Читать книгу Камень власти - Елена Серебрякова - Страница 7

Дорога от ворот привела Фому и Матвея к православному храму. Церковь стояла на взгорке, имела один купол. Ни колокола, ни колокольни. Подошли ближе и услышали дивное пение. Поднялись по ступеням и присоединились к молящимся. Это были православные люди. Перед взором предстал громадный иконостас, священник в рясе и с большим крестом на груди. Между алтарем и входом в храм пестрели женские платки, раскачивались мужские головы. Когда началось целование креста, Фома и Матвей вышли наружу. Неизвестно как к ним, непрошенным гостям, отнесется священник и вся паства. Выходящий народ таращился на незнакомых мужиков и смотрины продолжались до появления на ступенях высокого крепкого мужика лет пятидесяти. Его борода была длинной и седой, брови насупленные, но глаза добрые.

– Я здешний воевода Александр Васильевич. О вас мне уже донесли. Идемте со мной, – Александр Васильевич подвел гостей к одноэтажному терему, открыл дверь и пропустил гостей вперед.

В сенях стояли молодые ребята одного роста и примерно одного возраста. В избе, где кроме стола и скамеек ничего не было, гостей усадили с одной стороны, с другой напротив сел воевода. В избу вошли еще несколько человек чем-то похожие друг на друга и сели по обе руки от воеводы.

– Знаю, пришли из города. Ты, – сказал воевода, указав на Фому, – купеческие человек, в Углич пришел недавно, второе хозяйство завел, в жены взял Лукерью, дочь Домиана. Правильно?

– Все верно, Александр Васильевич.

– Ты из самой Москвы, – указал воевода на Матвея, – про тебя ничего не известно. Про отца твоего слышал. Его зовут Еремей?

– Верно, Александр Васильевич.

– Железный мужик. Жив ли?

– Жив, ноги подвели, ходить трудно.

– Жаль Еремея! А чего сюда пожаловали, чего ищите здесь?

Матвей поведал про тайное письмо шведа Лунгрена, про описание пути к острову, про золото, которое хранится в избытке.

– Как по болоту дорогу нашли? – спросил боярин, сидящий по правую руку.

Фома поведал про волчицу и получил неожиданную отгадку поведения зверя.

– Похоже на наших волков. Избаловал их народ. Особенно зимой полный прокорм и дают.

Другой боярин с левой стороны добавил:

– Собак не держим. Лай раздается далеко. А волки добрые, своих и чужих различают. Петухов тоже не держим. Для порядка есть парочка, но они безголосые. Придет пора издохнут, где таких же возьмем, ума не приложу.

– Потому и колокольни у церкви нет и колокола тоже? – задал вопрос Фома.

– Верно подметил, – сказал воевода.

Стали подавать еду. Тарели и чугунки ставили сразу на доски стола, так в старину было заведено. А тут еще может испытывали трудности со скатертями. В боярских домах вошли в моду расписные с цветами, ягодами. Дымилась каша, излучающая необыкновенный аромат, лежали куски мяса, нарезанный гороховый кисель, пареная репа.

Фома и Матвей, посмотрев на еду, вспомнили о своих людях, оставленных на берегу.

– У нас там трое остались, начнут беспокоиться, еще людей назовут.

– Анисим, Серафим и Порфирий? Эти трое? – спросил воевода.

У гостей отвисла челюсть и оба, не сговариваясь дружно закивали головами.

– Не бойтесь, они живы-здоровы. Их отвели в сторожку там же на берегу. Накормили и уложили спать.

Знания сидевших за столом островитян о жизни на Руси удивила не меньше, чем появление волчицы, в частности о нашествии хана Газы Гирея, про убийство царевича Дмитрия, про участие Бориса Годунова в дознании. Именно по Годунову они задали больше всего вопросов. Фома лишь уточнил, что сестра Бориса Ирина за мужем за царем Федором Иоанновичем. А жена Годунова, дочь блаженной памяти Григория Лукьяновича, то есть Малюты Скуратова.

По кругу пошла братина с медовухой, и каждый питок произносил что-либо по случаю появления нежданных гостей.

– Пусть наше знакомство не принесет никому зла! – сказал воевода.

Матвей заявил:

– В наших головах и сердцах одно пожелание, чтобы враг никогда не пришел на ваш остров.

Присутствующие ели с удовольствием, разговоры вели откровенно без подвохов и намеков.

– Поди не дождетесь, когда отправлю вас домой? Сразу скажу, что вы для меня здесь обуза. Что интересно и так скажу, но сперва дайте честное слово, что никому про нас болтать не станете. Клятвы и побожения ваши мне без надобности. Коли вы люди нечестные, так через любую договоренность обет нарушите.

– Даю честное слово, – сказал Матвей, – никому и никогда не буду сказывать про свое пребывание на острове…

– Княжич, – подсказал один из бояр, – на острове Княжич.

– В народе это место зовут «Манушкина Избушка», – встрял Фома.

– И так тоже называют. Потому, как манит, к себе заманивает и звучит, как предупреждение, – заключил воевода.

После Матвея свое честное слово сказал Фома и разговор продолжился.

– Домой отправлю завтра по утру. Ваши помощники еще в сторожке спать будут. Разбудите и что-нибудь объясните про свое плутание по лесу.

– Александр Васильевич, коли мой интерес ни к месту, сразу признаю свою виноватость и забираю свои слова назад.

– Поди интересует с чего тут все началось? И какой уклад жизни? – перебил воевода.

Матвей виновато кивнул, подтвердив свой интерес. Похоже Александр Васильевич первый раз в жизни стал воспроизводить весь порядок событий, о чем-то задумывался, получал от своих подсказки.

Великий князь Москвы Иван III заступил на престол по завещанию своего отца Василия Темного. По глазам вижу, из летописей знаете про его ослепление. Сыновей у Темного было пятеро. Ивана я уже назвал. Еще Юрий, Андрей Большой, Борис, Андрей Малый. Углицким князем стал Андрей Большой. По душе сердобольный и богобоязненный, по уму высокий. Он каменное строительство развернул, книги начал множить, жалел сирот, щадил простых людей. Как раз тут Новгороду свободы не хватило, качнулся он к Литве, да к Польше. А коли так, туда свою веру латинскую стали продвигать. С Новгородом разобрались, а с уделами внутри страны Иван III стал поступать жестко. Замахнулся он и на брата своего Андрея Большого. Наш князь высказал свое негодование, тогда все прошло и утихло. Но через десять лет, на дворе был 1491 год, призвал Иван III брата своего и всю его семью в Москву, вроде как держать совет. Андрей Большой почуял неладное и предупредил своего друга, моего деда. Дед собрал скарб, что мог унести, погрузил семью и друзей позвал с собой. Двинули они в лес. Как нашли тропу в болотах, как вышли на остров, одному Богу известно. Но не напрасно побросали свои дома. После того, как князя Андрея и всех его сыновей заковали в железо, пошли в Угличе дознания. Без всякого приговора рубили головы, резали языки, ссылали. Иногда люди просто исчезали без следа. Место, куда вышел дед, уже тогда называли «Манушкина Избушка».

Начали обживаться, первым возвели храм, потом дозорный терем. По первости в нем все и ютились. Зато другие дома ставили без спешки, понимали, что на века. Верховодил дед, потом его старший сын, а теперь вот я при власти. Устав у нас один, но вам он не нужен, у вас там свои законы.

– Народ жизнью доволен? Как пропитание себе добывает? – спросил Фома.

– У каждой семьи свой надел. Добровольно, сколько посчитает нужным приносит в общий амбар. Случись чего, он оттуда возьмет сколько потребно. По уставу разрешено иметь лошадей, коз, кур, уток, поросят.

– Топоры, пилы, лопаты нынче дороги, – продолжал одолевать вопросами Матвей.

– На то деньги зарабатываем. Обрабатываем шкуры зайца, лисы, соболя. Специально обученные ребята, у нас их трое, один из них завтра до земли вас проводит, набивают мешки товаром и несут на рынок в город или на вымол. Получают деньги и исполняют заказы. Не токмо топоры, пилы лопаты, еще покупают обушку, материю, бумагу, чернила. Может какая особенная потребность возникнет, так и ее исполнят.

– Зимой не мерзнете? – не унимался Фома.

– У каждого в дому печь. Делаем кирпич без обжига. На острове есть и песок, и глина.

– А соль? – похоже Фома уже начал раздражать присутствующих.

– Вырыли глубокую яму деды наши. До сих пор жижу черпаем, выпариваем ее, соль темная, но не ядовитая.

Фома хотел еще о чем-то спросить, но Александр Васильевич приказал всем расходиться. Гостей отвели в теремной флигель.

Только забрезжил рассвет, в дверь постучали. Молодой парень показал место для умывания, выдал два полотенца и сопроводил в избу, где давеча трапезничали. За столом сидел воевода и выжидательно смотрел на гостей. Те пожелали здравия и опустились на лавки. На столе пироги, творог и квас. Во время еды в избу вошел еще один парень рослый и крепкий.

– Зовут вашего провожатого Никита. Желаю вам добра и коли что важное и срочное, на шест у вымола Фомы повесьте тряпицу, – воевода попрощался и вышел из избы.

Дорога в обратную сторону показалась намного короче. Правда ноги порой уходили в воду по самые колени. Когда шли за волчицей, так вода до щиколоток не доходила. Однако на берег вышли в том месте, откуда заходили с волчицей. Никита уверенно шел по лесной тропинке, когда остановился, то сообщил, что за поворотом они увидят сторожку, в ней спят их люди. Никита попрощался и пошел восвояси.

Анисим, Порфирий и Серафим спали молодецким сном. Кто из них храпел сильнее остальных, угадать оказалось сложно. Они будто переговаривались. Фома приступи к побудке, но растолкать удалось только Серафима. Тот непонимающе обвел глазами потолок сторожки, перевернулся на другой бок и тут же захрапел.

– Чем они их опили? – возмутился Фома, – прикажешь ждать, когда они очнутся?

– Может попробуем облить их водой? Слышал такое помогает.

Матвей взял крынку и зачерпнул из кадки воды. Сперва опорожнил сосуд на Анисима. Тот облизнул свои губы и зачмокал ими будто младенец в ожидании титьки. Вторая крынка заставила Анисима открыть глаза. Он поморгал ими и резко сел на лежаке.

– Мы уж думали, вам хана!

– Как вы тут оказались? – спросил Фома.

– К нам подошел дедушка, такой маленький, тихий, беззащитный. Предложил нам еды и отдых в домике. Мы не сговариваясь пошли за ним след в след. Поели каши, попили воды и нас сморило.

– Буди остальных! – приказал Фома.

Анисим тряс за плечи своих подельников, а Матвей поливал их водой. Ребята пришли в себя, но каждый никак не мог понять, где он находится.

По пути назад Серафим осмелел и поинтересовался, куда пропали хозяева.

– Заплутали немного. Но к вечеру вернулись на старое место, а потом нашли сторожку.

– Нашли путь на остров? – не унимался Серафим, – вроде вас волчица повела.

– Только мы шагнули в заросли, как она сразу исчезла, будто оборотень какой!

– Дедушка тоже нам чем-то ту волчицу напомнил, – влез в разговор Порфирий, – слыхивал, что оборотни даже в птицу рядиться могут.

– По любому, надо от этих мест держаться по далее. Мне во сне старухи привиделись. Будто ходят вокруг меня и песни поют.

– Точно, колдовство какое-то, – согласился со всеми Порфирий.

– Живы и, слава Богу! – заключил Фома.

Домашние в Угличе уже били тревогу. Из Рогозова прискакал Домиан. Лукерья стояла перед иконой на коленях и молилась. Дворовые ходили на цыпочках, будто кто-то уже помер. Лукерья, завершив общение с Богом, подошла к батюшке и запричитала:

– Говорила ему, не вяжись с Московскими, одна беда от них! Они все крученые и хитроумные, так нет, как увидел Фома Матвея, забегал, засуетился, будто сам государь в гости пожаловал.

– Будет тебе, Лушка, напраслину возводить! Матвей парень серьезный, в дела государевы посвящен. Время то сейчас какое сложное, обязательно надо в столице знатцев иметь.

Как только Фома объявился на пороге, Лукерья бросилась к нему и стала трогать его лицо своими руками. Видать, не верила в счастье, думала видение какое. Потом начала искать ранения, осматривать одежду, засовывать пальцы в рваные места кафтана.

При первой возможности Фома спросил у Матвея про то, намерен ли он московским начальникам докладывать о Княжиче?

– Зря спрашиваешь! Могу на тебя обидеться! Я ведь слово дал!

– Может тогда и про камень умолчишь? Мы же его нашли случайно. Кабы не мой помощник, так и вернулись бы ни с чем.

– Кабы не твоя медовуха, сидел бы я уже дома или в Приказе. Конечно, и про камень ничего и никому не скажу.

– Ты настоящий друг, – сказал Фома.

– Ты тоже, – вторил ему Матвей.

Москва жила своей жизнью. Казалось, про Матвея все забыли, по крайней мере о нем никто не вспомнил за последние несколько месяцев отсутствия. Газы Гирей подступил к Москве и был нещадно бит, усыпил бдительность двора и вторично сходил на Русь с захватом полона и добра. Меры дознания по убийству царевича Дмитрия переместились в Москву.

Единственно, кто был рад возвращению Матвея, так это его тесть. Степан Владимирович обнял зятя и поинтересовался поисками камня. Про семью не задал ни одного вопроса. Матвей догадался, что батюшка нашел возможность и известил о благополучном устройстве в Чернопенье. Про камень Матвей соврал, чем успокоил тестя, и тот к этой теме более не возвращался. По службе скопилось много бумаг, которые требовали прочтения и ответа. Но у Матвея из головы не выходил остров Княжич и его люди. По сути он и его друг Фома – обладатели великой тайны про устройство благополучной жизни вдали от людей.

Вечером по обыкновению в гости зашел Степан Владимирович. Видимо хотелось откровенной беседы про дела, более подробных новостей про жену и дочь. Так думал Матвей, но он ошибся.

Тесть принес штоф крепкого напитка и намекнул, что разговор будет серьезный, не для посторонних ушей.

– Государь Федор Иоаннович совсем отошел от дел и стал еще более плох здоровьем. Он и до того не сильно радел за дела, а теперь и подавно.

– Не секрет, что за спиной государя всегда маячит тень Годунова. Помнишь тот случай, при венчании Федора Иоанновича на царство? Не выдержал государь долгой службы, чуть в падучей не свалился, ослабевшей рукой символ власти передал Годунову. Мне один раз про этот случай рассказали, и я до сих пор его помню.

– Ты никогда не задумывался, как простой боярин оказался рядом с будущим царем?

– Все просто. Его родная сестра Ирина уже была венчана на Федоре, была его законной женой.

– А как она стала женой? – не унимался тесть.

– Не знаю, для меня и того объяснения в достатке.

– Ирина красивая, образованная девушка справедливо могла надеяться на партию с молодцом во всех отношениях. Федор с детства болезненный. Кроме молитвы, других интересов в жизни не испытывал.

– Получается ее насильно в жены отдали?

– Брат и сестра Годуновы, Ирина и Борис, рано осиротели, заботу о них проявил дядя Дмитрий Иванович, приближенный к царю Ивану IV. Именно ему племянники обязаны волепозволением жить в Кремле за государев счет. Борис сообразительностью сильно отличался от боярских отроков. В восемнадцать лет получил должность постельничего взамен предыдущего, казненного за провинность. Борис быстро освоился и ему понравилось быть у царских ножек. Свел дружбу с наследником трона Иоанном Иоанновичем и познакомил его с Елизаветой Сабуровой. Девушка была достойной претенденткой на трон царицы. Оценил это и сам государь, но девка оказалась строптивой и царя к себе не допустила. Жестоко поплатилась за это, ее насильно постригли в монахини. Борис считал себя ответственным за судьбу Сабуровой, хотел, как лучше, а в итоге сломал ей судьбу. Своим негодованием поделился с лучшим другом, таким же боярином. Грозный прознал, и Борис из постельничий оказался в пыточной.

– Ирина вступилась и пообещала Федору выйти за него, ежели тот спасет брата?

– Не т рудно догадаться! Наш разговор о неприятии боярами Годунова, как родственника царя и претендента на престол. По сути наследников по линии Рюриковичей не осталось.

– Твоя сторона какая, Степан Владимирович?

– Понимаю и тех, и других. Бояре считают Годунова выскочкой, без рода, без племени. Годунов хочет увековечить себя правителем добрым и великим. Но ежели о деле, то я на стороне Годунова. Благодаря его стараниям развернули на Руси градостроительство, подготовку собственных мастеров, в Кремле водопровод построили. Годунов понимает значение деятельности Посольского приказа, повысил ставки, добавил высоких должностей, особо проявившимся дарует дворянские звания. Школе при Приказе дает деньги, обучение толмачей наладил.

– Делаем, что должно и будет, что будет. Плетью обуха не перешибешь!

– Поделился с тобой и легче на душе стало. Ну, что там у наших? Как батюшка себя чувствует?

– И супруга ваша, и жена моя в полной заботе о них со стороны ближних. Живут в полном спокойствии, войны и замятни туда не доходят. Только Дарье дорога назад пока не потребна. В ее положении лучше не рисковать, пусть уж в Чернопенье рожает.

– Мне тоже спокойней, ежели они живут у твоего батюшки. Мы тут как-нибудь сами управимся.

– Все-таки в Приказе чей верх будет?

– Кто кого пересилит. Ты сам прежде, чем волю кого-то исполнять, подходи ко мне, посоветуемся, подумаем.

– Кто мне, кроме вас, может поручение дать?

– В том то и дело в моду вошло, кто во что горазд. Порой такая сумятица творится, диву даешься.

– Дело к зиме, жизнь как правило замирает, послов меньше, и мы особо никуда не стремимся.