в растерянности. Плачет и молится.

– Хочешь, поговорю с ним?

– Словами ему уже не поможешь. Будь моя воля – посадил бы в темницу на хлеб и воду, ходил бы к нему иногда и спрашивал о планах на будущее.

Встреча один на один Матвея с Александром состоялась. Тот сперва высказал недовольство своей жизнью. Потом пустился в оскорбления своей матери, потом перешел на отца Матвея. Тут терпение Матвея закончилось и Александр был нещадно бит. Остался с синяками на лице и разбитым носом. Но у него хватило ума никому не пожаловаться.

Еремей вдвоем с сыном сходили на кладбище. Могилки деда Брюханова и Людмилы были ухожены. Кресты от пропитки специальным раствором, Еремею посоветовал Фотий, сохранили деревянную структуру и блестели на солнце сотнями зайчиков. Потом отец и сын сходили в церковь, поставили поминальные свечи за упокой раба Божьего Матвея и рабы Божьей Людмилы. Отдельную свечу Еремей поставил за упокой своих молодцов и Яруло. За здравие всех живущих свечи поставили перед образом Преподобного Николая Чудотворца.