Читать книгу Камень власти - Елена Серебрякова - Страница 6

Вернулись в Москву все вместе. Пленника доставили в острог, и Матвей помчался в Приказ. После доклада дьяк принял решение, что будет лично вести допросы задержанного. Через три дня вызвал к себе Матвея.

– Когда Дарье рожать? – спросил, не глядя в глаза.

– По всему в декабре положено.

– Бери ее и вези в Чернопенье. Похоже в Москве скоро станет жарко.

– Как же служба, чай у нас не частная лавочка?

– Оставь перевод того письма шведа Амадея Лунгрена. Начальным доложу будто послал тебя искать камень с отпечатком куриной лапы. Ты уж не подведи, загляни в Углич.

– Неужели затевается большая бойня?

– Не задавай вопросов, делай, что говорю!

– При таком раскладе нам бы с Дарьей вашу жену, ее матушку, с собой взять. Пускай там поживут. Батюшка будет рад и нам тут спокойнее.

– Все имеет свойство повторяться. Помнится, подобное уже случалось. Вечером загляну к вам домой и сообщу. Ты сегодня подбери купеческий обоз хотя бы до Ярославля. Купцов много передвигается в ту сторону. Охрану дать не могу. Сразу сообразят о какой куриной лапе идет речь.

Приезд младшего боярина с женой и тещей всполошил Чернопенье. Забегали люди, захлопали двери, закудахтали куры. Еремея внесли в гостевую на стульчике. Барбара распорядилась накрывать на стол. Жизнь закипела.

– Кабы не ноги, бегал бы от радости, хвост задрав. А так сижу как истукан из языческих времен. Вы уж простите старика.

– Будет, батюшка, в твои годы ты совсем молодец. Учил меня, что главное в жизни – голова, а головы у нас с тобой на плечах, да еще в полном порядке.

Выдумывать ничего не пришлось. Молодым отвели ту же светелку, в которой рос Матвей. А мать Дарьи, Прасковью Филипповну, поселили в комнате Александра. Тут же зашел разговор о нем, но Еремей и Барбара в один голос перенесли на «после, после».

Когда отец с сыном остались вдвоем, Еремей спросил про реальные причины их появления в Чернопенье. Матвей подробно рассказал о Джамиле Каргане, о полученных от него сведениях, об опасениях Румянцева в связи с решением дать основную битву возле стен Москвы.

– Степан Владимирович сказывал будто к отражению татарского нашествия в 1572 году ты приложил свои усилия, даже велел у тебя спросить о том.

Еремей поведал про крымский поход в команде семи своих молодцов. В повествовании отвел каждому свое место и помянул добрыми словами.

– Виноватым до сих пор себя ощущаю и не могу простить ту сложившуюся безысходность. Видать каждая победа имеет свою цену.

– Такова наша доля. Вон на Русь со всех сторон прут. Не дает им покоя наша сторонушка. Мы как бы между двумя мирами: Западом и Востоком, между молотом и наковальней. Но уверен, с Божьей помощью одолеем и тех, и других.

– По душе мне твой расклад. Не зря Людмила Матвеевна жизнь свою отдала. Дед Брюханов тоже свой камушек в тебя заложил.

– Что сталось с Александром? Показалось, будто вы с Барбарой осведомлены. Говорить о нем при всех не желаете.

– Упустил я Александра, когда тот еще в мальцах бегал. Барбара тоже помогла своей придумкой будто дед Александра польский дворянин. Все вместе сложилось в его бегство. Ладно бы из Чернопенья, так он из страны убег. Пошел искать свои дворянские корни. Не забыл при этом выгрести все маманины накопления.

– Получается, обокрал мать свою?

– Взял все до последней крупинки золота.

– Дошел до Польши ли? Может сгинул где, к ватаге какой прибился?

– Посыльный был у Барбары, записку принес на польском. Я то не знал, а то курьера наизнанку вывернул бы. Мне после о том Фотий сказал, потом Барбаре дознание учинил. Ей-то радостно, что сын жив, а что сотворить может, она о том не думает.

– Что в той записке значилось?

– Она не показала, а я не стал настаивать.

– Долго с тобой пребывать не смогу, дело мне поручил Румянцев, по-другому не вышло бы жену и тещу сопроводить. Еду в Углич, а домашних на тебя оставляю, не взыщи!

– Бог с тобой, Матвей, мне их житие тут в радость. О том даже не беспокойся. Когда назад тебя ждать?

– Все от Москвы зависит. Ты шли в Кострому на вымол за новостями людей. Поди уж скоро начнется.

Многотысячную армию крымского хана Газы Гирея первыми увидели головы окраинных земель Руси. Отправили в Москву курьеров. 2 июля крымчаки переправились через Оку между Серпуховым и Каширой. Двинулись на Москву. 4 июля Газы Гирей поставил свой шатер в селе Котлы и в этот же день двинул силы на Москву. Русское войско под командованием боярина князя Мстиславского Федора Ивановича и конюшенного боярина Годунова Бориса Федоровича сосредоточили у границ города. Соорудили полевые укрепления по принципу «гуляй города». Дворянская конница встала на пути татарского наступления и, раззадорив врага, отступила. Силы татар подставились под ружейно-пушечный обстрел. Бой продолжался с переменным успехом до заката солнца. В ночь на 6 июля наша конница напала на татарский лагерь близ села Коломенское. Газы Гирей понял, что без тайных проходов он проиграл и начал отступать. В районе Серпухова крымчаков настигли русские воины и стали уничтожать, гнали до Тулы. В одном из боев хан Газы Гирей был ранен, два его племянника Сафа Гирей и Бахти Гирей тоже получили ранения. Из них двоих Сафа Гирей вскорости умер. Татары потеряли обоз, все свое имущество и бежали восвояси под постоянным огнем русских воинов. 2 августа Газы Гирей вернулся в Бахчисарай и от его армии осталась всего одна треть.

Победа всегда слепит глаза, что касается ошибок, то многое хочется забыть и, как правило, забывается. Румянцев – человек холодного ума, прекрасно понимал, что победу опять одержали в полном напряжении сил. Взяли не умением, а количеством.

Хан Газы Гирей прислал русскому царю письмо, в котором желал дружить и выражал готовность выйти из-под османской опеки, сдвинуть свои полки до Днепра и развернуть боевой порядок для войны с турками. Похоже хану удалось усыпить бдительность царя и иже с ним всего двора. Вскоре войско под водительством Калги Гирея опять вторглось на территорию Руси и ограбило окраины Тульской и Рязанской земли.

Румянцев читал покаянное письмо Газы Гирея и был уверен, что оно пронизано лицемерием от начала до конца. Но он даже предположить не мог, что уважающий себя правитель способен таким манером обеспечить проход на русские земли, чтобы возместить ущерб от провалившейся кампании.

Фома был далек от событий, происходивших дальше границ своих владений. Ему доставало проблем внутри своей вотчины. Наладить выделку кожи по новому предписанию, заказать ладью собственной конструкции, проявить заботу о жене своей Лукерье, которая должна родить к концу года. Появление Матвея вызвало в нем бурную и искреннюю радость. Он уже и думать забыл про их проделки с немцем. Выходит, дружба продолжается и новые интересные дела не за горами. Со времени их последней встречи Фома сумел поставить большой дом с окнами на Волгу, жениться на Лукерье и перевезти ее из Рогозово в Углич.

Матвей удивился сам и удивил Фому сообщением о своей женитьбе. По сути в один и тот же день. Не сговариваясь, парни шли параллельным путем, будто копировали друг друга.

Когда дошло до дела, Фома разочарованно хмыкнул, дескать, что тут интересного отыскать камень с отметиной. Тем более прописано, где он лежит. В лес пошли на другой день с самого утра, с собой взяли одного проводника и двух помощников. Мало ли что? Сначала предстояло отыскать часовню Николая Чудотворца, которая в письме Лунгрена обозначалась маленькой церковью Святого Николая. Проводник Анисим указал в сторону Алексеевского монастыря. Дошли и оглядели все в округе, не нашли никакой часовни. Спросили у монаха, тот слышал, но никогда не был в той часовне. Тут спохватился Серафим, помощник. Вспомнил свою бабку и как она водила его на поклон к преподобному Николаю. Церквушка точно была маленькая, вмещала не более четырех человек. Пришлось напрягать Серафима. Он сперва вспомнил, где жила его бабка и привел всех к берегу Волги в район северной стороны. Поспрошали местных жителей и только один указал в сторону громадной березы. Потолкались вокруг этого дерева, и тут закричал другой помощник, Порфирий:

– Да, вон же она, часовня-то!

Действительно, в сотне шагов угадывался силуэт полуразрушенного строения. Куполок упал, а четыре стены вросли в землю. Обошли вокруг этих руин и стали обсуждать следующую указку.

– Так тут лес кругом! От остова ни одной тропинки не идет, – сказал начинающий терять терпение Фома.

– Погодь, боярин, – Анисим приложил ладонь ко лбу, будто сделал козырек и стал рассматривать окружающий лес.

– Сдается мне, что до любого леса тут гораздо меньше одной версты. Только вон в том месте ели и сосны отступают, образуя заводи.

Ничего не оставалось делать, как идти в единственно возможном направлении. Уже никто не верил в существование таинственного камня, и уж тем более в отпечаток куриной лапы. Каждый получил свой диаметр, и хождения напоминали многослойный хоровод. Камень нашел Анисим. Тот почти весь врос в землю, оставив между порослью высоченной травы верхнюю часть… с изображением куриной лапы. На радостях устроили привал, поели, попили. Кабы не забористая медовуха, то все вернулись бы с победой, и Матвей мог бы со спокойной душой возвращаться в Москву. Но взыграла молодецкая кровь и решили проверить следующее расстояние, указанное в письме шведа. Матвей продекларировал:

– Встань спиной к среднему когтю на лапе и иди, куда указывает коготь до глубокого оврага.

В нужную позу встал самый азартный Фома. Остальные молча смотрели на него и потом пошли гуськом. Действительно уперлись в глубокий овраг.

– Все верно, Фома, пойдем назад, – предложил Матвей.

– Солнце еще высоко. Что там еще прописано далее?

– Продолжай путь по оврагу, и он упрется в реку, – как по писанному произнес Матвей.

– В какую сторону идти? Овраг он и туда, и сюда скачет?

– Там не сказано.

– Тогда, давай, пойдем в эту сторону. Ежели скоро не выйдем к реке, вернемся домой. А так чего, зря шли что ли?

Фома спустился на дно оврага и выбрал сторону. Народ потянулся за ним след. Через половину версты овраг действительно уперся в ручей. Назвать рекою тот «бурный поток» можно было человеку с большой фантазией.

– Дальше чего там? – повернулся Фома к Матвею.

– Чего уж теперь вертаться, пойдем до конца! – загалдели мужики.

– Дальше опять непонятка, «поверни в сторону и иди по берегу, пока не увидишь болото».

– Мне сегодня везет! – прокричал Фома и добавил, – айда за мной!

Он пошел в левую сторону и привел команду к болоту.

– Тебе, боярин, будто кто ворожит! – сказал Порфирий.

– Подобную отгадку вижу в первый раз, – добавил Анисим и заключил, – обычно лес путает, леший кружит.

Когда все сгрудились перед болотом, казалось, встали на край пропасти. Вода образовывала лужицы, утыканные кочками. Из кочек торчали невиданные доселе травы, кое-где возвышались сухие деревья высотой в два человеческих роста. Дуновения ветра приносили такую вонищу, что у всех начинала кружиться голова и подступала тошнота. Впечатление добавляли мошки и комары. Вечные спутники человека сразу почувствовали добычу и без всякого писка бросились сосать кровь. Все ждали команду Фомы на возврат. Вдруг слева в шагах десяти послышался шорох, из зарослей рогоза показалась волчья морда. Все оторопели, но первым пришел в себя Фома. Он произнес никому непонятные слова:

– Как там мой крестничек поживает? Поди уже в настоящего волка превратился?

Зверюга вылез из зарослей и встал к путникам задом. Потом повернул свою морду как тогда при спасении щенка. Фома повернулся к Матвею и прошептал:

– Волчица зовет меня с собой. Такое уже бывало. Ты остаешься?

– Пойду с тобой. А вот остальных давай оставим. Нече людей губить непонятно для чего.

Все повторилось как много лет назад. Волчица шла впереди, замачивая только коготки, показывая путь почти по сухому. Но в этот раз шла медленно, видимо понимала, что болото для человека – не лесная поляна. Квакали и прыгали лягушки, плавали змеи, перемещалась еще какая-то тварь. Вверх взмывали чибисы и кулики, цапли только поворачивали свои головы и не меняли места стоянки. Шли петляя, порой казалось возвращаются назад. Пузыри, вырывающиеся из-под воды, одаривали такой вонищей, что становилось нечем дышать. Волчица упорно вела за собой, порой останавливалась, оглядывалась и продолжала движение. Ноги уже не держали. Фома стал удивляться Матвею, как этот горожанин еще выдерживает. Страсть, хотелось присесть, а лучше прилечь куда-нибудь, но разум не давал права даже на попытку. Неожиданно волчица сделала прыжок и исчезла в кустарнике. Фома как бы устремился за ней, но вдруг почувствовал под ногами твердую почву.

– Дошли! – вырвалось у него при выдохе, и он взглянул на Матвея.

Тот пытался улыбаться, но тут же схватился за стоявшее рядом сухое дерево и начал оседать. Фома не дал упасть другу, подхватил его под мышки и выволок на землю. По сравнению с болотным чадом на земле пахло земляникой и полевыми цветами. Вдыхаешь такой воздух полной грудью, будто пьешь нектар. Сколько времени друзья пролежали, распластавшись на траве, никто из них сказать не мог. Первым тишину нарушил Матвей:

– Как мы назад пойдем? Думаешь твоя волчица ждет наших сборов в обратный путь?

– Пойду похожу вдоль болота, может объявится. Без нее обратного хода все одно, не существует.

– Даже, если наши сопроводы поднимут тревогу, сюда никто дойти не сподобится.

Фома встал и пошел сначала в одну сторону по края берега, потом в другую. Вернулся и прилег рядом с Матвеем.

– Можешь утопить меня в Волге, но за нами наблюдают.

– Кто тут может быть? Может волчица твоя оборотень? Заманила и рада, что едой запаслась.

– За нами наблюдает не оборотень, а человек в лахмотьях. Мелькнул между деревьев и исчез. Потом еще раз и еще.

– Ежели не волчица, то может видение. Дурманом надышались в волю.

– Даже и не знаю. Думаю, по любому надобно идти вглубь и глядеть, что там дальше.

– Может грибы или ягоды. Жрать охото. Мясо добыть теперь нечем.

Шли недолго, увидели родник. Вокруг ключа были искусно выложены камни и стояла глиняная крынка. На сосуде имелся диковинный орнамент, нанесенный яркими красками. Напились водицы и стали рассуждать. Кто мог привести в такой порядок источник с водой? Как смогли крынку сюда донести? Где взяли яркие краски? Как всегда, ожидание гибели или сплошных неудобств сменились надеждой. Уж если не возвращение домой, то хотя бы поесть в волю и почувствовать себя в спокойствии. Фома завертел головой и схватил за рукав Матвея:

– Смотри, смотри, вон там за деревьями.

– Не вижу, но теперь тебе верю. Скорее всего тут живут люди.

Фома развернулся к деревьям и прокричал:

– Выходи, не бойся! Мы без оружия! У нас даже ножа нет!

Но стояла тишина, никто не вышел и не отозвался. Фома и Матвей пошли дальше. Кончился лес и их взгляду открылся частокол из толстенных бревен.

– Фома, вижу ворота, давай постучимся в них.

Стучаться не пришлось, чуть ткнули в ворота рукой, и они сами отворились. Дальше шла накатанная телегой дорога.