Читать книгу Заметки млекопитающего - Эрик Сати - Страница 27

Я не могу пройти мимо восхитительной башни Святого Якова, не подумав о старом эрудите, который в XV веке зарабатывал на жизнь ремеслом писаря-каллиграфа, профессией, кажется, довольно прибыльной. Я имею в виду Никола Фламеля, парижского нотабля, брата и благодетеля приходской церкви Сен-Жак-ла-Бушри (эта церковь, разрушенная во время Революции, располагалась на улице дез Арси и была заложена еще в XII веке – как я сумел заметить, не подавая вида). Да…

В наши дни по соседству с указанной древней обителью Бога (обителью, о которой я только что рассказал) две улицы напоминают о самом Фламеле и о его жене Пернелле: они образованы на месте домов, некогда стоявших по улицам Сэнк-Дьяман и Мариво (согласно плану Тюрго).

Как вы можете предположить, я не знал Никола Фламеля лично, – по многим причинам, – но воспоминания о нем мне всегда были приятны. Его репутация колдуна мне, так сказать, симпатична, поскольку она щекочет мое любопытство и даже возбуждает его (в рамках благопристойности, разумеется). Да.

Я не знаю, какие произведения он переписывал. Я знаю, что он пользовался уважением и был известен своей активной, весьма значительной благотворительностью, его щедрость позволяет предположить, что он владел крупным состоянием, хотя легенда связывает это с умением изготавливать золото – в слитках или в каком-то ином (на его усмотрение) виде.

Согласно тому, что Дюлор рассказывает в своей «Истории Парижа», Никола Фламель любил сочинять тексты для надписей, которые сам вырезал на городских стенах. Он выбивал их повсюду, и ими заполнено то, что осталось от его дома (1407 года) на улице Монморанси, рядом с улицей Сен-Мартен. Да.

Можете убедиться в этом сами.

Как поэт Фламель не очень известен. Однако Дюлор в своей «Истории Парижа» цитирует две следующие строчки:

Вторая строчка примечательна своей чрезмерной длиной. Во всяком случае, это одна из самых длинных поэтических строк, которые существуют. Вне всякого сомнения, стихи колдуна или каллиграфа. Я рад, что она мне известна.

Дюлор добавляет, что над ней был выгравирован скелет: тут уж не до веселья – не правда ли?